«Ба вообще хотела, чтоб я не пил… а я хотел дать ей слово… Коньяк… дома коньяк был под охи Дэна… потом не знаю, чем меня тут накачали, а потом Мартини с Иктоми Рафаэлем…»

Он с огромным трудом перевернулся на бок, вцепившись себе в виски. Казалось, что голова сейчас лопнет, как арбуз.

На тумбочке рядом обнаружилась бутылка минералки, пачка сигарет и аспирин, а к бортику кровати была прибита ножом записка.

«Отдыхай. Если совсем хреново будет – в холодильнике есть маринад и кефир. Как проснусь, приду.

Раф».

Рейн слабо улыбнулся сам себе, взял минералку и выпил несколько глотков, потом осторожно улегся на спину, устроив голову на подушке, и взял сигареты.

«Почти как дома. Только ба не любит, когда я в комнате курю. Сколько сейчас времени-то? Бля, как же голова болит… точно надо маринад выпить…»

Он докурил, сполз с кровати, задавив жалкий скулеж в горле, постоял минуту и, пошатываясь, поплелся к двери.

Дом встретил Рейна гулкой тишиной, заставив настороженно оглядеться в темном коридоре.

Дом был явно очень большим.

Осторожно продвигаясь вдоль стенки, Рейн гадал, где же тут кухня, в которой есть холодильник, в котором спрятан маринад.

«Яйцо в утке, утка в зайце… блин, я как царевич-дурак из детской сказки».

Он услышал странный звук, словно металл шуршал по бетону, и прислушался. Звук повторился, поманив к себе.

Рейн пошел за ним, рассмотрев слабый свет в конце коридора.

«Блин, они, что, во дворце живут, что ли? Или это, в самом деле, какой-то мир духов? Рафаэль сказал, что они – мутанты. Меня тоже так в детстве называли в приюте, но откуда у мутантов деньги на такие хоромы? Это же целое логово…»

Звук шел из-за приоткрытой двери, заглянув в которую, Рейн увидел большую комнату, оформленную в стиле японских боевых залов, как в фильмах про самураев.

В центре этого зала застыл незнакомый ему дух с красивым мечом в руках.

«У Дэна похожий был, когда он только в подвал приперся, но он им пользоваться явно не умел…»

Дух плавно двинулся, медленно скользя по полу, как по льду.

Снова зашуршала сталь по камню.

Рейн увидел, что правая нога у духа металлическая.

«Разве их можно покалечить, как живых?.. Они же не настоящие…»

Дух повернулся, вскидывая меч в сложном, но очень красивом движении, повел его в сторону и поднял голову.

Глаза у него были закрыты, но Рейн все равно узнал его – это был Иктоми с фото, которое берегла ба.

Совсем-совсем не изменившийся, только серьезный, а не улыбающийся, как на снимке.

«Ну, да, – Рейн почесал щеку. – С чего ему меняться-то? Он же – потусторонний, кажется…»

Дух был красивый.

Светло-зеленый, как сам Рейн, с настоящим темным панцирем на спине, в синей маске.

Дух открыл глаза.

Рейн окунулся в свой собственный взгляд и замер.

Он всю жизнь хотел быть хоть на кого-то похожим, а не уродливой выбраковкой.

Ба говорила, что он дитя Иктоми и оттого не похож на людей.

Бегущий Орел считал так же.

Рейн им не верил, потому что Иктоми – это легенды. Хотя в детстве они снились ему не один раз.

Потом оказалось, что Иктоми есть на самом деле, и Рейн обрадовался даже сквозь все произошедшее дерьмо.

Но он опять оказался не похож на них – ни на Дэна, ни на Рафаэля…

А у этого духа была такая же светло-салатовая кожа и глаза, как у Рейна.

«Это у меня как у него глаза…»

Дух опустил меч и неуверенно кивнул, старательно и неловко улыбнувшись – точь-в–точь, как на фото.

Рейн так же неловко дернул уголками губ в ответ.

- Ты?..

- Проходи, – Иктоми кивнул ему и отступил на один шаг.

Рейн вошел в зал и огляделся.

«Это мой отец?...»

- Я тебя помню. Ты мне приснился один раз… давно очень… и вот пару дней назад тоже…

Иктоми кивнул и перестал улыбаться.

В воздухе повисло звенящее напряжение.

