– Нет, это и в самом деле было, как вы выразились, глупое везение, – согласилась Чхве. – И это вы сразили волка, но по еще более глупому везению он в смертельной агонии бросился на вас. Вы не посрамили тогда своей славы, Доминго Хьортт. Говоря о том, что вы недооценили Марото, я имела в виду ваши действия в битве у Вербного урочища, когда вы…

– Я знаю, что делал у Вербного урочища, – проворчал Доминго, не желая снова выслушивать ее сухие выводы. – Но от каких демонов это узнали вы? Неужели ваш отъевшийся кавалер все еще поет песни о том единственном случае, когда я двадцать четыре года назад попался в его неловкие руки?

– Нет, – ответила Чхве. – Я читала об этом задолго до того, как покинула Хвабун. Меня всегда интересовала военная история.

– Военная история! – вздохнул Доминго. – Значит, вот чем я стал? И вы говорите, что я… не посрамил своей славы?

Ему потребовалось время, чтобы справиться с раздражением, вызванным напоминанием еще об одной неудаче в борьбе с кобальтовыми, но в конце концов похвала опытного бойца сделала свое дело. Это было странное ощущение, несомненно связанное с бессонницей, помимо всех прочих бед, но Доминго вдруг гордо вскинул голову при мысли, что некий монстр с Непорочных островов знаком с его военной карьерой.

– Думаете, это просто случайность, что императрица Рюки дождалась вашего ухода в отставку и только после этого потребовала возращения Линкенштерна и пограничной стены? – Чхве снова наполнила его чашку, потом свою и, словно опасаясь, что он примет ее за шпиона императрицы, добавила: – Я не считаю это совпадением. Вы лучший из ныне живущих военачальников Багряной империи. И ваша провинция ближе всего к границе Непорочных островов. Любому непорочному, знакомому с военной историей, известно ваше имя.

– Да, мы проиграли лишь ту единственную войну, которая имела какое-то значение, правильно? – сказал он с мрачной усмешкой, впервые за долгое время не кривя душой.

По крайней мере, за то время, когда бодрствовал.

– Изучить только ходы победителя – это значит освоить только одну цепочку шагов, но, чтобы в совершенстве познать танец войны, нужно проследить за действиями обоих противников, – процитировала Чхве «Железный кулак» лорда Блика, словно знакомство с имперским рыцарским кодексом было самым обычным делом у непорочных.

Впрочем, как знать, возможно, здесь действительно так принято… Сам Доминго из множества азгаротийских книг, багряноимперских каталогов, усбанских свитков и ранипутрийских хроник, собранных в его библиотеке, удосужился прочитать лишь одну непорочновскую рукопись – перевод «Выгодных боевых позиций» Чи Юн Пака, написанных двести лет назад. Оглядываясь назад, можно сказать, что он все-таки узнал кое-что о тактике островитян, учитывая, что они не пропустили главный военный конфликт своего времени.

– Вы можете быть невысокого мнения о Марото, но я хочу сказать, что видела и его победы, и поражения. И хотя вы, возможно, побеждали чаще, он лучше учился на своих неудачах.

Доминго чуть было не отпустил ехидное замечание о том, как хорош был Марото в своих поражениях, но, посмотрев на серьезное лицо Чхве, которую никак нельзя было упрекнуть в неуважительности, сдержался и лишь пробормотал:

– Ладно, так что там насчет Марото?

– Я не рассказала своему генералу, что пыталась связаться с ним при помощи сноходчества, поскольку она и так была обременена заботами, а я даже не знала, смогу ли все сделать правильно. Лучше подождать, когда появятся результаты. Хоть я и уверена, как вы уже слышали, что мне это удалось, но не сохранила в памяти никаких подробностей. Только ощущение того, что я была с ним и мы разговаривали друг с другом… Но что именно мы делали и о чем говорили, я не помню. Поэтому я продолжаю попытки, ведь любое умение достигается упражнениями.

– И некоторые виды упражнений приносят больше пользы, чем остальные, – заметил Доминго.

