Конечно, тварь ему верила, это же ее Свет.

- Я скоро-скоро приеду… – Свет выскользнул из ее лапы и исчез.

Тварь закричала.

Тварь вспомнила, что так уже было однажды.

Раф отдал ее, потому что она была плохой, она не делала, что ей говорили, и не смогла поладить с Никчемной Важностью своего Света…

Но она же исправилась.

Она хорошая.

Она спасла.

Она так старалась…

Значит, этого мало, чтобы быть хорошей? Никчемный говорил ей, что она все портит… Чтобы быть хорошей, надо уйти, а она опять не сдержалась и пошла за Рафом… она не может уйти, у нее это не получается.

Как быть, если он ей так нужен?..

Холодный звук щелкнувшего по металлу карабина сообщил твари, что пока она отвлекалась на теплые руки Рафа, люди пристегнули ошейник и прижали ее ремнями к металлической лежанке на колесах.

А в этот раз у нее нет сил, чтобы сорваться с привязи и даже… даже взять их негде… она же выдернула из себя источник боли и силы, потому что хотела быть хорошей…

А Раф оставляет ее людям? Почему?

Почему она больше не нужна ему?

Тварь уткнулась носом в большое мягкое чистое и белое, что люди положили ей под голову, и тихо бессильно заплакала, больше не делая попыток сорваться и вскочить и покорно позволяя трогать все раны.

Она просто горько и безысходно кричала, пока закрывались двери кузова.

Если она не нужна Рафу, то никому, выходит, больше не нужна, а если так, то и себе – тоже.

Эльза проверила капельницу, стараясь не смотреть в глаза мутанту.

Безобразный с красными отметинами питомника на плоском лице, весь в ссадинах, пристегнутый за широкий прочный ошейник к борту каталки, он все смотрел и смотрел на высокого парня в черной форме свободного отлова, пока не закрылись двери машины, а потом заскулил так жутко и жалко, что ей захотелось зажать уши.

- Ну, тише-тише, – девушка погладила его по голове, стараясь не задевать повязку на затылке.

Как же он не был похож на Донни, спокойного, ясного и настолько умного, что им дорожил весь Научный Центр.

«Или все же похож…»

Мутант перевел на нее большие, внимательные глаза сумасшедшего звездного цвета, каких Эльза никогда в жизни не видела у людей, и обреченно прикрыл веки, прекращая скулить, потом тихо вздохнул и перестал двигаться.

====== Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово “страх” ======

/неделю спустя/

Рио осторожно ощупал плотно забинтованную руку, висевшую на перевязи, и вздохнул, опуская голову. Мимо него по большому холлу сновали врачи и профессора, переговариваясь между собой, что-то обсуждая и обмениваясь улыбками.

Огромный Научный Центр жил своей жизнью, и парнишка острее, чем когда либо, ощущал свою полную ненужность здесь. Он был абсолютно один, как до встречи со Стидом и его компанией, никому не нужным и всеми брошенным. Здесь до него никому дела не было, никого не интересовала его судьба и его проблемы.

И где-то здесь находился Санти, бессменно дежуривший около своего «красного» мутанта.

«Брата…»

Именно его Рио хотелось сейчас увидеть больше всего на свете, но он медлил, сам не зная зачем высиживая в холле, словно это оттягивание встречи могло хоть что-то уже изменить или исправить.

Когда парнишка шел сюда, он был уверен, что его новости хоть как затронут так запавшего ему в сердце человека.

«Мутанта…»

А вот теперь сомневался, нервно обкусывая ноготь на здоровой руке.

- Санти, – Рио нерешительно касается руки своего любимого, пока тот сидит, опустив голову, в больничном холле, и покорно ждет, пока ему скажут об итогах операции.

Санти! Покорно ждет!

Разбитый и смертельно уставший. Почти раздавленный и неясно больше чем – пронзительными криками своего «красного», которые врезались в мозг, тем, что ничего не может сделать, пока вот за этими матовыми дверями операционной кто-то другой воюет за нужную ему жизнь, или тем, что узнал о Рио…

Или всем этим сразу, придавившим, как стопудовая скала, к земле его и без того измученное существо.