Рейн ждал, что дух сейчас что-нибудь скажет, ну или хоть как-то ему обрадуется. Дух, казалось, тоже чего-то ждал – тревожно и настороженно всматриваясь ему в лицо.

Рейн смотрел на него и пытался уложить в своей голове, что это его отец, крутил эту мысль так и эдак, но никак не мог ее принять.

Этот дух казался ему совсем уж потусторонним.

Не как Рафаэль, который с лету, еще дома, вызвал настороженное доверие, потому что пил и матерился, как все люди.

А этот дух даже внешне казался легче, словно его пропитал свет.

И ясные синие глаза оказались такими глубокими, что Рейн никак не мог разозлиться под этим взглядом.

- Рафаэль сказал мне, что ты мой… – он запнулся на незнакомом слове.

- Да, – дух кивнул и осторожно убрал меч за спину.

Рейн сполз по стене, кое-как сел и уставился на духа.

- Он сказал, что ты не знал обо мне.

- Да, – дух подошел чуть ближе и присел напротив. Поднял руку, словно хотел положить Рейну на плечо, но вместо этого сцепил пальцы в замок на коленях. – Я пойму, если ты не хочешь меня видеть…

Рейн сердито мотнул головой, ощутив, что у него дрожат руки и как у девчонки щиплет глаза.

- Рафаэль сказал мне, что ты бы так не сделал, – он зло смазал ладонями по лицу.

Странно-прохладные пальцы очень осторожно коснулись его плеч и потянули, заставив уткнуться лбом в салатовое плечо.

Сильные руки, мягче Рафаэлевых, обняли бережно и как-то робко.

Рейн скрипнул зубами, острее, чем когда-либо в своей жизни, понимая, что в нем нет злости на это существо, что обида на родителей куда-то делась, мать ее!

Он копался в себе, пытаясь передышать дурацкие детские слезы, и найти тот гнев, что столько лет терзал его.

У него же была готова целая пачка упреков для встречи с родителями. Отрепетирована и заучена!

Где же они все?!

- А еще… он сказал, что я похож на тебя, – Рейн еле заставил голос не дрожать.

- Да, – едва слышно отозвался дух, прижав его к себе чуть крепче. – Безумно похож.

Рейн закрыл глаза, чтобы из них ничего не вылилось на плечо духу, вдохнул и выдохнул сквозь зубы.

Ему было спокойно.

Почти так же, как с Иктоми Рафаэлем в его комнате.

- Научи меня так же, – Рейн отстранился, неловко поведя плечами, и указал на мечи за спиной духа.

Тот улыбнулся и извлек один из ножен, протянув рукоятью вперед.

- Это катана. Оружие настоящего воина, сильного и справедливого, умеющего прощать, быть милосердным и снисходительным. Я уверен – тебе оно подойдет.

====== Дождь сорвался с мокрых крыш ======

Раньше плакать было просто.

Слезы всегда приносили успокоение и облегчение.

Эдит выливала ими обиды, страхи, разочарования и свое недовольство миром.

Двойка в школе, ссора с подругой или даже с родителями, отсутствие парня, плохая дискотека – слезы стирали все это полностью, оставляя только заметки на полях любимого дневника и размазанные чернила гелевой ручки.

Раньше слезы были ее привилегией, а не чудовищной, страшной и черной бездной, из которой нет выхода.

- Мама, зачем?! – Эдит задрожала, вцепившись себе в волосы, уткнулась лицом в подушку и закричала на высокой пронзительной ноте, давясь уголком хлопковой наволочки. – Мама… мама, почему я такой урод?!!

Слезы катились каким-то неудержимым потоком, солоно разъедая кожу. И впервые в жизни было наплевать, что завтра будут опухшие красные щеки и воспаленные заплывшие глаза, что это некрасиво так размазывать по лицу слюну и текущие по верхней губе сопли.

Ведь героини романов и фильмов так не делают. Они томно роняют красивые большие слезинки с накрашенных тушью ресниц…

И им не больно так пронзительно по-настоящему, как сейчас ей.

Поэтому там красиво.

Горе красивым не бывает…

Безнадежно опоздавшее раскаяние – тоже.

- Мама… зачем ты меня такую на свет родила?.. Зачем я такая дура у вас… мамочка… зачем ты такая добрая и жестокая?.. Мама…

На горящее, как в лихорадке, плечо легла ладонь, неловко погладила и сжалась.