Крис, обиженный сам на себя за собственный идиотизм и непомерно длинный язык, пославший любимую родную суку в далёкую даль, отнял у Тома руку повторно, но покорно пошёл рядом, возвращаясь к машине, зло оглядываясь на ставшего ещё более омерзительным альфу.

Роберт, удивляясь странной парочке и ещё больше лисице, которая терпит такого неотёсанного грубого тупицу, каким он посчитал Хэмсворта, молча отряхнул свой костюм, считая, что, пожалуй, больше он с ними связываться не станет. А если и станет, то очень аккуратно, украдкой и только с бедняжкой Томасом.

- Я поведу, – загробным голосом сказал Крис, не позволяя Хиддлстону подойти к водительской двери.

Том, сердито хмыкнув, обошёл автомобиль, садясь впереди на место пассажира. Крис уселся за руль, с негодованием хлопая дверцей.

- От тебя пахнет этим псом, – буркнул Крис.

С трудом сдерживая длинную эмоциональную матерную речь, Хиддлстон открыл дверь и вылез из машины. Спустя несколько секунд он сел на заднее сиденье наискосок от Криса. Так же, как оцелот, с чувством хлопнул дверцей и уставился в окно.

Кот снова не сдержал своего обещания, но на этот раз такая вольность доставила куда больше неприятностей, чем обычно. Том отчётливо ощущал поедающую его изнутри обиду. С одной стороны, он понятия не имел, что именно этот лисий прохвост успел наболтать Крису. Может быть, оно того и стоило, кто знает. Этот обидчивый кошачий олух всё воспринимает слишком близко к сердцу. И не дай бог при нём кому-нибудь придёт в голову оскорбить его сучку – это будет война не на жизнь, а на смерть. Это приятно. Но приятно, когда это в меру. И начинает раздражать, когда переходит границы разумного. Мало ли кто что может ляпнуть. Плюнуть и растереть. А упрямый оцелот везде и всюду ищет справедливости и требует отвечать за свои слова… Так что, с другой стороны, что бы Роберт там не сказал – Крис обещал его не трогать. Ни при каких обстоятельствах. И это была не шутка, когда Том попросил разрешения присутствовать при разговоре. Он не без оснований боялся, что Хэмсворту может захотеться превратить Роберта в кровавый бифштекс.

И мало оцелоту драки – ещё и додумался ругаться с омегой. О том, что Крис отправил его куда подальше, Том беспокоился меньше всего. Ничего страшного он в этом не видел. А вот то, что взбешённый Хэмсворт отказывался его слушать до тех пор, пока Том не перестал его упрашивать и не перешёл к ультиматумам его не очень вдохновляло. Неужели Дауни настолько сильно его бесит, что это не позволяет реагировать на элементарные просьбы успокоиться? Псом от Тома, видите ли, пахнет. Будто от него самого им не пахнет! Этого он почему-то предпочёл не замечать. Блондинка крашеная.

По мере приближения к дому, негодование Тома заметно утихало. В конце концов, он глубоко вздохнул, чувствуя, что готов просто обнять своего оцелота и успокоиться в его объятьях, не выясняя даже причин его недавнего бешенства. Но начинать процесс примирения первым Тому не хотелось. Поэтому он молчал, давая Крису свободу перетерпеть свои психи самостоятельно.

Том прошёл в квартиру, на ходу скидывая обувь и уходя в спальню, где любезно согласившаяся присмотреть за детьми миссис Хиддлстон умилялась с практически полностью переменившихся внучков.

- Утомили тебя? – поинтересовался Том, входя.

- Ой, да что ты такое говоришь, – улыбнулась лисица-старшая, наблюдая за играющим с бахромой на её рукаве выводком.

Детки, после перемены вида значительно вытянувшиеся ростом, всё ещё сохраняли некоторые звериные повадки. А благодаря проведённому времени в образе зверушек, когда время их возраста тикало в разы быстрее, чем у людей, они менялись в детишек чуть старше, чем предполагало бы человеческое развитие, минуя сразу пару-тройку месяцев. Период этот был крайне важным – потому, что такой рост был ещё более стремительным, чем у обыкновенных младенцев.

- Думаю, наши чертята легко могут утомить своей вознёй и капризами самого терпеливого родителя, – пожал плечами Том, садясь у их кроватки напротив матери.

