— Значит, не пойдём, — пожал я плечами.

Услышав это, Лектер приостановился, готовый в любую секунду разразиться обвинительной тирадой, но вместо этого резко развернулся и ушёл из комнаты, хлопнув на прощанье дверью.

«Ну вот, отстоял свою точку зрения, называется», — потирая в замешательстве лоб, подумал я.

Я пришёл к нему, рассержено сидящему в спальне на кровати, сложив руки на груди.

— Ну так… — негромко проговорил я, входя, — …нам не пора уже выходить? ..

— Я никуда не собираюсь, — грубо буркнул он, смотря в противоположную от меня сторону.

— Милый… — жалким голосом начал я.

— Ты испортил мне настроение. Я никуда не хочу идти.

Я с сожалением вздохнул. Потоптавшись у двери, я принял решение всё же подойти к нему, пусть даже в пух и прах разобиженному, и сделать попытку помириться. Хотя бы сделать попытку.

Подойдя к кровати, я сел в метре от него. Он всё ещё отказывался на меня смотреть. Я снова вздохнул, стащил с плеч пиджак и положил его на кровать позади себя, пытаясь продемонстрировать, что сделаю так, как он хочет.

— Прости меня.

Он хмуро уставился в стену.

— Пожалуйста, — добавил я проникновенно.

Ганнибал не ответил, но, судя по его взгляду, немного смягчился.

— Надену, что скажешь, — произнёс я, осторожно пододвигаясь к нему. — Не сердись на меня. Пожалуйста, не сердись.

— Почему тебе было сразу не сказать так? — с упрёком спросил он, позволяя себя обнять.

Я в ответ печально приподнял брови. Он взглянул на мою нерешительность с высоты своей всепрощающей правоты и, слегка прижав меня к себе, уткнулся носом в мои волосы.

— Настроение коту под хвост, — проговорил он.

— Прости, — повторил я, как заевшая пластинка.

— Всё твой дурацкий пиджак…

— Он не дурацкий, — вновь чувствуя раздражение, оспорил я.

Он рассержено посмотрел на меня, готовый снова оттолкнуть.

— Ладно, дурацкий, — недовольно согласился я.

— И ты наденешь серый клетчатый шарф, — сказал он уверенным тоном.

— Нет.

— Да, — многообещающе сообщил Лектер.

— Хорошо, — ещё более недовольно ответил я. — Может быть, мне вообще выбросить все свои вещи и надевать только то, что ты для меня выберешь?

— Отличная идея, — оценил Ганнибал.

— Да что ты! Серьёзно? — усмехнулся я.

— Не начинай, — попросил он.

— Ещё я и начинаю?

— Уилл…

— Может, татуировку на лбу набить «личный раб Ганнибала Лектера»?

— Перестань.

— Перестать что? Думать? Дышать?

— Заткнись, — приказал доктор, пытаясь меня поцеловать.

— Так вот что! Хочешь, чтобы я заткнулся и…

— Заткнись, — повторил он, закидывая ногу мне на колени и обнимая меня руками и ногами.

Это было до омерзения тепло и мило. Я скептически покривил губы. А потом обхватил его рукой и обнял, утыкаясь ему в плечо.

— Это мои друзья, — проговорил он. — Потерпи один раз.

— Ладно, — невесело, но смиренно отозвался я. — Везёт тебе, что у меня нет друзей и я не могу в отместку привести тебя в грязный бар, чтобы нажраться там палёного алкоголя и болеть потом с похмелья, надеясь на скорую смерть.

— Если хочешь, отведи меня потом в грязный бар, — улыбнулся он. — В грязный-прегрязный.

— Я подумаю над этим, — пообещал я.

========== 6. Испания. ==========

Мы — я и Ганнибал — проводили наше короткое лето на вилле в Испании.

Говоря по правде, наш маленький одноэтажный домишко назвать виллой можно было лишь с большой натяжкой, однако вся окружающая обстановка, чудесная природа, напоенная сочным ароматным воздухом, заставляли забыть о скромности нашего жилища и, может быть, даже напротив — позволяли полностью насладиться простой и незамысловатой загородной жизнью.

Наше временное пристанище располагалось недалеко от скалистого берега моря, в редких местах переходящего в покрытые галькой пляжи. Сразу за полосой серо-бурого камня, кое-где стелясь по, казалось бы, безжизненным откосам, поднималась яркая зелень.

