– В двести восьмом. Соседи, – он взглянул на часы. – Мне надо сделать пару срочных звонков. Хочешь, зайду к тебе попозже, поболтаем?

Она согласно кивнула, вспомнив, что он уже говорил это «поболтаем», тогда, у него дома. Это были чудесные мгновения, которые она и не надеялась больше пережить.

– Почему ты мне не звонил? – спросила вдруг она, когда они шли по коридору к своим номерам.

– Я утопил телефон, – спокойно ответил он.

Это прозвучало совершенно правдоподобно, и Юля бы обязательно поверила, если бы не умела безошибочно отличать фальшь. Я могла бы быть отличным помощником для Шерлока Холмса, печально подумала она, войдя в свой номер.

На следующий день Юля была рассеяна и несобрана. Она старалась выполнять свои обязанности, но мысли ее постоянно отвлекались, она чувствовала, что витает в облаках – она ждала вечера.

Вечером Матвей встретил ее на Тауэр-бридж. Он был в светлом плаще, с длинным зонтом-тростью, в шарфе «Burberry» и в его облике было столько невыразимой элегантности, что Юля снова почувствовала себя деревенской девчонкой. А ведь она надела лучшее платье, и любимый пиджак, она так старалась выглядеть безупречно! Однако она придала себе уверенный вид и радостно улыбнулась.

– Пошли смотреть воронов? – сказал он, приветствуя ее, – Лично меня, когда я читал истории про Тауэр, больше всего интересовали вороны. Почему они продолжают там жить, почему не улетают?

– Меня, признаться, больше интересовали истории про разбойников Шервудского леса. Робин Гуд, Малютка Джон, Леди Мэриан… Ворон я всегда не любила.

– Это не вороны, а вороны. Мудрые королевские птицы! Совсем другое дело!

Юле хотелось сказать, что она готова смотреть летающих воронов, ныряющих пингвинов, жующих гиппопотамов, плюющих верблюдов, лающих гиен, спящих лемуров, кого угодно, лишь бы быть рядом с ним. Он понял это по ее глазам, ласково улыбнулся в ответ и поправил ее волосы, которые растрепал сильный порыв ветра. В этой древней твердыне всегда сильный ветер. И всегда мрачно, ведь Тауэр долгие годы был темницей для вольнодумцев и политических заключенных. Выслушав готические истории гида о многочисленных казнях, самоубийствах и четвертованиях, о виселицах и гильотинах, подземных тюрьмах и пытках, они почувствовали облегчение, когда вышли наконец на улицу. Правда тут же полил дождь, Матвей открыл зонт, и Юля спряталась под ним. Они забежали в метро и направились на станцию Вестминстер. Однако вышли почему-то на Оксфорд-стрит и застыли, пораженные сияющей рекламой музыкальных театров: в России еще не было ни моды на мюзиклы, ни таких ослепляющих светоинсталляций.

– Потрясающе, – прошептала Юля, – Чистая романтика! Какой удивительный вечер…

Они забежали в кафе, съели по бутерброду и выпили по чашке английского чая, хотя Юля заметила, что уже гораздо больше, чем пять часов. А ведь традиционный чай положено пить именно в пять часов.

– Время летит, – констатировала она.

– Когда я с тобой, оно пролетает, как одно мгновение, – заметил Матвей.

– Не знаю, понимаешь ли ты или нет… Но мне кажется, будто мы давно знакомы. Будто бы я знала тебя много лет, с самого детства, а может, еще раньше. Не знаю, запомнил ли ты, как часто мы произносили одни и те же вещи, и то, что наши вкусы в принципе похожи…

– Конечно, я это знаю, – подтвердил он.

Но Юле такого подтверждения было мало, сейчас, здесь, немедленно, она хотела понять, чувствует ли он то же, что и она, или же для него это просто ничего не значащие случайные совпадения? Имеет ли смысл надеяться и ждать, или они просто приятели, друзья, коллеги?

– Что ты знаешь? – настойчиво спросила она, испытывающее глядя ему в глаза.

И тогда, спокойно, без запинки и по-деловому, словно отвечая урок школьной учительнице, он почти скороговоркой произнес:

– Что нам не понравилась ваза Белогородовой, но понравилось ее окно, что мы любим одинаковую музыку и одинаковую еду, что озвучиваем одни и те же мысли, что чай, а не кофе, Англия, а не Франция, черно-белое кино, а не цветное, мимозы, а не гиацинты, собаки, а не кошки, Тауэр, а не Букенгем.

