Система у Мелиссы стройная, но в ней всё равно что-то не так.

– Так мы ни на что не влияем? Всё заранее предначертано?

– Да я ж тебе говорю: мы в игре! Мы выбираем облик, оружие и уровень. А дальше действуем от балды – но в рамках заданной программы.

Мелисса считает, что она «чувствует» эту программу и потому может предсказать, что там, за поворотом. Хотя человек волен и не ходить за поворот.

– Добра и зла не существует?

– Не-а.

– Значит, 11 сентября – это тоже понарошку?

– Выходит, так.

– И лечить Лёлю не надо: она сама захотела поболеть. Если кто тонет, то его не нужно вытаскивать. И если я тебе сейчас голову проломлю, то я не виновата – ты сама выбрала эту судьбу?

– Ну что ты ко мне пристала? Не хочешь – иди в Иисуса верь.

Я ехала домой…

Чушь какая! Значит, кто-то выбирает себе роль педофила. «Дай, – думает, – поистязаю детишек. Это ж всё равно понарошку. Да и им в кайф – они же сами себе это выбрали». Ни больниц, ни судов не нужно. Плывём по течению – к светлому будущему в конце тоннеля.

Я лучше в НЛО буду верить, чем в такую фигню. Старые религии хоть и поистаскались, но в них есть большой плюс: понятие греха. Страх быть неугодным Богу многих человеков превращает в людей.

Мелисса только что позвонила.

– Ты не думай, я не оправдываю Гитлера! Я просто сама ещё не до конца разобралась… А Лёле скажи вот что: нужно освободить место для чуда. Оно придёт, когда ему будет куда прийти.

И положила трубку, коза.

У него необычное лицо. Высокий лоб, глаза цвета жёлудя и светлая славянская кожа. Бойцовский подбородок, доставшийся в наследство от предков-англичан… Люблю его разглядывать, когда он спит или читает, – необычный!

Сидя за компьютером, он мурлычет под нос песенки. Болея «за футбол», скачет коленками по дивану.

Любит красивые и дорогие машины. Мне без разницы – лишь бы не ободранная и не ломалась. А ему нужна «О-о-о!».

Кухня для него – terra incognita. Все предметы загадочны, как оборудование секретной лаборатории.

Зато он умеет чинить пластмассовую коробку, от которой работает спутниковое телевидение. А ещё – решать проблемы. Почти любые.

Спорит – громко, задавливая интеллектом и изобретёнными по ходу аргументами. Придумывает мне прозвища по типу еврейских фамилий. Берёт на себя ответственность за всех и вся и страдальчески морщится, когда люди бывают дураками.

Любит меня, работу и победы. Ещё – крутить себе волосы на макушке: это помогает ему думать.

Не любит жить медленно. Аэропорты и магазины нагоняют на него тоску.

Когда его нет – скучаю. Пусть будет рядом, за стенкой, пусть смотрит свой телевизор или режется в покер с приятелями. Но чтоб под боком.

Мальчишка – поэтому с ним весело и свободно. Мужчина – и поэтому с ним чувствуешь себя в безопасности.

Моя новая книга вышла в серии «Дневники светских львиц». Не удержалась, кинулась читать предшественниц – надо ж знать, куда занесла меня судьба.

Светские львицы рассказывают о своей любви к президенту, сексу и Куршевелю. На заднем фоне маячит принц с сослуживцами. Главными героями являются Версаче, Шанель и Дольче с Габбаной.

Не верю ни одному слову. Человек, у которого есть деньги, не станет акцентировать внимание на марке барахла. Для богатых это естественная среда, и богатая дама никогда не будет писать, в какие лейблы она оделась. Это всё равно что перечислять: «Сегодня, встав с утра, я вдохнула азот, кислород, углекислый газ и ещё много других примесей».

Хотя, возможно, я ничего не понимаю в состоятельных дамах Москвы. Мне кто-то говорил, что они похваляются марками сотовых телефонов – мол, это признак крутизны. Или это просто не потомственная аристократия? Добрались до денег и никак не могут привыкнуть к ним?

