Мама долго не брала трубку. Наконец отозвалась:

– Ну дайте штаны-то надеть!

Обычно связь между Нижним Новгородом и Голливудом отличная, но на этот раз я едва понимала, что мама говорит. Впрочем, набор вопросов у неё стандартный: «Как здоровье?», «Что ты кушаешь?» и «А мы с отцом поругались, представляешь?»

Я ответила, что положено, и перешла к основной части:

– Мам, а у меня новый парень. Вернее, дяденька.

Мама была в шоке.

– Откуда?

– Он адвокат…

– Твой? Ты ещё что-то натворила? Ох, лучше бы в тебя судья влюбился – оно б надёжнее было.

Мама всегда боится, что я влипну в какую-нибудь историю. Это ещё с детства пошло. Помню, она привела меня, шестилетнюю, в парикмахерскую.

– Какую мы хотим причёску? – спросила тётя с ножницами.

Я достала юбилейный рубль с изображением Ленина.

– Как у него!

Парикмахерше сделалось дурно.

Я была непростым ребёнком. Кто после ссоры с бабушкой поехал в морг и попросил сторожа позвонить ей и сказать, где я нахожусь?

Кто доводил Татьяну Юрьевну – прекрасную женщину и педагога? Она утверждала, что я пишу как курица лапой.

– Неправда ваша! – спорила я. – Хотите, докажу?

И доставала из портфеля жёлтую курячью ногу.

Маме было сложно поверить в то, что нормальный принц способен влюбиться в перезревшую красотку, к тому же с тремя с половиной разводами за плечами.

– Неужели его не смущает твоё прошлое? – спросила она.

– Подумаешь! У меня было всего четыре ошибки молодости, а у некоторых – по восемь-девять.

– И он ходит к тебе на свидания?

– Почти каждый день.

– Странный какой… У него ж, небось, работа, дела… Ты сама-то его любишь?

– Ага.

– За что?

– За фантазию.

Это правда. Пол думает о людях лучше, чем они того заслуживают. Он работает в фирме, специализирующейся на голливудских звёздах. Звёзды, как известно, состоят из газа, причём не всегда приятного, а Пол этого не замечает: у него все хорошие.

– Он полюбил меня за болтливость, – похвасталась я. – Говорит, что меня очень интересно слушать.

– Доча! Так он не адвокат! – испугалась мама. – Он следователь! Его специально к тебе подослали, чтобы ты ему про своих сокамерниц рассказывала! А я-то думаю: кто это тебе из тюрьмы разрешил звонить? Что он тебе пообещал? Условно-досрочное?

Я медленно положила трубку. Это была не моя мама.

А моя мама выслушала новость спокойно.

– Запомни одно, – сказала она, – большинству людей нужна не сама любовь, а символы любви: кому норковая шуба, кому секс по субботам. Так вот: не следуйте за большинством, и всё у вас будет нормально.

Меня зовут Мардж Тенш. Мне сорок один год – время собирать камни и складывать их за пазуху.

Я оглядываюсь назад: эмиграция в Америку, своё литературное агентство, мопс Ронский-Понский – нечто среднее между домашним любимцем и домашним паразитом.

Полжизни проведено замужем – что ни супруг, то личность: Трус, Балбес, Бывалый и д’Артаньян.

Первый, Димочка Кегельбан, всё страдал от несправедливости: с какой стати он должен кормить и оберегать жену? Он что, рыжий, что ли? Став голубым, Дима навсегда избавился от этой проблемы.

Второй муж, Лука, был военным фотокорреспондентом. Ему жизнь была не мила, если он чего-нибудь не штурмовал, – за это я его разлюбила. Луку грохнули в Багдаде, при исполнении служебных обязанностей. Так из бывшей жены я стала бывшей вдовой.

Третий муж, Макс, оказался нефтяным вице-королём. Сначала нам было весело, а потом мы друг другу надоели.

