Никольский ответил, что всё равно они уже влезли в долги, отдавать он будет сотрудникам на работе, а Женька своим друзьям. Надо было раньше предлагать помощь, а сейчас Пашка её уже не примет.

— Гордый ты, сука, — обиделся Серый.

Пашку почему-то не задевало, когда Король его так называл иногда от обиды, а иногда с восхищением, как признание его сексуальности. Другим бы не позволил так с собой разговаривать, у Серого же мат звучал вполне гармонично, не как затычка от скудости родного великого и могучего, а как выражение его эмоций. Всё это он ещё дополнял живой мимикой и жестами, а также интонацией.

Пашке нравилось его поддевать и слушать, как тот негодует, обижается на его тонкие издёвки, если до него доходило, что над ним стебутся, нравилось его радовать, делая заслуженные комплименты. Иногда он просто слушал его ворчание, когда тот делился с другом своими проблемами. Никольский пытался поддержать его морально — Серёге именно это было нужно. Связи и деньги у него и так имелись, а вот выслушать его, видимо, мог не всякий, или он далеко не всем рассказывал о том, как иногда чувствует себя одиноко, как хочет, но боится любить, не доверяет людям — «они же все мерзкие твари, думают только о себе, продадут родную мать при любом удобном случае». Верил ли он сам в свои слова? Больше было похоже на блеф, ибо в голосе слышалась надежда: вдруг не все такие? Может быть, есть на этом свете те, кто его не подставят так крупно, как делали это некоторые, не унизят, не сдадут?

У Пашки имелось его видео, где было запечатлено, что Серый — участник «извращённой» игры. Далеко не все воспринимали BDSM, даже если всё было с согласия участников, навешивая ярлыки любителям острых ощущений. Серёга был именно таким любителем острых ощущений, ярких эмоций, причём не всегда положительных. Для Пашки это был стиль жизни. Он вот такой, своеобразный, что тут ещё скажешь. Женька был юн, беспокоен, склонен к разного рода экспериментам.

Серый за время, пока мужчины общались, попросту усвоил, что Пашка не сдаст его людям, с которыми он держал ухо востро, не опустится до такой низости, чтобы показывать это видео у него на работе. Вот только недоверчивая натура не давала расслабиться полностью, несмотря на то, что Пашка всегда повторял: «Не будите во мне зверя — и будете жить спокойно. Я первым не нападаю».

Пашке иногда казалось, что он, как доверчивый мальчишка, льнёт всей душой ко всем из их общей компании, вот только паршивый жизненный опыт орал благим матом, что никому нельзя доверять на все сто процентов. Но иногда Серый уставал держать всё в себе и говорил с Павлом начистоту, рискуя, что тот потом воспользуется его откровениями. Пашка ценил, что Серёга ему так доверяет, но действительно иногда цеплял его, когда Король зарывался слишком сильно. Никольский просто ставил его на место.

«Знаю я таких. А то на шею сядет и поедет без зазрения совести. По большому счёту ему нужно уважение, но в то же время надо суметь дать ему понять, что он не может быть всегда хозяином положения, что о других надо хоть иногда думать. У людей тоже есть свои желания», — высказался он как-то раз Маринке. Но в общей сложности к Серому он относился на удивление лояльно, что возмущало Полунина, когда он ругался со своим бывшим.

«Котёнок, не возмущайся, — просил Никольский. — Это ты с Серым ругаешься, но это не значит, что он никудышный человек. Кому-то ведь он помогает, кто-то его уважает».

Женька был согласен со словами Павла в принципе, но всё равно бухтел на Серёгу. Он всегда будил в нём слишком неоднозначные чувства.

— Я тебе честно скажу… Только ты меня не перебивай, — Серый сейчас смотрел на рюмку, пытаясь собраться с мыслями.

Павел молча кивнул, не желая нарушать тишину.

— Ну так вот… мне понравилось, — мужчина ногтем провёл по стеклу. Казалось, содержимое рюмки его очень заинтересовало. — Женька пока боится. Не меня, Ангел, не меня, — покачал он головой. — Он своих желаний боится, — тут он мельком исподлобья глянул на Пашку.

— Я знаю, — скрестил Никольский руки на груди.

— Тоже так думаешь? — оживился Серёга, неожиданно найдя поддержку своим мыслям в словах Павла.

