Он не остановился и ничего не ответил на мой вопрос. Я поднял взгляд, наблюдая как он уходит к гаражной двери. Через пару шагов он должен был скрыться с моих глаз, и почти уже повернув за угол, он мельком взглянул в мою сторону, конечно, замечая, что я вижу это. Он остановился, как вкопанный, скептически взглянув перед собой и недовольно выдохнув, опустив плечи.

Поколебавшись меньше секунды он шагнул обратно, стуча по асфальту каблуками туфель дошёл до меня.

— Спасибо, — сказал он, забирая у меня стакан с кофе.

Внутри меня пронизывала волна взрывного восторга, но внешне я остался совершенно спокоен.

— Не з…за что, — почти пренебрежительно сказал я, если б только в середине фразы мой голос предательски не дрогнул.

Но доктор не предал этому значения, и, оставив меня, ушёл в гараж. Я поспешил уйти, чтобы не сталкиваться с ним опять, когда он выедет за ворота. Для этого утра столкновений было достаточно.

Я шёл по улице и задумчиво грыз край наверняка грязного и залапанного тысячей рук письма, в который раз прокручивая в голове произошедшее. Пальто Ганнибала, его перчатки, выражение глаз, «спасибо». Я отдавал себе отчёт, что буду весь день теперь вспоминать только одно это. Две минуты, когда он отдал мне письма, а я смог всучить ему кофейный стакан.

«Нет, — подумал я. — Он не простит меня. Где уж!.. Но то, что между нами сейчас было — всё равно донельзя приятно. Пока он такой, у меня есть надежда на подобные приятные мелочи. Жаль только, что когда-нибудь он так или иначе начнёт встречаться с кем-нибудь, забудет про меня и не будет больше так на меня реагировать. А то, глядишь, продаст дом и уедет куда-нибудь с новым… мной».

Я усмехнулся. Бессмысленно говорить, что я люблю его, даже самому себе. Он это знает, я это знаю. Скорее всего, мне хочется в это верить… да это и правда так, я думаю — и он меня любит. Решил, что не станет, но, конечно, любит.

Обидно. Обидно, что он будет заставлять себя не любить, пока и на самом деле не станет плевать. Но так не один он устроен. Так что это, скорее, претензия ко вселенной, а не к Ганнибалу Лектеру.

Я шёл по серой улице, с грязно-облачного неба валил мокрый снег, но пока не падал — был таким пушистым и белым, что при взгляде на него, мне становилось легче. Совсем не было ветра, снег медленно падал на мокрый асфальт и мгновенно же таял, превращаясь в чёрные лужи.

Вытащив из кармана телефон, я нашёл учётную запись Лектера: цифры его номера вновь обрели глубину содержания. Когда-то, быть может, я наберу их, чтобы ему позвонить.

Он будто бы обнулился, как счётчик, стал немного чужим и немного таким же, как я его встретил. Только теперь я знаю, какие сокровища скрываются в Марианских впадинах его океанов. А тогда… какой же я был дурак тогда.

Стыдно вспоминать наше первое свидание. Какие глупости я городил, какую ерунду я думал о нём. Я относился к нему так, словно он — что-то проходящее, даже скучное. Словно такого, как он можно найти на любом углу.

Вот если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что однажды, когда этот парень соблаговолит принять купленный мной стакан кофе, я буду пищать от восторга, как сучка, ощущая себя тотально счастливым и не надеясь получить в ответ даже улыбку… Я бы даже смеяться не стал, подумал бы — чушь какая-то, не может такого быть.

Вздохнув, я поднялся по ступенькам и вошёл на крыльцо, поворачивая и проходя вдоль дверей комнат мотеля, где остановился. Я открыл дверь в свой номер, захлопнув её за собой. Стянув ботинки, куртку, швырнул их на пол и улёгся поверх мятой постели.

Будильник должен был прозвенеть только через полчаса.

========== 16. Собака тоже член семьи. ==========

Изредка, раз-другой в неделю я провожал Ганнибала или помогал ему донести до дома покупки. Он не возражал и не видел в этом ничего особенного.

С момента нашего возвращения прошло уже несколько месяцев, однако до сих пор мне не удавалось соблазнить его встречей за чашкой кофе. Всё же во время наших прогулок мы немного разговаривали. Не совсем о том, о чём я хотел бы, но иногда косвенно затрагивалась и тема наших отношений — от этого было никуда не деться.