Этот рассказ о ночных свиданиях напомнил полковнику, что в его собственных снах Консилия никогда не расставалась с ним, они по-прежнему были мужем и женой, и каждый раз, когда он просыпался, утро казалось таким светлым и радостным… пока Доминго не вспоминал, что она давно ушла и он остался один. Способна ли Чхве на самом деле провести колдовской ритуал астральной проекции или просто придумала хитрый способ оправдать свои сладостные мечтания? Как бы то ни было, ее нельзя обвинить в том, что она уделяет этому все свободное время.

– Я все еще не понимаю, чего вы рассчитываете добиться от моей вахты… Предположим даже, что вы говорите во сне, но это еще не доказательство.

– Это может быть доказательством, если я запомню, о чем говорила, – сказала Чхве. – У меня такое ощущение, что в сноходчестве я становлюсь умнее и больше понимаю, чем в обычных снах. Если я снова найду путь к Марото, то задам ему вопросы, на которые может ответить только он, и если я как следует сосредоточусь, то сумею повторить его слова достаточно громко, чтобы их было слышно.

– Все это напоминает ярмарочные фокусы, – проворчал Доминго. – Или еще хуже – приемчики шарлатанов, якобы умеющих говорить с умершими, а на самом деле вытягивающих у убитых горем родственников все деньги в обмен на обещание передать весточку с той стороны.

– Мертвые говорить не могут, а вот спящие часто так и делают, – решительно возразила Чхве. – Я пыталась получить нечто большее, чем разделенные с ним приятные сновидения. И теперь, возможно, мы нашли способ. Я хочу рассказать Марото о том, что случилось с генералом и с нашим отрядом, и узнать о его судьбе и местонахождении. Подозреваю, что при каждой встрече мы обменивались новостями, но, проснувшись, все забывали. Возможно, секрет в том, что нужно не тащить их всю дорогу к собственному телу, а произнести как можно громче, пока мы еще пребываем во сне. Может быть, именно поэтому древним оракулам требовался свидетель – чтобы ухватить мудрость, которую сами они не вспомнят, когда выйдут из забытья.

– Я был бы лжецом, если бы не сказал, что это кажется мне чепухой, – признался Доминго и взял с серебряного подноса толстую короткую сигару.

Непорочные проявили удивительную любезность, предоставив полковнику возможность курить после каждого приема пищи. И его ужасно бесило, что они предлагают пленным эндонские сигары, не уступающие по качеству тем, что хранились в его хьюмидоре[3] дома, в Кокспаре.

– Чепухой? – переспросила Чхве, когда Доминго отрезал ножницами кончик сигары и прикурил от свечи.

– Не придавайте значения. – Как только «древесная» сигара ровно затлела, он с удовлетворением пустил струйку дыма над резным подоконником в сторону Отеанского залива. – Вот что я вам скажу, Чхве… Я уважу вашу просьбу и сыграю роль благоговейного писца при вашем ночном оракуле в обмен на одну услугу. Согласны?

– Я не стану соглашаться неизвестно на что, – заявила Чхве. – Услугой можно назвать самые разные вещи, честные и не очень.

– Конечно, конечно, – согласился Доминго. – Но таково мое условие. У вас есть целый день, чтобы его обдумать, поскольку я точно так же думаю о ваших ночных похождениях. Только учтите, что я ужасно упрям. В обмен на услугу, и никак иначе.

– Тогда я согласна, – решилась Чхве с воодушевлением, какого Доминго не видел у нее с самого появления в Отеане. – Это очень важно.

– Видимо, да. – Доминго поставил чашку, беззаботно звякнувшую о блюдце, и коснулся кулаком ожидающего кулака Чхве. – Насчет себя я не сомневаюсь, но что, если вы забудете о своей миссии? Вдруг вы, вместо того чтобы расспросить спящую душу Марото, или как оно там происходит на самом деле, а потом передать его слова мне, станете… Ну хорошо, вдруг повторится то, что случилось нынче ночью?

– Тогда вы просто уйдете. – Чхве посмотрела на синее море за окном, наконец ощутив примерно такое же смущение, которое донимало Доминго с самого начала, так что теперь их роли поменялись. Затем она снова перевела на полковника властный, как всегда, взгляд. – А если моя попытка окажется успешной и я передам сведения – думаю, это не займет целую ночь, – то вы сможете в определенный момент удалиться. Я исполню вашу просьбу и постараюсь вести себя тихо, но, поскольку неизвестно, много ли еще ночей у меня осталось, я намерена получить все возможное удовольствие от каждой.