Она медленно провела ладонью по холсту – и тут же отдернула руку, а потом с испугом взглянула на Матвея. Он сидел, опустив голову и, услышав ее тихое восклицание, словно еще больше сжался и только спросил:

– Ну и? Что там увидела?

Юля не сразу нашла в себе силы ответить, но бабушка Зина учила ее говорить прямо и ничего не скрывать. Она постаралась, чтобы голос не дрожал.

– Ты боялся мне показать их вовсе не потому, что стеснялся своего мастерства. Ты боялся не меня – эксперта-искусствоведа. А моего дара… боялся, что я увижу в этих картинах то, чего видеть я не должна…

– И что ты увидела? – повторил Матвей, на этот раз он поднял голову, и в его взгляде отчетливо читалось отчаяние.

– Что в твоей жизни были не лучшие воспоминания. Что она не была похожей на праздник. Но ничего, хороший мой, не бойся, мы со всем справимся, правда? Ты мне веришь? Все будет прекрасно, не нужно ничего опасаться! У нас все будет отлично! – Юля крепко прижала его голову к груди, поцеловала в лоб, он закрыл глаза, кивнул, и так они еще долго-долго сидели, обнявшись. Словно она пыталась защитить его от всего мира.

Юля радовалась, что Матвей не умел чувствовать руками, читать мысли, видеть насквозь, иначе ей никогда бы не удалось скрыть ужас, что охватил ее, когда она увидела эти работы. В них сквозила такая глубокая безысходность, тревога, мучительная боль и даже агония, что в сравнении с ними пропитанные одиночеством картины Раисы Белогородовой казались воплощением кричащей радости и совершенного счастья.

Мысль о том, что человек, которого она любит, испытывает страдания, которые почему-то держит в тайне, не давала ей покоя. Собственное бессилие и неспособность помочь тому, ради чьего благополучия она легко бы отдала все на свете, сводили девушку с ума, омрачая счастье их безоблачного совместного существования. Что же с ним происходит? О чем и почему он молчит? Каждую минуту изо дня в день Юля снова и снова задавала себе эти вопросы и не находила ответа.

Через два дня она приехала в офис компании «Тензико», сообщила секретарю, что у нее назначена встреча с Германом Шульцем, после чего девушку проводили в его кабинет.

Юля вошла в просторное помещение с дорогой антикварной мебелью и застыла на пороге: ничего себе! Сколько же это может стоить! Против воли ее рука коснулась старинного кожаного кресла у входа, потом она бегло осмотрела инкрустированный фарфором позолоченный подсвечник, девятнадцатого века. Изумительная вещь, Матвей не зря говорил, что у его начальника отличный вкус! Однако, можно бесконечно наслаждаться изучением антиквариата: но кабинет пуст. Юля растеряно огляделась. Зачем ее проводили сюда, если никого нет? Прошло еще несколько минут ожидания, она чувствовала себя все более неудобно. Неужели, это какая-то злая шутка?

– Юля, это вы? – услышала она вдруг голос Германа, – Вы проходите! Дверь похожа на шкаф.

И только сейчас Юля заметила, что то, что она приняла за шкаф у стены, действительно, является замаскированной дверью. Она осторожно потянула ее на себя, вошла, словно в волшебную Нарнию и увидела то, чего никак не ожидала: за неприметной дверцей скрывался просторный зал, светлый, с панорамными окнами, тут удобно выставлять и оценивать предметы искусства, освещение идеальное… Но она смотрела на стоявший посреди зала массажный стол, на котором лежал Герман, прикрытый полотенцем, а по его спине ползала на коленях миниатюрная девушка-тайка, с убранными в пучок черными волосами, одетая в льняной зеленоватый костюм, из тех, что носят медицинские работники.

Юля застыла на пороге, она испытывала неловкость, смущение, и даже возмущение: он, что издевается над ней?! Почему она должна видеть подобное?!

Герман повернул к ней голову и приподнял брови.

– Здравствуйте, Юленька, – он слегка улыбнулся. – Проходите. Что вы стоите на пороге? Вас что-то смущает?

– Вообще-то, да, – неохотно признала Юля, ее пальцы теребили ремешок сумки. В такие моменты уж лучше говорить правду.