Четвёртого, Зэка, привёл режиссёр Кевин – моя большая внебрачная любовь. Он утверждал, что Зэк – будущий секс-символ Голливуда, и потому его надо хватать, пока дают. Мы с мальчиком поженились, и в результате ему досталась грин-карта, мне – двадцатилетний супруг, а Кевину досталось по рогам.

Зэк учил меня жизни, я помогала ему материально – у нас была почти любовь. Но тут появился Пол, и теперь мы каждый день изменяем моему мужу. Впрочем, Зэку наплевать – он давно сбежал от меня. Говорят, у него всё хорошо: он без пяти минут звезда…

– Точно. Самая недалёкая из них, – ёрничает Пол.

Зэк – единственный человек, которого он терпеть не может.

Сначала я жаловалась на судьбу втихомолку, а потом решила, что люди должны знать о моих страданиях. Завела дневник в интернете и всё всем растрепала. Откровенничать я могла сколько угодно: никто из моих героев всё равно по-русски не читает. Разве что мама да сестра. Но Лёля не признает моего творчества по техническим причинам – от него совесть просыпается. А маме можно доверять: она по-английски знает только «fuck you».

Я думала, что пишу либретто мыльной оперы, а оказалось – книгу. Отправила её в издательство, редактор посмотрел и прислал имейл: «Берём. Срочно пишите второй том».

Я пишу. Тема у меня благодатная – учебник жизни. А учебники, как известно, – самый ходовой товар. Я даже аннотацию для второго тома придумала.

Решение обещает быть любопытным, учитывая, что по математике у меня стоял «трояк», а с логикой я не то что на «вы», а на «ваше величество».

В офисе Пола красуется лозунг: «Подчинённые вид должны иметь бравый и придурковатый, дабы умствованием своим не смущать начальство. Пётр I, русский царь».

Это – моя работа: целый месяц вышивала крестиком по канве, потом вставила в рамочку и подарила.

Шкафы чёрные, кресла красные, на столе – пара наручников: чтобы клиенты развлекались, пока Пол решает их вопросы. Приковывать себя к офисной мебели – интереснейшее занятие.

Секретарша у Пола – прекрасная дева с таким бюстом, что печатать она может только вслепую. Блондинка по убеждению, настоящая женщина.

– Мистер Вардлоу, а сходите, пожалуйста, со мной в туалет.

– А сама – никак?

Выясняется, что Эммануэль (так зовут секретаршу) пролила в раковину бутылку жидкого мыла: пена вздыбилась до потолка и начала заваливаться на унитаз.

– Что делать-то? – ужасается Эммануэль.

И так во всём: факсы у неё отправляются не адресату, а за тумбочку, а диски копируются на ксероксе.

Я вспоминаю старую истину о том, что первоклассные руководители подбирают себе первоклассных сотрудников; а люди второго сорта предпочитают, чтобы их окружали люди третьего сорта.

– Зачем ты её держишь? – спрашиваю я Пола.

А он смеётся:

– Эммануэль – отличный профессионал. Она как никто умеет общаться с прессой.

Журналисты – это бич адвокатских контор, работающих на Голливуд. Репортёрам нужно писать про звёзд, и они целыми днями названивают «Картеру и партнёрам», чтобы выяснить, кто с кем, когда и почём. Функция Эммануэль – вежливо тупить в телефон:

– Да, мистер Вардлоу уехал. Я записала ваши координаты. Да, он их получил, но не перезвонил, потому что он мой почерк не разбирает.

При личных встречах она ещё более эффективна. Завидев её, репортёры впадают в столбняк: мужчины – от восхищения, женщины – от классовой ненависти.

«Картер и партнёры» работает по принципу «добрый полицейский – злой полицейский». Пол – добрый. А Картер проходит у журналистов под кличкой «Бешеная Козявка». Ему, собственно, за злобность и платят – по 400 долларов в час. Доброта Пола стоит дешевле – всего 380 баксов.