Вероятно, советским зрителям было непривычно наблюдать действие, главные герои которого – высокопоставленный вельможа и офицеры царского флота. Вдобавок ко всему на сцене появлялось огромное изображение иконы Пресвятой Девы Марии, а в конце звучал гимн любви: «Аллилуйя!»; в тексте неоднократно упоминался император и реял царский триколор. Художественный руководитель театра Марк Захаров был удивлен тем, что советская цензура пропустила оперу, не внеся в нее никаких изменений, ничего не «зарезав». Бесспорно, «Юнона и Авось» была продуктом своего времени и отражала мысли и чаяния многих людей. Русские только начинали предчувствовать приближающийся развал советской империи, и история утраченных российских владений в Америке пришлась им по вкусу. Когда к власти пришел Горбачев (через четыре года после премьеры спектакля), он начал политику сближения с Западом, а романтическая история русского аристократа и Кончиты напоминала о том, что любовь не остановят никакие границы.

Меня тогда больше всего удивило то, что в основе рок-оперы Алексея Рыбникова, как и поэмы Андрея Вознесенского «Авось!», лежат реальные исторические события. Действительно, Россия имела обширные территориальные владения в Америке. В 1812 году граница Российской империи проходила по реке, которая сейчас называется Рашен-ривер (Russian river), всего в часе езды на север от Сан-Франциско вдоль побережья. Кроме того, короткое время – всего год, с 1816-го по 1817-й, – русские владели крепостью на Гавайях (Елизаветинский форт). Резанов страстно хотел доказать, что западное побережье Америки может стать российской провинцией. И это были не пустые слова, не проекты, а вполне реалистичный сценарий развития событий.

Резанов отплыл из Петербурга, направляясь в Японию, июльским утром 1803 года. Это было время, когда ситуация в Европе быстро менялась. Не так давно французы свергли своего короля, и теперь самой большой европейской державой управлял корсиканский выскочка, который благодаря своему таланту военоначальника быстро перекраивал европейские границы. Наполеон покорил, а потом потерял Египет, разбил армию Пруссии, захватил Испанию, Италию и бо́льшую часть немецких государств. Вместе с императором Павлом они планировали захват самого красивого камня в короне Британской империи – Индии. Наполеон писал императору Павлу о том, что колониальная империя британцев была создана в результате нескольких успешных сражений и положить конец британскому владычеству можно точно так же – одержав ряд военных побед.

Воспоминания о двух величайших победах британского оружия в колониальных войнах были еще свежи в памяти, так как произошли относительно недавно. В 1757 году генерал Роберт Клайв, командовавший войсками английской Ост-Индской компании, в битве при Плесси разбил французские и индийские войска, что ускорило разрушение империи Великих моголов. Через два года после этого генерал Джеймс Вольф захватил французский форт в Квебеке, после чего бо́льшая часть Канады попала под британское влияние.

Это было время, когда при наличии хорошо оснащенного флота и по исходу битв, в которых участвовало относительно небольшое число людей, создавались огромные колониальные империи. Наполеон имел четкий план, как можно отнять у Англии часть ее владений, однако его союзнические отношения с Россией закончились со смертью императора Павла I в 1801 году. Но, по мнению Резанова, Россия была достаточно сильной для того, чтобы самостоятельно выйти на мировую сцену и участвовать в дележе земель и колоний. Произойти это должно было не в Старом Свете, а в Новом, и первыми колонизации могли подвергнуться западные земли Америки.

Точно так же, как и в случае с генералом Клайвом в Индии, главным инструментом осуществления имперских планов, по мнению Резанова, должна была стать частная компания. В 1798 году он создает Российско-Американскую компанию (РАК), главными пайщиками которой стала вдова купца Н. А. Шелихова и И. Л. Голиков. Структура РАК и ее устав во многом были построены по примеру британской Ост-Индской компании. РАК имела охранную грамоту от императора, право монополиста на освоение территорий и торговлю; также она могла держать вооруженные отряды и вершить суд. Все торговые операции компании облагались налогом, что пополняло государственную казну.

Ранее русские купцы основали ряд небольших поселений на западном побережье Северной Америки. Тут и там появлялись небольшие крепости, огороженные частоколом. В 1799 году на юго-востоке Аляски был построен город, чуть позже получивший название Новоархангельск (после продажи Аляски США переименован в Ситку); в 1809 году Новоархангельск стал центром Русской Америки. Вместе с тем на эти земли имели виды и испанцы, еще в 1535 году создавшие колонию Новая Испания, в состав которой входили и земли обеих Калифорний (исп. Las Californias), Верхней и Нижней, представлявшие для русских большой интерес.

Резанов был твердо убежден в том, что и само северо-западное побережье, а это более двух тысяч километров, и незаселенные территории в глубине континента можно легко отнять у Испании, которая находилась слишком далеко для того, чтобы защищать свои владения в Америке².

«Ваше Сиятельство, может быть, здесь насчет дальних затей моих посмеяться изволите, но я упорно стою в том, что предложения мои суть дело весьма и весьма сбыточное, и были бы люди и способы, то без всяких важных для казны пожертвований весь этот край навсегда России упрочиться может и тогда-то, когда все обстоятельства угодно только рассмотреть и вникнуть в связь их, согласиться сами изволите, что торговля знаменитые и исполинские шаги делать будет. Все обширные планы на бумаге смешными кажутся, но когда верно вычтены, то производством своим обращают удивление. Сим только единым образом, а не мелочною торговлею достигли торговые дела величия их. Ежели б ранее мыслило Правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого при малых тогда способах Берингову экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то утвердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда бы не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили»³, – писал Резанов президенту Коммерц-коллегии (министру торговли, если говорить современным языком) графу Н. П. Румянцеву в 1806 году.

Можно сказать, что с помолвкой Резанова и Кончиты интересы России и Испании на побережье Тихого океана пришли в столкновение. На самом деле это было неминуемо. Все началось в эпоху Великих географических открытий. Испанская корона отправляла конквистадоров на запад – покорять Новый Свет; Россия направляла казаков на восток, стремясь покорить необъятные территории Северной Азии. В 1513 году Васко Нуньес де Бальбоа в поисках удобного пути к богатым землям на северо-западе Южной Америки пересек Панамский перешеек и стал первым европейцем, увидевшим Тихий океан. Через сто двадцать лет после этого, в 1639 году, торговец пушниной Иван Москвитин перебрался через хребет Джугджур и, сплавляясь по реке Улья, достиг побережья Охотского моря, то есть первым из русских увидел Тихий океан, но уже с другой стороны.

Золото, добытое в Америке, на протяжении целого века оплачивало дорогостоящие войны Испанской империи, равно как и роскошь испанского двора, а «мягкое золото» – пушнина – позволяло России вести войны со шведами, турками и татарами. И вот наконец настало время, когда с расширением границ мира русские с вожделением начали посматривать на столь лакомые и практически незащищенные территориальные владения Испании в Калифорнии.

В начале XIX века на североамериканском побережье Тихого океана существовало всего два европейских поселения – Сан-Франциско и Новоархангельск. Однако в Новоархангельске было больше людей и укреплено поселение было куда лучше, чем Сан-Франциско. На верфях Новоархангельска строили корабли, и суда из Бостона регулярно останавливались в гавани, чтобы пополнить запасы провианта. Во время визита Резанова в Сан-Франциско в 1806 году в городе стоял гарнизон из сорока солдат и не было никаких верфей. Губернатор Новой (Верхней) Калифорнии Хосе де Аррильяга (Jose Joaquin Arrillaga) говорил Резанову, что «испанский двор опасался действий России больше, чем всех остальных европейских стран»⁴.