Тихие радости Тихие радости наши – лишь отголоски дождей. Солнце из глиняной чаши льется быстрей и вольней, Синее дно раскалилось, поберегись, пригубив. Где тебя, лето, носило? Я ли тебя не любил? Я ли тебя? Покажись-ка… плавится воздуха медь, Счастье так ярко и близко, что невозможно терпеть – Блещут в стремительной речке, словно монеты, лещи, Неугомонный кузнечик о повседневном трещит, Ягоды падают сами солнечной каплей с куста – Миска с облупленным краем наполовину пуста. Счастье рождается трудно, чтобы рассыпаться в прах. Есть только эти секунды – осы на нежных цветах – Высосут, выжгут, задразнят… Вздрогнешь и снова начнешь Ждать ослепительный праздник сквозь нескончаемый дождь. Жизнь проходит Закатилось солнце под восток. Вот и мне бы заново родиться. Календарь роняет лепесток, Будто небо раненую птицу. Синий вечер, сумрачен и прян, Колоколет праздничное «амен». Из душистых лаковых семян Прорастают облако и камень. Не понять – где радость, а где злость. Отобрав надежду без остатка, Жизнь проходит. Мимо или сквозь, Все одно – мучительно и сладко. Утешь меня, слово На улицу б вышла, да улицы нет, Как холодно улицы без. Моих дорогих собеседников след Вот только что был – и исчез. Ушел, зацепившись за шляпку гвоздя, Ни с чем несравнимый покой. А я повторяю – бояться нельзя, И голос колотится мой О стены, о кровли, о неба клобук, Летит бестолково на свет, A время идет и ломает каблук, И вот уже времени нет. Не жизнь, а потеха – гремят жернова, Швыряют в несытую брешь. …А слово услышу – и снова жива. Утешь меня, слово, утешь. Первые слова Во всем мне хочется дойти До самой сути… Б. Пастернак Ах, как мечталось заболеть поэзией. Дойти до сути, Пока улыбчивая смерть играет шариками ртути Еще не высказанных слов. Пока накатывает жажда, Которая всегда – любовь, а все, что не любовь, – неважно. И были первые слова – тугие, гладкие оливы, И мы с тобой – как дважды два – нескучны, противоречивы… Хоть нам уже немало лет, чтобы чему-то удивиться, Но оказалось – сути нет. Изголодавшаяся птица С ума веселого свела, сжила с наскучившего света. Все неотложные дела отпущены и недопеты, Все в грудь вошедшие слова – неразорвавшиеся пули. А что Поэзия? – Жива. Хоть в этом нас не обманули. Когда человек смеется Очнемся – темно и рано. Откроем на небе свет. Поставим на стол стаканы, да силы на радость нет. Когда человек… Непросто решиться: теперь – пора. Покатимся, как наперстки, в шершавый пролом двора, Из сумрачного «все в прошлом» – в ошибку и кутерьму, Где осень мешает ложкой распаренную хурму, Где листья глотают ямы, где ветер летит в плаще, Где дворник еще не пьяный, а праздничный и вообще. Когда человек смеется… Ты знаешь, я даже рад, Что все холоднее солнце. (Зато беззаботней взгляд.) Из окон – то брань, то Шнитке, то юшка, то контрабас. Оглянемся на пожитки, взлетим, и… помилуй нас! Край света Босые легкие шаги и Деревья черные, нагие, Трава, горчащая едва. Пойдешь отчаянно с Е-два – И пропадешь на все четыре. Не осень – яма, света край, Луны промерзший каравай На крошки снежные расколот, По медным листьям пляшет молот И заколачивает рай. А я, что в корне неправа, Вдруг получила, что хотела – И прорастают, как трава, Простые, звонкие слова Сквозь распечатанное тело. Пропала Чуть осень – чувствую, пропала – Пусть ветер сух, и небо ало, И ночь расписана углем, Но все же, Господи, как мало Огня в урочище твоем. А эта осень – только повод… На части белый свет расколот, Лишь ты, как маковка, внутри, Все остальное – лед и холод, Хоть весь до ладанки сгори. Но разве жаловаться смею? И счастья нет, и слезы злее, И тонет истина в вине. Но там, в пугливой глубине, Трепещет бабочка – Психея, На время выданная мне. Чтобы запомнить Казалось бы, ну что тебе закат? Все август переспелый виноват – Дурачится по молодости, дразнит. Такой неповторимый и живой, Что неба окровавленный подбой Чуть вечер разворачивает праздник. Ты забываешь числа и слова, Тебя несет высокая трава Туда, где сосны с круглыми плечами, Как будто в детстве сумрачном твоем, Шумят разлукой, голодом, углем И, заикаясь, вечность обещают. Закат кипит и пенится, как суп, И кажется – ты снова юн и глуп, А сердцевина есть и не иззябла. Так и живешь, растягивая миг, Чтобы запомнить неба черновик, Прекрасный облик, ненасытный блик И лица удивляющихся яблок. |