— Тебя он тоже боится, не только своих желаний. Он иногда проговаривается и сам пугается, сразу замолкает и смотрит на меня, как я отреагирую.

— И как? — Серёга, ссутулив плечи, снова уставился на рюмку с коньяком.

— Я бы предпочёл знать, о чём он думает, что его беспокоит, чего он хочет.

— Он хочет меня, — Серёгин взгляд стал торжествующим. — Не отрицай.

Пашка поджал губы, вытянул руки, положив их на стол, задумчиво побарабанил пальцами.

— Отдай его мне, — Король подался навстречу, пытаясь убедить Павла. — Нет, не насовсем, не обратно, — тут же поднял он ладони, повернув их к Павлу. — Я буду иногда приезжать. Приходи вместе с ним, будешь всё видеть. Всем так будет спокойнее. Ты всё будешь знать, это не измена уже, понимаешь, Ангел? Я тебя как Верхнего прошу иногда давать мне для игр своего сабмиссива.

Пашка подался вперёд, хотел что-то сказать, но Короленко, уловив на лице пробежавшую тень недовольства, его опередил.

— Я понимаю, что ты любишь этого пацана. Ты же иногда как медный начищенный таз светишься, когда говоришь о нём, а потом вдруг, словно спохватившись, почему-то закрываешься. Боишься, что он снова переметнётся ко мне?

— Ты давишь, Серёга, на него, пытаешься и на меня давить. На автомате от тебя закрываюсь. Что тебе можно знать, я тебе рассказываю, а остальное — извини, — Пашка развёл руками.

— Ты подумай о моём предложении. Я бы, конечно, очень хотел с тобой… — Серый сделал паузу, отвёл взгляд. — Но понимаю, что это не вариант. Ты мне столько раз отказывал, что уже надоело, — поморщился он. — Ладно, тут без претензий. Но Жеку ты у меня увёл! — он сделал акцент на последнем слове.

— Ты сам его упустил, — спокойным тоном ответил Пашка. — Если бы у вас всё было отлично, он бы не ушёл от тебя, не находишь? — Никольский вопросительно поднял брови.

— Если бы ты не вмешивался и не позвал его к себе, куда бы он делся? К матери своей погрёб? — тут же вспылил Короленко.

— У себя один дома жил бы. Ему покойная бабка квартиру оставила.

— Он ко мне бы снова пришёл! Он не может без меня, неужели ты ещё этого не понял? — Серёга взмахнул руками.

— А ты можешь без него? — бесстрастно поинтересовался Никольский.

— Я без вас обоих не могу. И это бесит! — огрызнулся Король, откинувшись на спинку стула. Он щёлкнул рюмку пальцами, отправив её в путешествие по столу.

— Эмоциональная привязанность как наркота, знаем, проходили, — согласился Павел. — Особенно когда тебе отвечают и весьма бурно реагируют на твои действия и слова.

— Со слишком спокойными скучно, это выбешивает. Ты вот меня иногда жутко бесишь! Не пробьёшь тебя!

Пашка в очередной раз заценил откровенность Серёги. Про себя равнодушно отметил, что, по всей вероятности, научился закрываться значительно больше, чем раньше, и не реагировать на выпады людей. Ему уже было попросту плевать на их отрицательные эмоции. Вот только иногда нравилось подзадоривать Серёгу, особенно когда он рьяно нарывался. Потом Пашка сам же его успокаивал, и они «мирились», хотя сам Никольский ссорами это не считал. Так, понаезжали маленько друг на друга, Серый взбесился, Пашка подтрунил или съязвил — всего-то.

— Давай я буду с тобой тоже откровенным, — Пашка окинул рассеянным взглядом номер, где мужчины сейчас сидели. — Женька не просто тело твоё хочет. Он хочет твоих эмоций.

Что в мальчишке рядом с Серым теперь просыпаются ещё и садистские наклонности и он каждый раз пытается мстить за своё унижение, даже об этом не задумываясь, Павел говорить не стал. Короля это могло бы здорово рассердить, а Жеке от него снова влететь на словах.

— Что за хуйню ты несёшь? — поморщился Серый.

— Я с ним год бок о бок прожил, а ты сколько? Тот же год, но при этом вы виделись только на выходные раз в две-три недели? И бесконечно срались по телефону, ревнуя друг друга. Вам нормально поговорить-то было некогда.