— Заткнись, пожалуйста, — закрывая глаза рукой, попросил Крис.
— Как ты со мной разговариваешь? — попытался устыдить его лис.
— Как ты заслуживаешь! — оборвал Хэмсворт с необычным для него внезапным остервенением, рывком убрав от лица руку. — Не знаю, что со мной произошло, но я понял: ты меня бросил. Вот как всё было. Я бы послал это к чёрту, будь ты далеко отсюда. Но ты со мной, здесь, дома; я каждый день вижу тебя и эта мысль долбит по башке, как молоток. Ты меня бросил.
— Нет! — попытался оспорить заметно уменьшившийся в размерах и испуганный лис, глядя на большого пятнистого оцелотьего альфу перед собой.
— Он ещё спорит, — вздохнул Крис.
— Ты знаешь, как всё было… — уклончиво залепетал Хиддлстон. — Не перевирай события. Я думал, я верил, что смогу, но я… Я не справился.
— Серьёзно?
— Да.
— Ты так считаешь? — с ещё большим пристрастием спросил Хэмсворт.
— Да, я так считаю. Не я один так считаю! Прекрати меня обвинять! Ты сто раз говорил, что тоже расстарался для создания той ситуации! Не заставляй меня повторять, с чего всё началось, кто это начал! Я хочу об этом как можно скорее забыть. Думать так — неправильно. И сам я тоже не был образцовым семьянином, но я…
— То есть, если бы это была болезнь, рак — ты бы остался, — предположил Крис. — А с тем, что было ты не справился. Если бы мне отрезали ноги? Или… не знаю, я бы ослеп. Как насчёт этого? Ты бы сбежал? Серьёзно: трое детей и я, которому уже ничего не светит.
— Перестань, — осадил его Хиддлстон недовольно. — Ты собираешь уже откровенно что попало! Сплошные эмоции! Я эту ерунду слушать не стану!
— Эмоции?! Эмоции, говоришь? И слово до чего дурацкое — «ерунда»! — буркнул Крис.
— Ерунда и ещё какая! — подтвердил Томас. — Давай, приведи ещё парочку ужасающих примеров…
— Да разве же это ужасно?! Ужасно это твоё «не справился»!
— Хэмсворт! Мы говорим о разных вещах! — рассердился Том сильнее. — Одно с другим нельзя равнять. Даже не заикайся больше о таком!
— Это одно и то же, милый!
— Совершенно не одно и то же! Если бы ты ослеп, я бы нашёл способ… Я…
— Я был болен. Но ты просто ушёл.
— Ты сам себя в это состояние вогнал! — брякнул Томас. — Тебя никто не просил это делать! Болен он был…
— Кажется, мы вместе это решили. На этой самой кухне. И ты был полностью согласен.
— Я не знал, во что это выльется, — затряс руками Том. — Я… Я не хотел этого! Откуда я мог знать, что я буду чувствовать, когда окажусь внутри такой ситуации, если я никогда изменённых альф и в глаза не видел? Я же тысячу раз говорил! Как ты не поймёшь! Каким пророческим даром должен был я обладать, чтобы предугадать такие последствия?
— Как ТЫ не поймёшь, что это и называется предательством! — рычал Крис.
— Я никого не… — с сильным раздражением начал Хиддлстон. — Ты знаешь, как всё было. Ты прекрасно знаешь, что вёл себя, как кретин! Ты не был собой!
— Не знаю! — сказал Крис. — Понятия не имею. Я знаю только то, что ты мне рассказал.
— И я ещё раз подтверждаю: это было совершенно невыносимо! — твёрдо заявил Томас. — Не было другого выхода! Был бы — я его нашёл. Я выбрал меньшее из зол — оставить вас в покое. Разумеется, я бы не бросил выводок и потом бы…
— Не про выводок речь! — в высшей степени гнева воскликнул Хэмсворт, в который раз перебивая Тома.
— А о чём? О чём речь?!
— О том, что я не понимал, что со мной происходит! — ответил Крис. — А ты понимал, но у тебя другого выхода не было. Но, знаешь, если бы у меня был Альцгеймер, я бы тоже ничего не понимал. Не сразу, конечно. Со временем. Я бы просто всё переставал понимать. Забыл бы всё. Тебя, детей. А ты бы потом кому-нибудь, какому-нибудь черно-бурому псу рассказывал, что я теперь не такой, как должен быть. Помнишь, мы фильм давным-давно смотрели… Женщина парализованная… Ну, ты помнишь. Ты сказал тогда, что, если я когда-нибудь не смогу встать с постели, то ты будешь шутить об этом, но никуда не денешься. Так вот теперь мне не кажется, что ты вообще будешь где-то поблизости в этот момент.
