– У меня?

– Конечно, у вас, я же вам звоню.

– А зачем? – сонно спрашивает Рыжая.

– Я же говорю: чтобы узнать, все ли в порядке. Ну что вы в самом деле?

– А вы кто? – машинально спрашивает Анна и чувствует, что ее окутывают сразу два очень странных ощущения. Во-первых, ей холодно и как-то неуютно. Во-вторых, она явно проваливается обратно в сон.

– Я? – удивляется голос. – Ах, извините, я не представился. Мы встречались с вами на днях. Я не писатель, но иногда пишу книги. Помните, я к вам приходил?

Рыжая ничего не отвечает, но сон с нее снимает как рукой. Сонные глаза раскрываются, а по телу пробегает волна озноба. И в тот же момент Рыжая понимает причину холода и дискомфорта: она совершенно мокрая, с ног до головы. Мокрые волосы, мокрая футболка, мокрые джинсы. Она сидит в промокшей постели, и холодная одежда окутывает Анну отвратительным коконом. Не говоря уже о том, что она никогда не ложится спать в футболке и джинсах. Рыжая хлопает глазами в темноте, мучительно стараясь сообразить, что же с ней приключилось.

– Алло! – взволнованно кричит трубка. – Вы меня хорошо слышите? Так как у вас там дела?

– Нормально, – отвечает Рыжая, хотя на самом деле она никогда не чувствовала себя более ненормально, чем сейчас.

– Очень хорошо! – радуется не писатель, – а то знаете, у меня какие-то ощущения на ваш счет непонятные. И вот еще что хочу сказать: я с вами в Индию не полечу. В смысле, куплю билет в другом месте.

– Это еще почему?

– Это потому что мне еще пожить хочется, знаете ли. Вы кстати ничего не хотите у меня спросить?

– Не очень, – говорит Рыжая, но это неправда. Вопросов у нее столько, что она не знает, с чего начать. Но что-то останавливает ее от того, чтобы задавать все эти вопросы не писателю, ночью, лежа в своей, но совершенно мокрой постели.

– Ну ладно, – легко соглашается он. – Если передумаете, звоните.

– А где я возьму ваш телефон?

– Это проще простого, – смеется не писатель. – Спросите у кого-нибудь.

– У кого?

– А вот это, милочка, вопрос очень важный. Самое главное – знать, у кого попросить то, что вам нужно. В вашем случае это может быть секретарша, которая записала мой телефон, чтобы позвонить и пригласить меня за билетом и паспортом. Видите, как все просто? Ну, не смущайтесь, что сами не догадались, я же свалился вам на голову среди ночи… Всего вам хорошего.

– До свиданья.

И когда Рыжая уже собирается положить трубку, он добавляет:

– А с водой все-таки будьте поосторожней.

Рыжая включает свет и топает в ванную. Как получилось, что она во сне забралась под душ? Она что, ходит во сне? «Ничего страшного! Со всеми бывает», – говорит себе Рыжая, хотя если начистоту, то она ни разу не слышала, чтобы с кем-то из нее знакомых случалось нечто подобное. Сейчас она снимет мокрую одежду, заберется под горячий душ и наденет теплую пижаму. Потом она перестелет постель, выпьет чаю с медом и будет до утра спать, как младенец, уткнувшись носом… Вот черт, она до сих пор иногда забывает, что утыкаться носом больше совершенно не в кого. И вот черт, из крана не льется вода – ни холодная, ни горячая. Спрашивается: где же она тогда могла промокнуть до нитки? Рыжая переодевается в пижаму, наливает в горячий чай коньяка и стучит зубами от холода и от страха, пока за окном не начинает светать.

Он сидит на берегу, поджав ноги и обхватив руками колени. В сумерках его лицо кажется бледным и по-детски трогательным. Похоже, что за последнее время он похудел и осунулся. Ему грустно. Он грызет травинку и смотрит в никуда.

Я лежу на воде рядом с берегом и смотрю в небо. Редкие облачка там становятся все темнее, а между ними уже проглядывает очень тонкий месяц, который несколько дней назад начал расти.

– Расскажи мне, что с тобой случилось, – говорю я.

Он вздыхает.

– Я не очень люблю рассказывать. Мне нравится слушать и смотреть. А слова подбирать я не умею…

– Со мной не нужно подбирать слова, – вкрадчиво начинаю я, но он перебивает:

– Вы все так говорите!

– Мы?

– Да, вы – женщины.

