Предисловие

Из всего множества прошедших дней мы, как правило, вспоминаем отдельные мгновения, связанные для нас с чем-то важным. И, думая о грядущем, мы представляем себе избранные картины горя и счастья. Точно также воспринимаем мы книги, фильмы, театральные постановки компьютерные игры… Мы наполняемся эпизодами, яркими вспышками мыслей и эмоций, которые наше сознание выхватывает из неостановимого потока жизни.

Иногда мы представляем себе эпизоды, которых ещё не было, а также те, которые случились не с нами. Да, эпизоды, словно наэлектризованные частицы, перемещаются от сознания к сознанию, от судьбы к судьбе. Когда я давал жизнь первому тексту этой книги, то не думал, что впоследствии создам ещё восемь историй людей, объединённых местом проживания и характером мышления. Похоже, все эти люди давно теснились в моём сознании, с нетерпением ожидая выхода в большой мир. Надеюсь, что мне удалось обеспечить им хорошее литературное будущее.

Руководствуясь очень условным планом, я каждое утро на протяжении трёх с половиной лет писал по несколько строчек этой экспериментальной книги. Получилась она не очень большой, но другой стать, как видно, и не могла. С самого начала я поставил перед собой цель хладнокровно сжимать время действия, превращая годы в дни, а дни в секунды. Поэтому, может показаться, что я сильно спешил расправиться с тем, о чём сейчас говорю с такой серьёзностью. Нет, я намеренно отдалял финал каждого эпизода, позволяя тексту закончиться самому – без моего волевого участия. И всё же, надо быть очень самонадеянным и при этом ироничным автором, чтобы написать о столь близких тебе людях так пафосно и так кратко.

Читать мои эпизоды можно в любой последовательности. Все они – элементы огромной цепи тайных и явных событий, которой я связан с вами, а вы со мной. Некоторым они покажутся чересчур сказочными, а другие найдут в них полезную философию и призыв к действию. Тем и другим я равно сочувствую, так как знаю истинную суть того, что написал. Если кто-то случайно её откроет, то будет поражён тем, насколько она очевидна и, вместе с тем, надёжно укрыта от нашего внимания пеной дней.

Я бы мог назвать свою книгу смесью эротических новелл Боккаччо с духовными излияниями Блаженного Августина. В этом нет никакого парадокса, ведь я писал её вожделеющим телом, ведомым падкой на откровения душой. Не судите меня за то, что в книге слишком много театра и литературы. Я и сам теперь не рад, что проговорился о своих пристрастиях так образно и многословно. Впредь буду осмотрительней. А вам желаю по возможности насладиться чтением, узнать новое и остаться в хорошем расположении духа.

Арфистка, или конспект одной жизни

«Есть два вида одиночества. Для одного

одиночество – это бегство больного, для

другого – бегство от больных»

Фридрих Ницше

1.

Дом был стар и холоден, был населён неразговорчивыми и неулыбчивыми людьми. Она переехала под его черепичный кров, расставшись с мужем и всем своим прежним укладом жизни. До этих пор она старалась не носить одежды чёрного цвета. Самые разные люди видели её всегда в чём-нибудь разноцветном и жизнерадостном. Музыканты часто рядятся в чёрное и белое, словно желают подчеркнуть глубинный драматизм своего ремесла. Она же всем хотела дать понять о просветляющей лёгкости той музыки, которой жила и которой старалась оживить других. И так, Цинтия родилась арфисткой в самом конце XX столетия, которое и само, без всякого сомнения, родилось из духа музыки.