Со стороны, думаю, мы выглядели как пара друзей, но в действительности мы не были ни друзьями, ни партнёрами. Не знаю, кем мы на самом деле были. Двумя людьми, которые друг друга знают, и потому идут вместе из магазина. Не «знакомыми», а именно людьми, которые друг друга знают, притом хорошенько и глубоко так знают, но не могут быть ни друзьями, ни любовниками, ни даже родственниками.

Хотя по документам, благодаря моей упёртости, мы как раз всё ещё оставались родственниками.

— Спасибо, что помогаешь, — сказал Лектер куда более доброжелательным тоном, чем я заслуживал.

— Я рад помочь, — заверил я, шагая с ним рядом с пакетом в руке.

— Сейчас глупость скажу, — предупредил он. — Но ты понимаешь, что мы никогда не будем вместе? Просто, чтобы ты знал.

— Знаю, — с улыбкой покивал я. — Я не напрашиваюсь, всего лишь несу твой пакет.

— И ты можешь отдать его мне и уйти, если тебя это оскорбляет, — добавил он.

— Я так и сделаю, если вдруг начнёт оскорблять, — пошутил я.

— Хорошо, — отозвался Ганнибал.

Думаю, ему было неловко говорить такое, но я не винил его за такие слова. Мне было горько это слышать, но я был готов принять его позицию, ничего не требуя взамен. Идти рядом с ним и разговаривать о ничего не значащих глупостях уже само по себе было наградой, и я не роптал на своего бога за скупость подаяния.

— Какие планы на рождество? — спросил я, когда мы остановились на светофоре. — Не хочешь — не рассказывай.

Ганнибал ненадолго задумался. Светофор переключился на зелёный, и мы направили на другую сторону дороги.

— Несколько человек из шахматного клуба собираются поехать покататься на лыжах на рождество, — сказал Лектер.

— Думаешь, тоже поехать? — поинтересовался я.

— Да, думаю поехать, — согласился он. — Ещё не решил. А ты?

— Дома посижу, — без заминки сообщил я. — Наряжу Уинстона в Санту, куплю сосновый венок и бутылку скотча. У нас будет весело. Не то, что какие-то лыжи.

Лектер усмехнулся, потирая кончик носа рукой.

— Если я подарю тебе бутылку скотча, — начал он, — это может сойти за рождественский подарок?

— Неа, — отрицательно повертел я головой. — После рождества. А то вдруг я не доживу.

— Ну-ка ты брось это, — улыбнулся Ганнибал ещё шире. — В смысле, вдруг не доживёшь?

— Ох! Конечно, это шутка, — глядя на него влюблёнными глазами, произнёс я. — У меня в планах помогать тебе с пакетами и в следующем году.

Ганнибал скептически на меня посмотрел и покачал головой.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Мы пришли. Спасибо ещё раз…

— Ещё раз не за что, — передавая ему пакет, отозвался я.

— Передавай привет Уинстону!

Ганнибал приоткрыл калитку.

— Окей. И ты передавай.

— Кому?.. — приостановился Ганнибал, недоумённо на меня взглянув.

— Дивану с телевизором, конечно, — пошутил я.

— Так хочешь я их тебе отдам? — с готовностью проговорил Лектер, хрустнув не чищенным снегом за калиткой. — Давно пора. Или если что-то другое нужно. Я всё жду, когда ты снимешь квартиру, и я бы тогда тебе всё сразу…

— Нет-нет, не нужен мне пока ни диван, ни телевизор, — принялся я неловко отказываться. — Мне некуда их ставить. Кроме шмоток мне ничего не надо, а уже или забрал, или новые купил… Нет, спасибо. Нет.

Лектер помолчал.

— Ты дождёшься, что я начну выбрасывать, — улыбнулся он.

— В гараж свали.

— Он тоже не резиновый.

— Тогда выбрасывай, раз места нет.

— Ты сам отказался жить в доме один.

— Если я не могу жить в нём с тобой, то зачем мне…

— Так, ладно, всё, — прервал он не сердясь, но останавливая меня. — Мне пора ужин готовить. Пока.