– Я не женщина, – возражаю я и вижу, как его тело сразу же становится напряженным.

– Ах да, извини…

– И чтобы рассказать мне что-то, совсем не обязательно говорить слова. Можно просто войти в воду. Вода почувствует тебя, а я – почувствую воду. Это всего несколько секунд. И тебе сразу станет легче.

Он с сомнением качает головой, как будто чувствует, что я вру. Как будто знает, что стоит ему войти в воду, и его песенка спета. Боится ли он этого? Не знаю, он слишком далеко от воды.

– Я уже говорил тебе, что купаться не хочу. Совсем.

Но не так просто отделаться от водяницы. В разгар охоты я становлюсь и хитрой, и изворотливой, и верные решения приходят ко мне сами собой, как будто приплывая по воде.

– А тебе не обязательно купаться. Сойдет любой контакт с водой. Сиди где сидишь и просто опусти в воду пальцы. Я узнаю все, что ты хочешь рассказать.

Конечно, так я не смогу получить над ним полную власть, но все-таки моя сила заденет его сердце. И в следующий раз ему будет гораздо сложнее мне сопротивляться. Он улыбается:

– Вот так просто?

– Да.

И тогда он опускает в воду руку. Его ладонь большая и сильная, с длинными, красивыми пальцами и обкусанными кончиками ногтей. Такие руки могут быть и страстными, и нежными. Вода вздрагивает и искрит где-то в глубине. Вода окутывает доктора, вода окутывает меняяяяяяяя…

Изо всех сил сопротивляясь желанию взять его за руку и потянуть к себе, я закрываю глаза и слушаю то, что он хочет мне рассказать.

Притворяясь спящим, доктор дожидается, пока Рыжая уйдет на работу. Она поет в ванной, надеясь, что он услышит, встанет и придет к ней. Он не встает. Рыжая порхает по комнате, собирая белье, чулки и платье. Она прыскает на запястья духи, надеясь, что он почувствует их запах, который так ему нравится, и потянется к ней в полусне. Доктор не шевелится. Она разочарованно чмокает его в нос и выходит. Еще несколько минут он неподвижно лежит в постели, а потом встает и начинает собирать вещи. Откровенно говоря, у него не так уж много вещей. Несколько книг, плейер и диски, свитер и джинсы. Он складывает в сумку свою зубную щетку, свои футболки и носки, свою бритву и свой серебристый палм. Одевается и быстро оглядывается по сторонам: если что и забыл, нестрашно. Нет в жизни таких вещей, которые нельзя было бы купить заново. Доктор заваривает себе зеленый чай на кухне и думает о том, не написать ли Рыжей письмо. Вообще-то он думает об этом уже несколько дней: стоит ли написать ей письмо, когда он будет уходить? Или может быть, стоит сказать ей об этом? Лицо доктора сразу же становится грустным и измученным. О чем говорить с женщиной, от которой уходишь к другой женщине? Он аккуратно моет чашку и вытирает ее полотенцем. После чего застилает постель и уходит, заперев за собой дверь. Открепляет два ключа от брелка и опускает их в почтовый ящик. Доктор очень аккуратен и в общем-то честен, и если вечером Рыжая, швыряя из окна забытые им книги, назовет его бессердечным ослом, это будет несправедливо. У доктора есть сердце, даже слишком чувствительное, чем положено мужчине, и именно поэтому он совершенно бессилен перед велениями своего сердца. Он кладет свою сумку в багажник машины и уезжает, резко надавив на газ и ни разу не обернувшись.

Он открывает окно, закуривает и понимает, что счастлив – окончательно и бесповоротно. Камень в виде влюбленной Рыжей женщины снят с его шеи, прохладный весенний ветер треплет волосы и он может делать все, что ему заблагорассудится. В сущности, он может даже не ехать к той женщине, к которой уходит от Рыжей. Или может ехать не сразу. У него выходной, и сегодня, прямо сейчас, весь мир, хотя бы в радиусе ста километров, принадлежит доктору.

Он останавливается на светофоре и блаженно откидывается на спинку сиденья. Все-таки как это утомительно – любить женщину, которая регулярно плачет, иногда совершенно без повода. И еще утомительней – быть рядом с женщиной, которая хочет, чтобы ты принадлежал только ей, со всеми потрохами и эрекцией, в время как ты принадлежишь всему миру, и твоя эрекция, разумеется, тоже. Кажется, та вторая, к которой он уходит, это понимает. Вот и хорошо.