6.
На третьем курсе Цинтия влюбилась в белокурого альтиста, который в её глазах был выше, талантливее и прекраснее всех мужчин, кода-либо встречавшихся ей на жизненном пути. Семья у альтиста была довольно состоятельной, но он старался этого не выпячивать, и только уверенность каждого жеста, гордая посадка головы и требовательность к окружающим намекали на то, что он привык к роли хозяина любого положения.
Мало есть на свете женщин, которые не искали бы в любимом мужчине черт своего отца. Так случается по естественным причинам, ибо любовь может возникнуть только из тайного сродства душ, тел, назначений. И жизнь, сколь бы ни обвиняли её в непредсказуемой случайности, всегда сводит в одно цело лишь тех, кого нужно свести, и лишь настолько, насколько того требует её общий замысел. В белокуром альтисте Цинтия сразу отметила что-то давно ей знакомое и потому сразу доверила ему все свои тайны, как в раннем детстве доверяла их отцу. Ей хотелось проводить с ним много времени, делиться мыслями о любимых книгах, спрашивать совета. Он охотно рассказывал ей о себе, но в шутливом тоне, а потому ей казалось, что он всё про себя выдумывает. И надо сказать, что первое время ей нравилась его манера оставаться непроницаемым даже в моменты предельной близости.
Вместе они объездили все старые усадьбы, расположенные вокруг города. Здесь они предавались классическому духу, расправляли плечи и мечтали, что когда-то заработают своим талантом много денег и купят себе изящный особняк с колоннами. Иногда провидение заносило их в самые настоящие руины, забытые властями и давно непосещаемые обычными людьми, где ими овладевало тотальное чувство театра.
– Я представляю себя веймарской актрисой, – неожиданно объявила Цинтия, кружась на стилобате заросшего ивняком и крапивой здания ДК.
– А кем быть мне? – вопрошал с улыбкой на лице альтист, стоя у подножия щербатой лестницы.
– Будь моим Шиллером, любимый.
– Хорошо. А что будем ставить?
– Я бы хотела сыграть Марию Стюарт.
– Ты помнишь слова этой пьесы?!
– Нет, я буду импровизировать….
Так, между музыкой, поцелуями и загородными путешествиями, текла их молодая жизнь, похожая на авантюрное кино без сценария. Они радовались солнечным дням и не замечали облачных, что свойственно только недавно влюблённым друг в друга людям. Эрих Фромм писал, что настоящая любовь одного человека к другому заключает в себе и любовь ко всему окружающему. В этом утверждении пылает чисто мужской идеализм. Женщина любит конкретнее и глубже, пренебрегая многим ради одного. Какое дело ей до любви к пёстрому мирозданию, если она уже нашла то, во что можно вложить всю себя, возвысившись или пав, обретя счастье или погибнув. Такой была и любовь Цинтии к своему избраннику.
Однако после нескольких месяцев любовного наслаждения Цинтия стала подозревать, что у них с альтистом не может быть общего пути. Она не столько понимала, сколько чувствовала его натуру, в обычае которой было загораться новыми проектами без оглядки на обстоятельства и мнения самых близких людей. Цинтия предугадывала также и то, что не останется единственной женщиной слишком увлекающегося, слишком жадного до впечатлений и новых побед мужчины, лишившего её девственности на второй неделе знакомства. Печаль сковала её непривыкшее к страданиям сердце. Теперь каждую ночь призывала она майского бога и просила у него помощи в ситуации, из которой не могла придумать достойного выхода. И однажды, как это бывает со всеми уповающими на волю тайных сил, она получила то, чего так искренне желала.
7.
Мать просидела в гостях у Цинтии не менее трёх часов. Она разговаривала с Цинтией в своей привычной манере: много рассказывала о своих знакомых, задавала дочери вопросы и делала вид, что внимательно слушает её ответы. Цинтия и мать походили на двух русских актрис-соперниц, которые много лет подряд играют в одном и том же спектакле, хорошо знают повадки друг друга, а потому не ждут от очередной встречи на сцене ничего нового. Цинтия знала, что мать интересует по-настоящему лишь работа и тот круг знакомых, которые всегда готовы были принять участие в светской авантюре с алкоголем и разговорами до середины ночи.
Цинтия остро чувствовала всю глубину пропасти, отделяющей поколение матери от её поколения. Мать всегда жила внешним, модным и продающимся. Поколению Цинтии стал важен внутренний мир, оригинальность людей и вещей, тайна судьбы. Иногда Цинтия завидовала односложности материнского мира, в котором не было ничего теоретического, отвлечённого. В то же время, Цинтия крайне дорожила своей особостью, которая заключалась в умении наслаждаться красотой обыденного, озарённого личными домыслами и фантазиями. И это свойство её натуры было для матери, привыкшей к показной яркости с обязательным привкусом богатства, вопиющим недоразумением и главным признаком инфантилизма нового поколения.