На сегодняшний день у неё было намечено два коротких выступления. Давний друг попросил её появиться на открытии картинной галереи, а после она должна была ехать в детский дом и за символическую плату играть для его обездоленных жителей. Как и все последние месяцы, её настроение скорее опускалось вниз, чем поднималось вверх. Это состояние было для неё уже столь привычно, что она бы сильно удивилась, проснувшись утром в каком-то ином состоянии. «Возможно, мне скоро… нет, уже теперь надо записаться к психологу. Я чувствую это по звучанию арфы. Нельзя самой превращаться в натянутую струну. И всегда-то у меня надо или нельзя. Интересно, к чему это может меня привести? И какое сегодня число? Теперь время летит так быстро, что забываешь даже самое недавнее. Вот что я делала на прошлой неделе? Хоть бы эти новые чулки не порвались… Продавец сказала не переживать. Но как можно не переживать в мире, где всё так быстро забывается и портится! Так что же я делала на прошлой неделе… О, а квартиру я закрыла?! Боже… Нет, я всегда закрываю. Могу забыть нижний замок, но верхний закрываю всегда, всегда, всегда… Да, на прошлой неделе я дважды была в гостях и трижды выступала. А ведь когда-то я выступала почти каждый день. Неужели сегодня будет дождь?» – так она размышляла на пути от подъезда до автомобиля, припаркованного возле старого, но теперь усыпанного молодой весенней зеленью, каштана. На заднем сиденье автомобиля лежала в чехле кельтская арфа.

Скоро перед глазами Цинтии понеслись прохожие, магазины, бульвары. Она в деталях постигла характер родного города и всё же последнее время чувствовала, что становится ему чужой. Но это волновало её не столь сильно, чтобы она могла задуматься глубже и начать искать причины в чём-то конкретном, развившемся изнутри или, быть может, привнесённом внешней жизнью. Да и прежде она никогда не спускалась в преисподнюю своей души, ибо чутьё подсказывало ей, что спуск окажется бесконечным, а на подъём может просто не хватить сил.

2.

С малых лет Цинтия, мать которой была изнеженной гречанкой, а отец статным венгром, воспаряла над землёй в непрестанных мечтах. Люди искусства должны мечтать намного больше, чем все остальные люди, так как в мечтах они встречаются со своими будущими творениями. Так и Цинтия впервые повстречалась с настоящей музыкой лет в шесть, когда долго не могла уснуть в загородном доме родителей, слушая таинственные звуки майского дождя за окном. До этого решающего момента она уже слышала много хорошей и плохой электронной музыки, которая, впрочем, никак не проникала в её впечатлительное сердце. И вот в кромешной тьме она услышала нарастающий шум дождя, вначале сильно её испугавший и похитивший у неё сон. В городе так близко и отчётливо она никогда не чувствовала дождя. Только деревянные рамы загородной виллы, только невероятная тишина майской ночи позволили ей по-настоящему встретиться с дождём и понять его природу. С тех пор ей долго казалось, что дождь – это некий бог, играющий за окном на своей тысячеструнной арфе. И с тех же самых пор она ещё не в уме, но в своём воображении решила, что посвятит свою жизнь только этому богу. В ту ночь она долго лежала с открытыми глазами, едва различая мир вокруг себя, и с упоением слушала то нарастающую, то замирающую игру таинственного и отныне любимого ей существа.

Конечно, она ни слова не сказала о своей ночной встрече с богом родителям. А те и не спешили интересоваться переживаниями своей чувствительной дочери. Мать до первых звёзд не выходила из своего банка, работой в котором она гордилась и дорожила. Отец продавал автомобили и был также далёк от всего творческого, как большинство людей, для которых денежная выгода становится не только средством существования, но и смыслом жизни.

Чем дольше Цинтия молчала о своём желании служить богу музыки, тем сильнее оно становилось. Со временем и родители стали замечать, что все карманные деньги Цинтия тратит не на кафе и клубы, а на филармонию, зная расписание концертов на полгода вперёд.

3.

Дождя в городе так и не случилось. С небольшим опозданием Цинтия приехала в галерею и отыграла там, по собственным ощущениям, довольно скверно. Впрочем, ей аплодировали и хвалили божественную арфу, подаренную ей человеком, который не хотел иметь от неё детей. Она привычно ловко перебирала струны и сама удивлялась тому, как хорошо за эти годы научилась играть, не отдавая музыке души, не стыдясь мёртвого автоматизма движений. Она никогда не думала, что будет играть только из одной обязанности перед инструментом и перестанет испытывать радость от прикосновения к струнам, перестанет слышать еженощно таинственный голос майского бога.