– Моя дочь Еугения решила принять предложение Турмира и стать его женой, – глухим старческим голосом сообщил собравшимся консул.

Рем схватился, было, за меч, но воины по знаку Прианона разоружили юношу.

– Ты Рем, вместе с гостями должен будешь покинуть крепость через подземный ход, вас ждет на рейде корабль из Греции.

В бессильной злобе сжимая кулаки Рем, пытался пробиться к Еугении, но воины оттеснили его и повели к выходу.

– Ты предала меня, я проклинаю тебя, Еугения, – выкрикнул в дверях Рем.

Не дрогнула Еугения, лишь еще сильнее побледнело ее лицо.

– Ну, вот и все, – печально произнесла она, обращаясь к отцу. – Отправь гонцов с известием к Турмиру. Отец, нельзя терять время, я слышу уже шум битвы у ворот.

Еугения поднялась в девичью башню, оттуда из окна был хорошо виден весь город, крепостные ворота и лагерь врага. Она видела, как открылись железные двери, как встретил гонцов у своего шатра Турмир. Потом она поднялась на крепостную стену и увидела, как отплывал от берега, подняв паруса, греческий корабль, увозя ее счастье. На самом краешке обрыва замерла Еугения. Один шаг – и закончатся ее мучения, один взмах рукой – и Рем, которого она видела еще на палубе корабля, вернется к ней. Но не поднялась рука, не подала долгожданный знак любимому, и не ступила она с обрыва. Как безжизненная тень вернулась она в тронный зал, где ждал ее отец и прибывшие за ней посланцы от Турмира с украшенными золототкаными покрывалами носилками. Собравшиеся у замка горожане видели, как плакал, ставший совсем седым консул, прощаясь с Еугенией, как мертвенно бледна и безжизненна была девушка. Но вот она скрылась в носилках, и почти бегом пустились вниз по главной улице носильщики, окруженные черными воинами Турмира. Заскрипели поднимаемые решетки ворот, и ликующие воины врагов вышли из крепости, увозя Еугению и богатую дань.

Долго еще не оседала пыль, поднятая отходящими войсками Турмира. С тех пор померкла слава Сугдеи. Вскоре после разлуки с дочерью умер Прианон. Обедневший город переходил из рук в руки, но никогда уже больше не было прежней славы и величия, торговля замерла, зачахли ремесла, со временем жители переселились в долины и занялись земледелием. Город опустел, постепенно разрушались крепостные стены, и оставленные дома зарастали травой…

Вот почти вся история о чайке Еугении, – закончил свой рассказ Иван. – Сейчас сохранились лишь консульский замок и девичья башня у самого обрыва. Вот она, – показал мне парень. Я посмотрел вверх: мрачная зубчатая башня темнела над обрывом прямо над нами.

– Ну а при чем тут чайка, – удивился я.

– Ах, да, я еще не совсем закончил, – откликнулся Иван. – Так вот, говорят, что вскоре после отъезда Еугении дошли до Сугдеи с торговыми кораблями слухи о том, что не довез до своего черного замка Турмир молодую жену. Бросилась Еугения в море с корабля, на котором переправлялся "черный владыка" со своими приближенными через пролив. И в это же время заметили над крепостью странную рыжую чайку. С печальными криками кружила она над городом или, нахохлившись, сидела на самом краю пристани. Там и увидел ее Прианон. А на утро, гласит легенда, нашли его мертвым у окна в девичьей башне. А чайка так и живет с тех пор на этих камнях, это все, что осталось от древней пристани. Люди говорят, она все ждет своего возлюбленного из далекой Греции, и в крике ее будто слышно его имя – Рем.

– Как же он мог так легко поверить, что Еугения предала его, – удивился я.

– Как знать… Видимо сгоряча, да ревность. Может, он потом сам пожалел, что проклял ее, да было поздно – как-то совсем не по-детски рассудил Иван.

– А мне думалось, что рыжая чайка, глядя со старой пристани вдаль, размышляет, наверное, с горечью: "Как же ты мог, мой милый и добрый Рем, поверить в мою измену? Как ты мог?"

– Ее не любят рыбаки, – добавил мальчик. – Говорят, она пугает их, особенно ночью, с криком проносясь над палубой. И, будто это плохая примета для тех, кто уходит в море. Кто знает. Может и правда.