Раф приподнимает глаза и едва удостаивает парнишку косым смазанным взглядом, пустым и холодным, и брезгливо поводит плечом, стряхивая его руку.

Почему он до сих пор не убил Рио, не бросился и не запинал ногами за все его признания, для парнишки загадка. Но Санти даже не ударил его, слушал, все ниже и ниже опуская голову, скрипел зубами и молчал. Но Рио был уверен, что лучше бы Санти его убил, на лоскутки порвал бы, чем вот это гробовое молчание и физически ощутимая боль дорогого ему… мутанта.

- Прости, я не хотел этого, – Рио виновато отводит глаза и больше не решается тронуть Санти. – Я не знаю, как сказать тебе, что очень сожалею обо всем…

Он сам понимает, что эти слова просто лепет, просто ничтожный и жалкий никому не нужный бред, который не способен разрушить стену льда между ними и – самое ужасное – не способен ничего изменить.

Они бессильны – и он, и Санти – хоть чем-то помочь и что-то сделать сейчас. Им – самое тяжкое испытание – ждать.

И Рио остро-остро, как лезвие бритвы у горла, осознает что не «им», а «ему» и «Санти» – ждать приговора врачей, которые бьются за искалеченного Леонардо. Теперь Рио знает, как его зовут.

Санти вдруг берет его за руку и долго внимательно рассматривает предплечье, где раньше был бинт, прикрывавший «укус».

- Зачем? – тихо-тихо спрашивает он.

Рио всхлипывает, но не решается высвободить руку из его пальцев, хотя она горит, как огнем, от этих прикосновений к мнимым следам от зубов. Стыдно за себя смертельно, а ведь тогда это казалось такой хорошей идеей – и мутант ушел сам, и Санти поверил, и все… все могло бы быть хорошо.

«Не могло бы…»

-Прости, – он отводит глаза, не зная, что еще сказать.

- Не у меня тебе этого надо просить, – тот роняет голову, вцепляясь в волосы до белых костяшек и чуть не клоки из висков вырывая. – Впрочем, готов спорить на что угодно, если бы Лео мог… если бы он только мог, он бы простил тебя. А у меня сил на это сейчас нету… люди… мать вашу…Зачем?!

Последние слова летят то ли стоном, то ли рычащим плачем в никуда.

Не к Рио обращенные, но словно к самим Небесам, они и упрек, и чистая вытравленная уксусом по сердцу боль, и такое отчаяние, что хочется закричать.

Рио долго молчит, понимая горечь и правоту его слов, потом переводит взгляд на большие двери операционной, над которыми моргает красный сигнал.

- Но ты же тоже человек, – слабо возражает он. – Откуда мне было знать, что их превратили…

Санти тихо смеется, не отрывая лица от ладоней.

- Я черепаха, милый мой, – язвительным плевком бросает он. – Вот такая же огромная зеленая рептилия, как Лео и Донни, с панцирем, плоской мордой и тремя пальцами на каждой руке. Это меня превратило, а не их…

Рио долго молчит, а потом мотает головой.

- Это невозможно.

- А ты Донни спроси, – бросает Рафаэль.

И в этот момент из операционной вываливается врач.

Взмокший, злой, матерящийся. И швыряет измазанные перчатки прямо в коридоре на пол.

Они оба вскидывают на него глаза и молча смотрят.

А врач устало смотрит на них.

Минуту? Вечность? Столетие или два?

- Чего уставился? – обращается он только к Рафу. – Все теперь уже.

И уходит прочь.

- Простите, – Рио увидел среди ученых высокую фигуру в белом халате, и поспешил вскочить. – Простите, Донателло, могу я увидеть Санти?

У него язык не поворачивался называть это светило науки на «ты», не говоря уж о том, чтобы не краснеть, вспоминая свое с ним знакомство.

«Владелец! Господи, как стыдно-то! Я ж для него, наверное, тоже как примат или тупой кролик в террариуме!»

Донни остановился, отвлекаясь от разговора с кем-то из врачей, и скосил на него глаза.

- Рио? Рафаэля ищешь?

- Да, – парнишка еле кивнул, как всегда теряясь под этим пронзительным, спокойным и строгим взглядом. – Где он?

- Там же, – гений указал глазами в сторону коридора и вернулся к прерванной беседе.