– Почему? Это моя компания, мой офис, и я занимаюсь тут, чем хочу. К тому же, свободного времени у меня не так много…

Девушка тем временем потянула на себя его руку, одну, потом другую, подняла так, что Юле было странно, что не хрустнули суставы, потом спрыгнула на пол, слегка хлопнула его по боку, и он ловко перевернулся на спину. Лицо у нее было строгим, почти суровым, каждое движение – быстрым и четким, она напоминала Брюса Ли в женском обличии, а еще немного ловкую акробатку из бродячего цирка, и своими сильными тонкими руками, и гибким телом и уверенностью, точностью жестов, ловкостью.

– Должен заметить, эффект у массажа замечательный, как будто рождаешься заново, хотя, иногда бывает немного больно, – он поморщился, когда девушка слишком резко дернула его за руку, – на следующий день болит все тело, зато чувствуешь такую легкость! Ведь можно и потерпеть, когда есть ради чего, как вы считаете?

– Я не знаю, что сказать…

– От чего же? Вам никогда не делали больно?

– Наверное, всем когда-то делали больно, – нехотя признала Юля.

Массажистка тем временем быстро окунула руки в масло, встряхнула и принялась с сосредоточенным видом водить ладонями по его груди. Юля почувствовала, что краснеет, опять вернулось то непередаваемое замешательство, которое она каждый раз испытывала в его обществе. Она обошла массажный стол и уставилась в окно, тяжело облокотившись на подоконник. Почему он все время над ней издевается, то тогда с этими деньгами, теперь вот с массажисткой…

– Куда же вы смотрите? Что там за окном привлекло ваше внимание? – поинтересовался Герман, и в его голосе она явственно услышала насмешку.

Юля обернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам, ей вдруг стало непереносимо жарко.

– А куда я должна смотреть? – еле слышно спросила она. – Если на вас, то я не могу на это смотреть. Простите.

Девушка спустилась чуть ниже, к животу, разминая рельефные мышцы, на миг Юле вспомнилась статуя Давида, возле которой она встретила Сашу Балашова.

– Картины в том углу комнаты, справа от вас, – его губы тронула улыбка, – Вы же на них посмотреть пришли? Странно, если вы их не заметили, они весьма впечатляюще выглядят…

Юля резко повернулась и только теперь увидела три холста внушительных размеров, водруженные на мольберты они стояли у противоположной стены. Не заметить их было, действительно, сложно. Боже, как же неловко вышло, ну почему она такая дура!

– Я заметила… конечно… – растерянно пробормотала Юля и направилась к мольбертам.

Она медленно прошла вдоль полотен, приглядываясь, пытаясь понять, зачем ее сюда вызвали, потом отступив назад, соединила их в своеобразный триптих. Задержала внимание на «Стражнике», по поводу которого и возникли разногласия. Юля приблизилась, осторожно провела рукой по холсту. Точные мазки, стройная композиция, авторский стиль. Мрачный, суровый, немного напоминающий работы Веласкеса, с тяжелыми предметами, прорисованными деталями, кружевным легким фоном. И рамы замечательно подобраны. И все-таки…

– Что скажете? – поинтересовался Герман, девушка уже велела ему сесть, и теперь с некоторым даже отчаянием в движениях выкручивала его плечи.

– То же, что и раньше, – громко ответила Юля, которая, наконец, справилась со смущением: в конце концов, если ему нравится вести себя эксцентрично – это ее не касается. Она пришла сюда как эксперт, чтобы оценить картины и только. – На мой взгляд, картины не представляют большой художественной ценности. Но это – мое частное мнение. Предположу, что вы вряд ли сможете их дорого продать.

Дверь шкафа отворилась, и появилась голова Матвея. Как же она рада его видеть! Он удивленно вскинул брови, увидев тайку, потом перевел взгляд на Юлю, и его глаза раскрылись еще шире.

– Привет! – она улыбнулась. – Ты же знал, что я приду сегодня смотреть картины?

– Да, я просто не ожидал, что тут такой… антураж…

– Ну, мы в общем-то закончили, – заметила Юля. – Антураж и меня впечатлил. Как и вход через шкаф. Я чувствовала себя почти как Алиса в стране чудес, только белого кролика не хватило для полного сходства. Но я уже посмотрела картины и ухожу.