Посреди этой зелени, отгороженный от морской дали одной лишь дорогой, и стоял наш домик, белея среди деревьев и вьющихся до самой крыши плющей. К дому вела полустёртая тропинка, выложенная едва выступающим из земли светлым камнем. По обе стороны от неё возвышались высокие стебли растений, усыпанных ярко-малиновыми пышными цветами, которые в изобилии росли здесь повсюду; я видел такие и в небольшом городке, в который вела дорога, проходящая мимо нашего дома.

В тот день над морем витала томная дымка. Жарко светило высокое солнце. Голубое море сияло золотом.

Я сидел за столом на кухне в нашем домике, время от времени через распахнутое огромное окно с тонкими белыми ставнями поглядывая на далёкую линию горизонта, сливающуюся с морской гладью. Казалось бы, место это было раем на земле и в этом раю не было места ни печалям, ни разочарованиям, однако, неизвестно от чего, мне было немного тоскливо, чего я ни в коем случае не хотел демонстрировать своему мужчине, в этот самый миг стоявшему у плиты и увлечённому приготовлением обеда. Я не хотел его огорчать. Но, чтобы хоть как-то дать ему понять, что отличаюсь от остальной кухонной мебели, я задумчиво и отстранённо произнёс:

— Зачем мы живём?..

И я замолчал, погружённый в размышления. Ганнибал, занятый готовкой, тем не менее, отозвался на мои слова.

— Мы — люди? — спросил он.

— Мы, в смысле, ты или я… — уточнил я.

Лектер, спустя немного времени, обернулся на меня, убирая волосы со лба костяшкой пальца. Не знаю, что я хотел услышать и хотел ли вообще, но, когда Ганнибал приостановился в своих делах, вытирая руки, я немного удивился.

Он подошёл к одному из шкафов, открыл дверцу, достал какой-то большой белый бумажный свёрток и, раскрывая его на ходу, подошёл к столу. Он положил его на стол, отгибая слой бумаги и повернул ко мне, слегка встряхнув. На бумажный край высыпались тёмные ягоды, оставляющие красно-лиловые следы. Одну из ягод он взял себе, отправил её в рот, после чего так же молча удалился обратно, возвращаясь к готовке.

Я посмотрел на его спину, потом на ягоды, взял одну из них и, последовав его примеру, тоже съел.

— Что это? — спросил я.

— Помнишь, я готовил пирог на рождество… Ты ещё спрашивал, откуда такой терпкий вкус. Вот от этой ягоды. Попробуй.

— Не очень нравится, — признался я.

— Надо привыкнуть. Съешь ещё немного, тогда поймёшь.

Я пожал плечами и решил последовать его совету. В самом деле, съев несколько, я почувствовал, что хотел бы съесть ещё.

— Сейчас ты скажешь, что мы живём ради простых удовольствий. Типа ягоды, рождества…

— Не-ет, — сказал он.

— А что же тогда? — увлекаясь и продолжая таскать из свёртка ягодки одна за одной, поинтересовался я. — Что ты ответишь?

— Я не отвечу, — улыбнулся он.

Я усмехнулся и закинул в рот целую гость ягод, уже с удовольствием их смакуя. Взяв немного про запас, я поднялся и прошёлся до столика, водрузив на который разделочную доску, Ганнибал что-то старательно измельчал большим ножом.

— Кисло, — сообщил я. — Во рту вяжет.

Ганнибал кивнул, подтверждая, что так оно быть и должно. Он ссыпал измельчённую приправу в сковороду с высокими стенками и принялся помешивать содержимое деревянной лопаткой. Доев прихваченные ягоды, я обтёр руку о висящее рядом полотенце и, обойдя своего повара со спины, мягко его обнял, стараясь не мешать.

— Что будет сегодня на обед? — спросил я, прижимаясь на мгновение губами к его шее. — Это мясо или рыба?

— Пангасиус, — ответил он обстоятельно, переворачивая кусочки в светлом соусе.

— А он мясо? Или рыба? — так и не понял я.

— Ты не чувствуешь запах? — снисходительно улыбнулся Лектер. — Рыба. Пангасиус это рыба.

— Теперь чувствую, — удовлетворённо согласился я.

— Иногда мне кажется, что всё это временно, — произнёс Ганнибал.

Несмотря на теплоту воздуха и даже жар, поднимающийся от плиты, от сказанной фразы ощутимо повеяло неуютным холодом.