— Да ты что такое говоришь?.. — шокировано пробормотал Том, будто очнувшись и чувствуя, как неизвестно от чего вдруг покраснели его щёки.
— Мне трудно думать об этом, — сухо сказал Хэмсворт. — Да, ты уйдёшь. И да — будешь прав! Ты обязан будешь уйти! Это уже не буду я. Если так, то зачем я тебе такой? Ты не мученик святой церкви, чтобы до конца жизни возиться с полудурком или калекой. Прости, — Хэмсворт закрыл рукой глаза. — Нет, это всё психолог! Это не я! Я люблю тебя. Говорю, как конченный эгоист. Тебе не надо меня слушать. Я бы, конечно хотел, чтобы ты тогда ушёл, — как-то неестественно улыбнулся Хэмсворт. — Ты всё правильно сделал. Действительно. По-моему я сам себе противоречу… Но, если что, тебе бы лучше держаться от меня подальше. Чтобы у тебя всё было хорошо и ты бы не забивал себе голову всякими глупостями… Ты, наверное, так и сделал, — растеряно добавил Крис. — Не знаю, чего я тогда хотел. Пока был под лекарствами не чувствовал, как сейчас чувствую. Сейчас ты мне нужен очень сильно. А тогда и правда стоило оставить меня одного. Да, ты оставил… Да… — Хэмсворт приостановился. — Я всё на что-то надеялся. Как обычно, что-то себе придумал и сам поверил… Всё, что я хочу сказать… Мозгами я всё отлично понимаю и знаю, что сам виноват, но смотрю на тебя нет-нет, да подумаю, что ты обещал, но всё-таки ушёл…
Слушая сбивчивый монолог Хэмсворта, Том чувствовал, как между разрозненных рваных фраз проступает одна неоспоримая истина: правда о том, что все пылкие признания в любви, все долгие ночи бурной взаимной любви, все лишения и уступки, подарки, нежности, всё это ничего не стоит по сравнению с одним нарушенным обещанием быть рядом, когда это остро необходимо.
Когда ни на что больше нельзя надеяться, когда никто не поможет, не выслушает и не сможет понять. Это было настолько очевидно, что от осознания этого простого факта и впрямь становилось дурно. Противно, трудно, как Крис и сказал.
Медленно осознавая это, Том наконец, словно внезапное чудо, ощутил крайне болезненный укол дремавшей сладким розовым сном совести. Лис чувствовал, как волна стыда, щедро разбавленная благодарностью к оцелоту, который помог понять это спустя столько времени, к пятнистому коту, которого так сильно не хотелось терять и следовало бы на всю жизнь крепко уцепиться за кончик его мягкого хвоста, волна стыда и обиды окатила Томаса с ног до головы, оставляя одного, мокрого, взлохмаченного, леденеть на холодном ветру, отрезвляющем и привносящем свежие правильные мысли.
— Прости меня, — упавшим голосом произнёс лис.
— Я же сказал… — примирительно протянул Хэмсворт, в свою очередь дотрагиваясь до руки своего лиса, которую тот позволил взять. — Ты всё сделал верно.
— Не… не всё. Ты прав, — нервно сглотнув, сказал Хиддлстон.
— Может быть, может, и нет…
— Нет-нет-нет-нет, — нервно выдыхая, пробормотал Том. — Ты, твой этот психолог… Я у тебя сука, — он горько усмехнулся, чувствуя, как нестерпимо сильно пробивает излиться слезами по огромному количеству накопившихся поводов. И лис добавил, — Не сука, в смысле… А прям — сука. Не в том, не в нашем смысле.
Сказав это, Том сжал ладонью губы, почувствовал, что слёзы подкатывают к горлу с неумолимой силой.
— Прости меня, — сжимая пальцы Криса, повторила лисица. — Прости, я только теперь… Как ты сказал… Я же глупенький у тебя, — Том громко всхлипнул. — Где мне сообразить? Я правда ушёл. Тебя бросил. Прости! Прости меня… Я уверен в логике своих оправданий, но я не хочу оправдываться. Я только хочу, чтобы ты меня простил, любимый. Прости меня.
Крис ничего не говорил, поглаживая большим пальцем кожу на руке Хиддлстона.
— Я идиот, — вытирая с щёк слёзы и пряча взгляд, сделал вывод Том. — Я думал, что это ты… Что ты сам хочешь… — он порывисто вздохнул. — Что ты сам принял решение, что хочешь оставаться таким, не станешь делать что-то для меня… А это просто… чёртовы таблетки… Как будто наркомана уговаривал бросить…