От изумления Юля на несколько секунд потеряла дар речи:

– Ты все это помнишь… Боже мой, я думала, ты не замечаешь, думала, только я одна и обращаю внимание… Часто бывает, что происходит нечто важное для тебя, а для другого человека оно не имеет ни малейшего значения!

– Это имеет для меня значение, – он посмотрел ей в глаза, и Юле показалось, что он скажет что-то еще, но он промолчал. Разговор перешел на театр, куда Юле предстояло пойти завтра, у Матвея была встреча с деловыми партнерами. Потом они немного поговорили про Аню и Германа Шульца, Матвей рассказывал о попытках сестры завоевать внимание мужчины ее мечты и о попытках покончить с собой, а потом дождь закончился, и они снова двинулись к Вестминстеру.

Аббатство было закрыто, и они просто походили вокруг, рассуждая о судьбах Соединенного королевства, покорении Шотландии, Ирландии, кельтских и саксонских королях, хотя Юля почти не слушала, что он говорил, а только старалась запомнить звук его голоса, да и какая разница, все это она знала и сама, читала в книгах, в учебниках, в то время как это мгновение их жизни пока не записано нигде…а может, в книге судьбы есть записи о них? О том, что однажды на Вестминстерском мосту встретятся Юля Туманова и Матвей Вишняков?

– Говорят, внутри очень красивые потолки, жаль, мы не увидим, – заметил Матвей, – но мы же работать приехали, а не гулять!

Юля согласно кивнула, ей стало холодно, она дрожала, пиджак был красивым, но слишком легким для такой погоды. Матвей обнял ее за талию, чтобы девушке стало теплее. Они пошли на мост, здесь было ветрено, а внизу бежали темные, быстрые воды Темзы.

– Вода не замерзает, – сказала Юля. – Тут похоже на Крымский мост, такая же река… Не хватает только Ани!

– Зато есть Биг Бен, – едва слышно засмеялся он, и Юля подняла глаза на бледно-желтый циферблат. – Зачем нам Аня, когда есть Биг Бен!

– Он красивый, правда? – спросила она.

– Но Спасская башня лучше?

– Зачем сравнивать несравнимое… Кто лучше Айвазовский или Ренуар? Левитан или Ван Гог? Каждый хорош по-своему.

– А кого любишь ты?

– Я люблю передвижников и фламандцев, – ответила Юля. – Но продаются лучше импрессионисты и современные художники, а потому я люблю их всех, и футуристов, и кубистов, и постмодернистов. Потому что их любят мои клиенты.

– А ты хороший эксперт, – он посмотрел ей в глаза смеющимся взглядом, – Как твоему клиенту – мне нравится такая позиция!

– Клиент всегда прав, – ответила Юля шепотом. Они стояли сейчас совсем близко, и пока не начали бить башенные часы, она успела услышать, как колотится его сердце. Неужели ее присутствие так взволновало его? В это просто невозможно поверить!

Он наклонился еще ближе, словно колебался, поцеловать ее или нет, и Юля не стала отворачиваться, улыбаться или наклонять голову, она ждала, опустив глаза и замерев, пока он решится это сделать. Ведь разве не она только что сказала, что клиент всегда прав? Разве не он только что сказал, что она – хороший эксперт?

Потом часы пробили еще раз, а потом еще раз, а потом снова пошел дождь. Он вернул их к реальности, и они бегом спустились в метро. Матвей взглянул на часы.

– Уж полночь близится, а Германа все нет, – сказал он с некоторым беспокойством.

– И слава богу! – заметила Юля. – Только его здесь не хватало…

– Я имел в виду, что Герман должен прислать календарь встреч на завтра, мы собирались обсудить основные задачи. Наверное, он забыл про меня, – в его голосе прозвучала досада, неуместная, как показалось Юле в этот волшебный вечер, разве можно думать сейчас о каком-то календаре!

– Возможно, пришлет утром, уже поздно. У него вероятно много дел.

– Скорее всего, – задумчиво заметил Матвей.

Они вернулись в гостиницу и как-то незаметно оказались в номере Юли, согрели чайник и переоделись в халаты, чтобы не простудиться после прогулки под лондонским дождем.