- Я их не так часто вижу, чтобы утомляться, – сказала миссис Хиддлстон, – Я бы с радостью проводила с ними побольше времени. Вырастут ведь, оглянуться не успеешь…

- Да уж… – согласился Том.

Джеймс, усмотрев присутствие Томаса изъявил желание быть взятым на руки, оповещая об этом громким хныканьем. Том, так и не приобретя в своём лексиконе достаточного количества слов для сюсюкания с малышнёй, молча вытащил его из ребячьего гнёздышка и взял на руки, приобнимая. Взрослая лисица посмотрела на его попытки успокоения дитяти и только покачала головой, но ничего не сказала.

- Крис с тобой не приехал? – спросила бабушка.

- Почему не приехал, – покачивая Джеймса на руках, удивился Том, – Там, – он кивнул на дверь, – Бродит где-то по квартире. Крис! – позвал Хиддлстон.

Протопав вдоль гостиной, Крис явился к дверям спальни, но не вошёл.

- Что? – безэмоциональным низким голосом спросил он.

- Да просто подумал, не ушёл ли ты куда, – сказал Том.

- М, – кивнул Хэмсворт, и, наговорившись, снова ушёл.

Миссис Хиддлстон наклонилась к сыну и спросила тихо:

- Что это с ним?..

- Да так, ничего, – не придавая словам особого веса, ответил Томас, – Не в настроении.

- Я тогда лучше, наверное, пойду… – решила лисица-старшая.

- Если из-за него, то не стоит, – попытался отговорить её Том, – Поворчит и перестанет.

- Да нет, домой уже надо, – улыбнулась она, – У вас хорошо, но пора и честь знать.

- Ну, как скажешь.

Том проводил её в прихожую, утаскивая с собой крошку-Джеймса, временно отказавшегося укладываться в кроватку, попрощался и закрыл дверь. Вернувшись в спальню, он обнаружил там Криса, мрачно зависшего у люльки с остатком выводка. Том прошёл мимо него, укладывая настырного Джеймса – не иначе как продолжателя отцовской настырности – обратно к брату с сестрой. Выводок, тем временем, пытался производить странные звуки: они не совсем ещё осознавали себя человечками и пытались по старой привычке мяукать и тявкать, что, разумеется, у них выходило с натягом. Но выглядело это очень забавно.

Том пихнул Криса плечом.

- Эй, – позвал он.

- Что «эй», – уже намного проще произнёс Крис.

- Оживи, – попросил Томас.

Крис вздохнул, переставая карябать край детской кроватки, и повернул нос в сторону Тома.

- Зато защитил честь семьи, – сказал Хиддлстон, пытаясь оправдать действия оцелота.

И своими словами только ещё больше усилил ненависть Криса к самому себе. Когда он кинулся на того парня с кулаками, ни о какой чести семьи речь не шла. Всё дело было только в попранной гордости самого Криса, в том, что его, такого бедного и несчастного, назвали неудачником и пустым местом. И это несказанно гнетло Хэмсворта. Очнувшись от своей слепой ярости и желания размазать Дауни по полу тонким слоем, он почувствовал, насколько, в самом деле, оказался жалок его порыв. Другое дело, если бы речь шла о Томе. Но ведь сказанное относилось только к личности Криса, а такая причина, считал он, не была достаточно веской для нарушения данного Томасу обещания.

Самое неприятное во всём этом было то, что не смотря на непричастность к скандалу омеги, Крис, сам того не желая, сердился и на него тоже. За то, что его угораздило притащить на себе его запах. За то, что Том так яростно защищал Роберта и оберегал от его нападок, запрещая Крису выместить на нём всё своё недовольство так, как он сам этого желает. Этот запрет, связывающий Крису руки, не нравился ему не столько своим реальным действием, сколько давил на него психологически. Он хотел разговаривать с пёсьим отродьем по-своему, не оглядываясь ни на кого и поступая, как считает нужным. И был абсолютно уверен, что после такого разговора, тот бы отвалил окончательно и бесповоротно. Но он не мог себе этого позволить, пытаясь сдерживаться и от этого делая только хуже. Не решал проблему суки, а только её усугублял.

- Крис… – делая попытку обнять своего тёплого кота, шепнул Том.