Он сидел за полукруглым столом. В кухне стояла напряжённая тишина, за окном, затянутым сеткой, возились насекомые. Чай закончился. Крис поставил чайник. Вернулся за стол. Посидел немного и ушёл на диван, откинулся на спинку. Чайник согрелся и вскипел. Тяжело поднявшись, Хэмсворт заварил себе ещё чаю. Поставил его на стол, едва не обжегшись плеснувшим с краев кипятком.

Он вытер руку полотенцем от капель чая и, прикинув что-то в голове, направился к двери. Он вышел на темнеющую улицу. Было-то всего около часа ночи.

Крис обошёл дом и взглянул на окно спальни. Оно горело ровным желтоватым светом и одна из штор, задёрнутая до половины, колыхалась от порывов несильного ночного ветра.

За углом дома скрипнула дверь. Крис сорвался с места, возвращаясь к веранде. Доктор, тот самый, омежий, почти войдя внутрь, высунулся снова. Крис, подходя ближе, впился в него глазами, прекрасно улавливая выражение его лица своим кошачьим взглядом, несмотря на темноту.

- Идёмте, – сдержано улыбаясь, проговорил омежий доктор.

Крис поднялся на веранду и вернулся в дом. От доктора густо пахло Томом и, если бы Крис не знал, по какой причине, то непременно бы заподозрил его в самых ужасных грехах. И пришиб бы его на месте. Если бы не знал.

Подходя к лестнице, Крис успел заметить на столе свою нетронутую чашку с чаем. Он много что успел заметить, пока шёл к спальне. Гвоздь, когда-то вылезший из ступеньки на волю (об который Том зацепился носком), а после заколоченный сердитым Крисом сильнее надобности. Глянцевый завиток на поручне, стёртый ладонями. Квадрат люка на чердак на пололке. Полоска света на совершенно плоском сером ковре, втоптанном в половицы. Весь путь – пара десятков шагов – показался ему в этот раз нестерпимо длинным.

Доктор не входил. Ждал Криса. Перед дверью он остановил его, ещё дольше оттягивая итог пути.

- Входите тихонько, – сообщил доктор, – Он спит. Тяжело пришлось. Он очень устал.

Крис медленно кивнул, не смотря в лицо говорящему, и, приоткрывая дверь, проскользнул в спальню, на цыпочках подбираясь к кровати.

Он остановился, зажимая рот рукой, чтобы ненароком чего не ляпнуть.

Угадал он только с одним – горела лампа.

На этом сходства с его размышлениями заканчивались.

Том не был слишком бледен, как это возникало в представлении Хэмсворта, он лишь спокойно спал, свернувшись в клубок и скрывая свою наготу тонкой простынкой.

А рядом с его грудью возились они. Мяукать они ещё не умели. Но уже возились и копошились, и очень по-деловому. Вылитая сука за работой… Том сквозь сон сердито вздохнул и, протянув руку, подтянул одного из них к себе, пряча под своей ладонью.

Крис опустился на корточки, внимательно рассматривая выводок.

До чего хорошенькие получились! Крис сидел, вцепившись в край кровати пальцами, глядел на них и не мог наглядеться. Рыжие они? Или не рыжие? Сероглазые? Или в австралийскую родню? Ничего не видно в полумраке! Завтра при свете ясно будет…

Эх! Жаль, не четырнадцать! – пронеслось у Криса в голове, и он почувствовал, как улыбка сама собой появляется у него на лице.

И вдруг – нечто выкопалось из-под Томовой простынки, выползая к собратьям… Не котёнок. А… щенок!? Вот так номер! Значит, не двое, а трое, и не только котят, но и щенят! Вот тебе и омега. И себя не забыл увековечить. Чудеса, да и только.

Случились, наконец. Осчастливили своим свершением горемыку оцелота.

Крис бы мог ещё очень долго так сидеть у постели, наблюдая копошение своих чад, но те, утомившись, в конце концов, забились обратно под суку. И Том, так и не просыпаясь, потянул на себя край простыни, укрывая их и согревая своим телом.

Хэмсворт взглянул на них четверых напоследок и щёлкнул выключателем лампы.

Спокойной ночи, сучка. Спокойной ночи, котята. Спокойной ночи, щенок.