– Много таинственного у этой птицы. Я вот, например, никогда не видел, чтобы она ловила рыбу, как другие чайки, как она живет, никто не знает. Может, ночью охотится? Никогда у нее не было птенцов, да и говорят старики, что она живет здесь с незапамятных времен.

Тут чайка расправила крылья и медленно полетела в сторону крепости. Вскоре донесся до нас низкий скрипучий крик. Мне, признаться, стало не по себе. Тут еще поднялся ветер, надвигая дождь.

Расставшись с парнишкой, я поспешил домой. Там во флигельке я записал рассказ мальчика. А вскоре я уезжал из Судака. Ивана уже не было, мы с ним простились накануне, закончился сезон и он уехал с родителями в город. Последний раз побывал я на пляже, море уже было прохладным, осень приходила и сюда. А чайка Еугения по-прежнему сидела на каменном островке у крепости. Снизу с пляжа казалось, облака зацепились за зубцы стен, мрачно зияли глазницы консульского замка.

– Надолго запомнился мне этот поздний отпуск, – подумал я и отправился по старой лестнице вверх, где вскоре пустой автобус увез меня от моря, старой крепости в далекий город, суетный и холодный.

На центральной площади одного южного городка с давних пор была аптека. Никто уже не помнил, кто построил ее. Люди так привыкли к ней, как будто она была здесь всегда. Каменные ступени к ней стерлись от башмаков, многочисленных посетителей и растрескались. Из трещин кое-где пробивалась трава. Над входом аптеки висел старинный бронзовый колокольчик, он звонко приветствовал всех, кто открывал потемневшую дубовую дверь.

Хозяин аптеки Ефим был вдовцом. Его жена померла рано, когда их сыну Фетису было всего три года.

По соседству с аптекой жила семья учителя гимназии, жена которого – добрая, заботливая женщина во всем помогала овдовевшему соседу. Фетис воспитывался с их дочкой Варенькой. Вместе играли, вместе делали уроки, часто ходили с аптекарем собирать лекарственные травы. Эти прогулки были большой радостью для детей.

Дальняя часть аптеки была жилой, она состояла из двух больших светлых комнат, но дети чаще всего играли в кладовой, где хранились лекарства. На полках стояли всевозможные колбы и пробирки, порошки и настойки в коробочках и бутылках, а под потолком сохли травы. Их запах пропитал старые стены дома. Огромное окно кладовой выходило на площадь. Под ним густо разрослась сирень и весной, когда она зацветала, аромат ее был сильнее даже стойкого запаха лекарств.

А в соседней половине был прилавок, где обслуживались посетители. Множество склянок теснились на полках под стеклом, привлекая причудливыми формами и яркими этикетками. Об этом всегда заботился старый аптекарь. Он считал, что лекарства в красивой упаковке быстрее побеждают болезнь. А людям нравились необычные, разноцветные флаконы и баночки. И они охотно приходили в старую аптеку. Хозяин ее сам занимался приготовлением снадобий и сбором трав.

Лет с шести Фетис всегда ходил с отцом, как тот говорил в шутку "за травкой-муравкой". Часто с ними отправлялась и Варенька.

Но случилось так, что однажды поздней осенью, когда зацвел в горах безвеременник, никто не мог пойти с аптекарем. И Ефим отправился за очень ценным, незаменимым растением один. Фиолетовые цветы с яркими оранжевыми пестиками появлялись на каменистых известковых склонах, когда лес почти сбрасывал листву. Встречались эти растения очень редко. За ними приходилось порой подниматься высоко в горы и собирать их на крутых склонах. И случилась беда – аптекарь сорвался со скалы и разбился. Его нашли уже мертвым. Так в неполных пятнадцать лет остался Фетис круглым сиротой и унаследовал аптеку.

Первое время ему было очень трудно. Он тосковал за отцом. Все валилось у него из рук. И если бы не нежная забота Вареньки и ее родителей, он, наверное, продал бы аптеку и уехал "куда глаза глядят". Но понемногу дела стали налаживаться. Ведь Ефим с малолетства учил сына всем премудростям своего ремесла. Больные по-прежнему приходили в аптеку, и Фетис понял, что ради доброй памяти отца он должен заменить его, так, чтобы, как и раньше весело звонил старый колокольчик у дверей.