Жена Кевина – тоже не бог весть какая баронесса, но ей в голову не придёт хвастаться, что и в каких магазинах она покупает. Она уже двадцать лет там отоваривается, и все подружки её там же пасутся. Чем она их удивит?

Про работающих дам и говорить нечего: они хвастаются интересными идеями и удачными проектами.

Невозможно целый год ездить на BMW и каждый день восхищаться: «Офигеть!» Ну месяц, ну два… Потом игрушка приедается. Большие деньги тратятся на бизнес, на благотворительность, на образование, на дорогие хобби. А уж барахло – это такая малая часть расходов и такая незначительная часть жизни…

Особенно порадовала какая-то телеведущая, которая утверждает, что по марке джинсов сразу можно определить, «в теме девушка или не в теме». Я посмотрела на свои штаны: боюсь, мамзель такой темы даже не проходила.

А вообще светские львицы – интересные звери. Тратят жизнь на доказывание, что они не крокодилы – с помощью перемены табличек на клетках. Но тиражи у львиц весьма неплохие, так что я попала в струю.

Лёля ходит по врачам, как по кругам ада. Они предупреждают её о возможных осложнениях: чтобы пациент напугался соответственно болезни. Знание у них – сила, а сила есть – ума не надо.

Впрочем, Лёля держится молодцом. Говорит, что подарит мне свои камни для японского садика в Нижнем Новгороде.

И всё равно видно, насколько она боится – боли, небытия, невозможности помочь сыну и мужу. И ещё беспомощности. Лёля привыкла думать о себе, что она горы может свернуть – стоит покрепче ухватиться. А болезнь ставит её на место: крошечный камешек, засевший где-то внутри, может превратить её в инвалида.

Я регулярно хожу к Зэку, и мои результаты тоже неутешительны. Стоит мне набрать его номер, как он бросает трубку. На имейлы не отвечает. Заслышав мой голос в домофоне, прячется, как призывник от милиции.

Агнесса посоветовала мне устроить засаду:

– Ты приходи к нам часиков в шесть и сиди, пока он домой не явится. Только машину оставь на соседней улице, чтобы его не спугнуть.

Заодно она попросила меня побыть с Пи-Пи. Ну что ж, у каждого свой интерес.

Пи-Пи встретила меня вся в чёрном: у неё сдохла золотая рыбка.

– Мардж, а куда попадают рыбы после смерти?

Я пожала плечами.

– В специальный рыбий рай.

Мы выловили страдалицу из аквариума и смыли в унитаз. Пи-Пи с грустью проводила её взглядом.

– Теперь я знаю, почему рыбки боятся людей. Мы какаем в их рай…

Пока ребёнок смотрел телевизор, я тайком проскользнула в комнату Зэка. Когда-то это была детская, но Пи-Пи отказалась в ней спать – она до сих пор засыпает в маминой постели.

Обои с клоунами, в углу – гантели, на столе – фашистская каска. Агнесса сказала, что сейчас Зэк снимается в историческом боевике.

После того как Агнесса растрепала про Зэковы чувства, я поняла, что мне жалко «терять» его. В глубине души я всё равно считаю его своим.

Официальный развод – это официальное разрешение Зэку быть счастливым с другой женщиной. Это всё равно что снять с пальца бриллиант и кинуть его в пыль. Рука не поднимается! Может, Зэк – мой последний тайный обожатель, и других уже не будет?

Напялила его каску. Я – как фриц под Москвой: видит око, да зуб неймёт. Надо отступать, пока задницу не надрали.

Зэк явился, когда мы с Пи-Пи играли в войнушку. Зашёл в квартиру и тут же вылетел обратно. Догнать его не удалось.

Соседи потом долго расспрашивали Агнессу, почему за её кузеном гонялась босая тётка в длинной юбке и с фашистской каской на голове. Что она им отвечала – понятия не имею.

На этой неделе выигрыш в лотерею составлял 370 миллионов долларов. Все как с ума посходили – билеты закупаются пачками. Я тоже грешным делом ввязалась. Потом опрашивала знакомых: что бы они стали делать с такими деньжищами.