Свист плети запомнился ему надолго, заставляя впоследствии одинокими ночами неистово дрочить, сжимая зубы и воя в подушку. Ощущение беспомощности, собственной уязвимости, лютой ненависти, протеста врезалось в сознание и потом временами не давало покоя.
— М-м-м, — сквозь кляп замычал мужчина. Спина горела уже в другом месте.
Пашка подождал, дав своему боттому отдышаться. Тот дрожал всем телом, но про палец не забыл. Теперь уже были разжаты два.
Павел уже сам вспотел, пока обрабатывал Серого. Он погладил рукоятку, отметив про себя, как сейчас хорошо стали делать девайсы. Кожаная рукоять не скользила во вспотевшей ладони, а удобно покоилась в ней. Когда-то подобные игрушки было не достать, а теперь только деньги имей. Ограбить, что ли, Серого?
Мужчина размахнулся и снова ударил, с интересом наблюдая, как Серёга, оторвав голову от матраса и замычав, выгибается уже так, будто делает упражнение «лодочка». И эта чёрная повязка на глазах удивительно сейчас гармонировала со светлой кожей. Запрокинутая голова, вздувшиеся на лбу вены. Пашка, встав сбоку, залюбовался мужчиной, забыл про камеру, подумал, что нафиг ему не нужны от Серого подачки в виде части прощённого долга. А вот видеть его таким беспомощным хотелось до одури. Именно его. Наказывая за всю его наглость, дерзость, что изменил Женьке, жестокость, с которой он с ним обращался. И за его грёбаную сексуальность, которая из него буквально пёрла. Пашке были скучны покорные и безропотные. Интереснее было приручать вот таких, диких, необъезженных. Знать, что при нынешних обстоятельствах это почти невыполнимо. Придётся тогда переключить своё внимание на этого человека, а у Пашки проблем было выше крыши. Если он возьмётся за Серого сейчас, они попросту перегрызут друг другу глотки. Серый до жути напоминал Пашке по характеру вторую жену. Это раздражало. И за всю боль, которую ему причинил когда-то любимый им человек, Серёге сейчас тоже влетело.
Четвёртый удар был самым сильным. Если бы в рот Короля не был всунут кляп, Пашка бы точно оглох от его крика. Полоса оказалась самой яркой.
Пашка же поймал себя на том, что дыхание сбилось. К чёрту воспоминания о прошлом. Нужно держать себя в руках. Серый — это не его жена и вообще не женщина. Но всё равно ублюдок. К которому непонятно тянуло уже давно. И даже не столько физически, сколько эмоционально. Только не дать себе подсесть на него, как подсел на Короля Женька. Как это было у Павла с женой. Это будет уже разрушение. Всё, хватит с него всех этих зависимостей. Потом будет ломать, как при настоящей наркомании. Когда хочешь его или её слышать. Хочешь ударить этого морального садюгу словом. Услышать в ответ, что он отреагировал, что до него дошло и осело в памяти. Мечтаешь видеть бурные эмоции и даже слёзы, ощущать от этого нереальный кайф и чувствовать в душе эйфорию и какое-то странное успокоение. Ведь эти люди сделали тебе когда-то адски больно, буквально изуродовали твою душу, растоптали твоё доверие. И ты наносишь ответный удар. Холодно, прицельно, с осознанием того, что они тебя не забудут никогда. Что пожалеют, что вообще с тобой связались, пытались играть твоими чувствами. А ведь ты предлагал им свою любовь и всего себя без остатка. Равнодушие к тебе достанется им как приз ещё не скоро, только после саморазрушительных мук, когда они будут себя изводить, вспоминая тебя, и мечтать отомстить. Кусать локти, понимая, что это невыполнимо, потому что ты наигрался, переняв их правила, и потерял к ним интерес. Но этот азарт хищника, перевоплотившегося в один прекрасный момент из жертвы, когда переполнилась чаша терпения, ты запомнишь навсегда.
Глаза Павла лихорадочно горели, в руках появилась дрожь. Он отпил из стакана воды, пытаясь успокоиться. Нельзя ему сейчас испытывать такие сильные эмоции, иначе просто забьёт.
«Соберись. Успокойся», — дал себе приказ Павел.
Он глянул на Серёгу. Тот уже лежал, повернув голову набок, и не корчился. Взмах плети. Серый больше выдохнул, нежели замычал. Подумал, что терпимо. Пальцы на одной руке уже были полностью разжаты.