Общение Цинтии с матерью было только общением женщины с женщиной, в котором, как известно, постоянная настороженность и вынужденное лицемерие на корню убивают ростки доверия и теплоты. Они обе это понимали, но измениться не могли, так как упорно верили в свою правоту: мать – в правоту достатка, дочь – в правоту свободного выбора. Очередная их встреча не добавила к прежней истории взаимоотношений ничего нового, что давало им повод к лёгкому раздражению и тайне взаимной обиды.
– Как собираешься провести выходные? – спросила мать, вынимая из сумки зеркальце.
– Скорее всего, с книгой и чашкой чая.
– Цинтия, посмотри на себя и отложи книги подальше. С такой бледностью едут на выходные за город. В идеале – покупают тур в одну из стран Средиземноморья. Мы с отцом переживаем за тебя. Ты слышишь меня?
– Да, конечно, – произнесла Цинтия, словно проснувшись на мгновение.
– Не переставай быть красивой и желанной, встречайся с друзьями, улыбайся мужчинам…
– У меня нет твоей энергии.
– У тебя есть молодость и замечательная фигура.
– Разве этого достаточно?
– В наше время только это и ценят. А будешь много читать, будешь умничать… Ну, ты же понимаешь, что умных женщин мужчины побаиваются. Я понимаю, что расставание с Андреем …
– С Андреем я разобралась.
– Надо отпустить …
– Я уже отпустила.
– Цинтия, с тобой трудно говорить по душам.
– Мне трудно что-либо навязать.
В их нескладном разговоре возникла пауза. Потом мать пила чай и смотрела в окно только для того, чтобы не смотреть на дочь. Цинтия курила, включив вытяжку и радио, отстранённо наблюдая за матерью сквозь дым. Ей хотелось уйти вместе с дымом в кухонную вытяжку и не знать больше ни матери, ни этой квартиры, ни игры на арфе… Мать поставила на подоконник недопитый чай и стала собираться.
– Уже?
– Я обещала одной подруге …
– Тогда всё понятно.
– Цинтия, не проводи так много времени дома.
– Мама, я тебя услышала.
– Надеюсь.
Мать ещё давала какие-то советы, уже стоя в дверях, но Цинтия запретила себе её слушать и спряталась в заросли собственных мыслей. Теперь она твёрдо уяснила для себя, что одиночество – это единственно возможный путь к свободе.
8.
– Но ты же целовал её, не отрываясь, никого не смущаясь!
– Я представить не мог, что так может получиться …
– О, ты уже давно всё представил у себя в голове и только ждал удобного случая.
– Но она первая …
– Значит, ты её как-то спровоцировал!
– Возможно … Я не буду оправдываться… Она интересная, смелая…
– Красивая, да?
– Она …
– Ты не думай, что я не ждала от тебя измены. Ты был рождён изменником.
– Ты расстроена, вот и говоришь всякие глупости.
– Да, я очень расстроена, но головы не потеряла. Я благодарю Бога, что он не позволил мне окончательно в тебе раствориться.
– Цинтия, я чувствую себя виноватым, да… Но, знаешь, я не могу идти против себя только ради того, чтобы сохранить чьё-то спокойствие. Возможно, что когда-то я этому научусь… Мне двадцать один год. До тебя у меня было всего три девушки. Всего три, Цинтия! Если я теперь остановлюсь на тебе, предложу тебе, как говорится, руку и сердце, то поставлю на своей жизни крест. Мне хочется твёрдо знать, что впереди меня ждёт ещё много интересных женщин. И я буду всегда искать таких женщин, которым необходим новый опыт, которые не замыкаются на любви к одному человеку и хотят приключений. Цинтия, если хочешь знать, то мне нужны революционерки, готовые к подвигу и ничем не стеснённые. Признайся, что и тебе, как человеку с тонким воображением, хочется острых переживаний, а не покладистого муженька с двумя-тремя мыслями в голове и готовыми ответами на все случаи жизни! Возможно, когда нам будет лет по сорок, и мы неожиданно встретимся в одном из отелей Лазурного побережья, всё испытавшие и окончательно повзрослевшие, сегодняшний день и разговор покажутся нам лишь детским пустяком, над которым мы от души посмеёмся в компании новых любовников. Глупо сейчас, когда мы только входим во вкус ….