– Я не совсем вас понимаю.

– А между тем, мадемуазель, я задал вам очень простой вопрос. Я повторю его еще раз: вас не сильно расстроило, что именно в этом поезде было совершено преступление?

– Я как-то не задумывалась об этом. Нет, мне кажется, что я совсем не расстроилась.

– Вы, по-видимому, постоянно сталкиваетесь с преступлениями, а?

– Естественно, неприятно, что такая вещь вообще произошла, – спокойно сказала Мэри Дебенхэм.

– Вы настоящий англосакс, мадемуазель. Vous n’éprouvez pas d’émotion.

Молодая женщина слегка улыбнулась:

– Боюсь, что я не смогу прямо сейчас забиться в истерике, чтобы доказать вам свою эмоциональность. В конце концов, люди умирают каждый день.

– Вы правы, они умирают. Правда, убийства происходят несколько реже.

– Ну конечно.

– Вы не были знакомы с убитым?

– Я впервые увидела его вчера за ланчем.

– И как он вам показался?

– Я почти не обратила на него внимания.

– А он не показался вам отрицательной личностью?

Мэри слегка пожала плечами.

– Не могу сказать, что нечто подобное пришло мне в голову.

Пуаро со знанием дела посмотрел на нее.

– Мне кажется, что вам не совсем нравится то, как я провожу свое расследование, – сказал он и подмигнул женщине. – Английское расследование велось бы совсем по-другому, говорите вы сами себе. Там все было бы разложено по полочкам – одни только факты и порядок во всем. Но у меня, мадемуазель, есть свои маленькие причуды. Сначала я изучаю свидетеля, потом определяю его характер и уже в зависимости от этого задаю вопросы. Всего несколько минут назад я беседовал с джентльменом, который был готов поделиться со мной своим мнением по любому предмету. Вот его я старался держать в рамках, чтобы он отвечал только «да» или «нет». А сейчас передо мной сидите вы. Я сразу понял, что человек вы методичный и организованный, что говорить будете только о том, о чем вас спросят, и ответы ваши будут краткими и четкими. Но поскольку, мадемуазель, человек – существо капризное, то я задаю вам совсем другие вопросы. Я спрашиваю вас, что вы чувствуете и о чем думаете. Этот мой метод – он что, вам не нравится?

– Если вы простите мне мои слова, то мне это кажется бесцельной тратой времени. Нравилось ли мне лицо мистера Рэтчетта или нет, это никоим образом не поможет вам найти убийцу.

– А вы знаете, кем на самом деле был мистер Рэтчетт, мадемуазель?

Женщина кивнула:

– Миссис Хаббард уже успела рассказать об этом всем и каждому.

– Что вы думаете по поводу дела Армстронгов?

– Совершенно омерзительное преступление. – Голос мисс Дебенхэм стал хриплым.

Пуаро задумчиво посмотрел на свою собеседницу.

– Я правильно понимаю, что вы едете из Багдада, мисс Дебенхэм?

– Да.

– В Лондон?

– Да.

– А что вы делали в Багдаде?

– Служила в качестве гувернантки двух детей.

– И вы вернетесь назад после этой поездки?

– Не уверена.

– Почему?

– Багдад – город довольно специфический. Если б появилась такая возможность, я бы с удовольствием нашла работу в Лондоне.

– Понятно. А мне почему-то показалось, что вы собираетесь выйти замуж…

Мисс Дебенхэм ничего не ответила. Вместо этого она подняла глаза и посмотрела Пуаро прямо в лицо. «А вы наглец», – ясно говорил ее взгляд.

– Что вы можете сказать о леди, которая едет с вами в одном купе, о мисс Олссон?

– Милое, бесхитростное существо.

– А какого цвета у нее халат?

Мэри Дебенхэм с удивлением уставилась на своего собеседника.

– Нечто в коричневых тонах – чистая шерсть.

– Понятно. Думаю, что не покажусь вам нескромным, если скажу, что цвет вашего халата я смог рассмотреть по дороге из Алеппо в Стамбул. Бледная лаванда, если мне не изменяет память.

– Вы правы.

– А у вас есть еще один халат, мадемуазель, например, ярко-алый?

– Нет, это не мой.

Пуаро наклонился вперед. Сейчас он напоминал кошку, выслеживающую мышь.

– А чей же?

Пораженная девушка слегка откинулась назад.