И напоследок Павел решил расписаться на красной заднице, что сделал с большим удовольствием, увидев всё же фак от Серого. Он улыбнулся и расслабился, сразу же успокоившись. Злость прошла. Он выдохнул и снова глубоко вдохнул, словно перед этим дышал не на всю мощь лёгких. Расстегнул ремешки на затылке, вынул кляп. Серый тут же разразился потоком нецензурщины, потребовал пить, снять бондаж и повязку, втереть в горевшую кожу лубрикант, а как утешительный приз за такую порку — трахнуть его. Пашка расхохотался — Король был в своём репертуаре.
— Обойдёшься, — сказал он. — Пить держи, а наручники не сниму.
— Затекло уже всё, — проворчал Серый.
— Сменим положение. Сейчас я расстегну наручники и надену их снова, только руки зафиксирую тебе уже спереди. Если попытаешься снять повязку, снова получишь плетью, а ноги у тебя ещё зафиксированы.
— Ублюдок, — проворчал Серый. — Ладно, давай освобождай, не сниму повязку, — он решил не нарываться. Спина и задница и так горели огнём.
Пашка расстегнул наручники, помог перевернуться Серёге на бок, тут же снова сцепил ему руки. В первую очередь дал ему напиться простой воды. Попил и сам.
— Вибратор вынуть? — поинтересовался он.
— Нет, — буркнул Серёга.
За что себя Никольский сейчас ругал, так это за то, что посочувствовал Королю, — мужчине досталось больше, чем он на то рассчитывал. Когда Павел шёл на эту встречу, то очень досадовал на наглого Серёгу. Когда разогревал его и видел, как Серый выгибается от удовольствия и стонет, сам получал моральное удовлетворение. Когда наказывал его — выливал своё негодование, а сейчас ему было жаль соперника. Член у Серёги опал после сильных болевых ощущений. Спина и задница были красными, в некоторых местах проступали вздувшиеся полосы. Павел выдавил на руку регенерирующий лубрикант.
— Лежи смирно на боку. Помажу тебя, — он осторожными движениями начал наносить лубрикант на кожу спины.
— Заботливый Хозяин, — криво усмехнулся Серёга. — Теперь пониже, да, вот так. И задницу тоже. М-м-м, хорошо.
От незатейливого массажа член у Серёги снова начал оживать.
— Я кончить хочу. Ах да, надо спросить: «Можно, Господин?» Ну так можно? Я чё, зря тебе плачу?
У Пашки этот возмущённый рявк снова вызвал приступ веселья, правда, он тут же вспомнил, зачем он сюда вообще пришёл.
— Можно, — разрешил он.
— Ну ты мне подрочи, что ли, — с надеждой в голосе попросил Серый. Пашка всё ещё гладил его по спине.
— У тебя там искусственная вагина лежит, — напомнил Пашка.
— Обломщик ты, — поморщился Серый. — Ладно, тащи её сюда. Будем трахать девок. Кольцо-то можно снять, Господин? — поинтересовался он, уже обхватив рукой член.
— Да, — Пашка чуть не ляпнул «я сам тебе его сниму», но вовремя тормознул, решив, что лучше будет так.
— Наручники хоть сними, неудобно с ними, если я манде вставлю. Кстати, там две дырки. Можно трахать в анус.
— Так тебе какую подставить?
— Как звучит-то! — воскликнул Серёга. — У тебя их только две: анал и рот. Да любую давай, — заржал он и тут же охнул от удара стеком по спине. — Больно же! И так всё горит, садист, блядь! Да Женьку к тебе близко нельзя подпускать!
— К тебе зато можно, — парировал Пашка.
— А чё ко мне нельзя-то? Вот продуется он, и увидишь — снова ко мне вернётся.
— Девку-то иметь будешь или как? — Пашка не стал посвящать Короля сейчас, что его поезд уже ушёл и что у него у самого виды на этого мальчишку.
— Сними наручники!
— Позже, когда кончишь.
— Я так не кончу!
— Твои проблемы. Будешь выступать — снова накажу.
— Что за жизнь, даже потрахаться нормально не дают.
— Ты сессию просил. Уговор был, что никакого секса.
— С тобой никакого секса, а про девок уговора не было. О, да, хорошо, — Серый всё же пристроил своё хозяйство, куда ему хотелось.
Пашка с интересом смотрел, как мужчина двигает бёдрами. Он провёл пером по шее Короля. Тот застонал, попросил ещё. Пашка пощекотал около подмышечных впадин, затем под коленями, перешёл на поясницу, а потом на низ ягодиц, наблюдая, как Серёга, постанывая от удовольствия, задвигает искусственной красавице уже по самые яйца, приноровившись даже с наручниками и распорками.