====== 37. Дотошная бабуля. ======

Со следующего же утра началась ужаснейшая суета – мама Криса, прознав о рождении наследников от омежьего врача, который понятия не имел, что информация является закрытой, явилась на порог гостевого домика и застала сонного Тома за питьём кофе в халате. Хиддлстон мгновенно схлопотал лёгкий выговор за кофе во время вскармливания, но, вместо раздражения, одарил новоиспечённую бабушку поднятой в непонимании бровью и ушёл наверх. Крису он сказал только то, что его маман ждёт внизу, но когда тот спустился в кухню и попытался узнать, что это она такое с утра пораньше сказала его сучке, женщина мгновенно обвинила его в том, что нечего его защищать и вообще – он сам виноват. Ничего не понимая, Крис с усмешкой поинтересовался, кто и в чём именно виноват, но гостья лишь тяжко вздохнула. А после спросила насчёт выводка.

Крис был не в восторге от надобности демонстрировать потомство – почему-то ему казалось, что те обязательно подхватят какую-нибудь заразу от кого бы то ни было. Тому же это было глубоко безразлично, он просто сидел на кровати и читал журнал, попивая кофе, пока комочки, появившиеся ночью, ползали рядом с ним по кровати.

Победила бабушкина настойчивость. Оставшись в гостях у детей, женщина дождалась ухода Криса, засучила рукава и приготовила потрясающе вкусный завтрак, призвав на помощь все свои кулинарные способности, после чего наведалась к читающему Хиддлстону и, внезапно явив собой эталон вежливости, сообщила ему о непременной надобности позавтракать. Том удивился, но перечить не стал, оставляя выводок на бабулю и не усматривая в этом ничего предосудительного. Завтрак и впрямь был чрезвычайно вкусным, поэтому Том, поумерив свой горделивый пыл, рассыпался было в благодарностях, но живенько собрал их обратно, стоило разговору повернуть в русло ухода за выводком и, что особенно его смутило, кормления. Уж что-то, а этот процесс он не собирался демонстрировать никому на свете, даже Крису, и разговаривать об этом совершенно не рвался.

Сдержанная перепалка завершилась твёрдым отказом Тома кормить выводок вообще в принципе, если эта тема ещё когда-нибудь станет подниматься. Это повергло бабулю в сущий ужас – помилуйте, да он так и совсем их уморит! Может статься, что и другие раздражители так запросто лишат малышей положенного корма?! Однако, потерпев временное поражение, дама удалилась-таки на кухню, предаваться философствованию на тему совести лисицы и тихо фыркать, покачивая головой. Она-то мечтала совсем о другой подруге жизни для своего Криса – покладистой и… и девушке. А Том, к тому же твёрдо замысливший отпустить бородку, напрочь опровергал все надежды и мечтания. До кошмара норовистый! И как только Крис таким увлёкся? Да ладно бы просто увлёкся. Так ведь пропал, что и себя забыл…

И теперь этот песец крашеный им, Крисом, командует. То ему одно не так, то – другое. Голову на отсечение можно дать – они только по его навету в Мельбурне родителей Криса не навестили. А то как же? Разве Крис мог так поступить? Чтоб котёнок в отчий дом не наведался? Сам-то по себе сразу бы явился, с самолёта. А ведь побыли в городе, ни словечка, ни весточки никакой не дали – и сразу в глушь.

Хоть к Крису с уважением относится, щенок рыжий. И на том спасибо. Любит или нет – того не разберёшь, уж больно хитрый, одно слово – лис. Но перечить, вроде, не перечит. Котят двух вывел, настоящих, тфу-тфу, оцелотов, почти без рыжины вышли. И щенок теперь во внуках завёлся. Жаль, конечно, не три котёнка. Но ничего, щенок, кажется, дельный… Да вот только сучка. И что они из сучки, оба мужика, воспитают?

Бабушке даже грустно стало от таких мыслей, чуть не до слёз. Забрать, что ли, у них сучку-то? Пусть, может, у бабули поживёт, пока малышка совсем?.. Да разве ж Крис позволит?..

Не позволит. Ещё и дня не прошло, а уже влюбился в дочку по уши. Ни за что не отдаст.

Крис вернулся раньше обычного. Крис был абсолютно сумасшедший и дикий. Крис мурчал, подражая котятам, заигрывал с Томом, как в первую неделю знакомства – и всё это украдкой, за спиной бабули, доводящей до ума ужин и только после этого планировавшей скромно отчалить ночевать в более просторный дом тётки.