– Не знаю. Что вы имеете в виду?

– Но вы же не сказали: нет, такого у меня нет. Вы же сказали: нет, это не мой. Что значит: халат принадлежит кому-то другому.

Мэри кивнула.

– Кому-то, кто тоже едет на этом поезде?

– Да.

– И кто же это?

– Я только что сказала, что не знаю. Сегодня утром, около пяти, я проснулась с ощущением, что мы давно стоим. Я открыла дверь и выглянула в коридор, думая, что это какая-то станция. И увидела, как кто-то в алом кимоно шел по коридору.

– И вы не знаете, кто это мог быть? У этой женщины были светлые, темные или седые волосы?

– Не могу сказать. На ней была облегающая шапочка, и я видела только ее затылок.

– А какая у нее была фигура?

– Высокая и стройная, по-моему, – но точно я не знаю. Кимоно было расшито драконами.

– Да, да, вы правы, именно драконами.

Пуаро помолчал, потом пробормотал себе под нос: «Не понимаю. Ничего не понимаю. В этом нет никакого смысла». И наконец сказал, подняв глаза:

– Не смею вас больше задерживать, мадемуазель.

– Правда? – Было видно, что мисс Дебенхэм удивилась, но быстро встала. Уже в дверях она заколебалась, а потом вернулась назад.

– Эта шведская дама – Олссон, кажется, – она очень нервничает. Говорит, что вы сказали ей, что она была последней, кто видел убитого живым. Мне кажется, она думает, что из-за этого вы ее подозреваете. Я могу сказать ей, что она ошибается? Понимаете, она такой человек, что мухи не обидит.

Мисс Дебенхэм произнесла все это с легкой улыбкой.

– А во сколько она пошла за аспирином к миссис Хаббард?

– Где-то в половине одиннадцатого.

– И сколько времени ее не было?

– Минут пять.

– А больше она не выходила из купе?

– Нет.

Пуаро повернулся к доктору:

– Рэтчетта могли убить так рано?

Доктор отрицательно покачал головой.

– Тогда, я думаю, мадемуазель, вы вполне можете успокоить вашу знакомую.

– Благодарю вас, – улыбнулась женщина улыбкой, полной сочувствия. – Знаете, она действительно как овца – когда разволнуется, то начинает блеять.

И с этими словами мисс Дебенхэм вышла из вагона-ресторана.

Месье Бук с любопытством смотрел на своего друга.

– Я не совсем понимаю вас, mon vieux. Вы пытались что-то сделать, но что именно?

– Я искал уязвимое место.

– Уязвимое место?

– Да, в панцире самообладания этой молодой леди. Я пытался пробиться сквозь ее sang-froid. Удалось ли мне это? Не знаю. Знаю только одно – она совсем не ожидала, что я подойду к решению проблемы с этой стороны.

– Вы ее подозреваете, – медленно проговорил месье Бук. – Но почему? Она кажется очаровательной молодой женщиной – последним человеком в мире, кто мог быть замешан в подобном преступлении.

– Совершенно с вами согласен, – вмешался доктор Константин. – Она женщина очень хладнокровная и начисто лишена эмоций. Она не будет тыкать человека ножом – скорее засудит его.

– Вы оба должны избавиться от уверенности, что это случайное и неподготовленное преступление, – вздохнул сыщик. – А что касается причин, по которым я подозреваю мисс Дебенхэм, то их по крайней мере две. Первая – это то, что я случайно услышал и о чем вы еще не знаете.

И он рассказал им об обмене странными фразами, которые случайно слышал по пути из Алеппо.

– Это действительно довольно любопытно, – заметил месье Бук после того, как Пуаро закончил. – Но этому разговору надо найти какое-то объяснение. Если он значит именно то, о чем вы подумали, то тогда они оба участвуют в деле – и она, и надутый англичанин.

Пуаро согласно кивнул.

– И это то, что не подтверждается существующими фактами, – добавил он. – Ведь если они оба в деле, то мы можем ожидать, что каждый из них подтвердит алиби другого. А разве это так? Нет – этого не происходит. Алиби мисс Дебенхэм подтверждает дама из Швеции, которую та никогда в жизни до этого не видела, а алиби полковника Арбэтнота подтверждает Маккуин, секретарь убитого. Нет, такое решение нашей задачи кажется мне слишком простым.