Дэн не верил в подобное, считал предрассудками. Гораздо больше сейчас его волновало то, что на его автоответчике сообщения, адресованные покойнику. Вот от чего мурашки по спине бежали.

Спасибо, что не от покойника.

Телефон зазвонил поздно вечером где-то через неделю. Дэн уже собирался ложиться спать и вздрогнул — звонок был непривычный и довольно громкий. Он обернул полотенце вокруг бёдер, так как только вышел из душа, и поднял трубку.

— Да, Дэн Рикман слушает.

— Ал..ло… — даже по обрывкам слова в звенящем голосе легко можно было узнать уже знакомый. — Здравствуйте, наверное, номером ошибся, — пролепетал незнакомец и уже явно собирался пробормотать извинения, а потом отключиться, но Дэн быстро его перебил:

— Стой, ты звонишь Ронни, да?

— Что? Да, — теперь в голосе слышалось удивление, и это немного ободряло. Значит, голос был способен и на другие эмоции, кроме тоски и звона разбитого стекла.

— Слушай, — вообще-то не Дэн должен был говорить о смерти чужого любовника, но и дальше просто терпеть эти звонки он не хотел. Как не хотел просто отговориться тем, что Ронни больше здесь не живёт. Если этот парень не заслужил быть рядом с ним, то заслужил хотя бы знать о его смерти. — Как тебя зовут?

— Энди.

— Энди, — Дэн вздохнул. Что ж, по крайней мере, он не объявляет о смерти чьей-то мамы. Это было бы гораздо сложнее. — Послушай, Энди, Ронни… тут больше не живёт. Он… — прочистив горло, Дэн всё же договорил: — он умер. Ещё в прошлом месяце.

С другой стороны трубки стояла гробовая тишина. И Дэн даже забеспокоился, не упал ли Энди в обморок и не принялся ли резать себе вены своим же стеклянным голосом.

— Я знаю, — вдруг ответил Энди, снова ломаясь. — Я знаю, что он умер.

— Тогда зачем ты звонишь сюда? — пришла очередь Дэна удивляться. Полотенце предательски сползало с бёдер, и Дэн, зажав трубку между ухом и шеей, принялся его поправлять, потому что разговаривать совершенно обнажённым с незнакомым человеком, которому он только что рассказал о смерти близкого… друга — на любовника язык не повернулся, — было бы слишком даже для его эмоционального диапазона.

— Я не думал, что кто-то уже въехал в его квартиру, — негромко сказал Энди. — А мне так легче. Будто бы ничего не произошло. Будто мы просто ещё раз поссорились. Извини, я больше не буду звонить.

Короткие гудки оглушили, а Дэн даже ничего не успел сказать. Впрочем, наверное, оно и к лучшему. Говорить всё равно было нечего.

Но внутри всё равно отчего-то было тяжело. И Дэн ни за что бы не стал искать этого Энди, чтобы проверить, всё ли с ним нормально, но если бы знал его лично, то обязательно зашёл бы в гости.

Мистер Паркер определённо взъелся на него за первую промашку. Шёл уже третий месяц работы в Бостоне, а ни одного доброго слова в свой адрес на планёрках и общих собраниях Дэн не слышал. Он не особо придавал этому значение, но Мэмфис постоянно делал круглые глаза и одними губами шептал: «Он тебя ненавидит». Ненавидит, соглашался Дэн, но не увольняет. При всём его отношении к работе, к абсолютно спокойному ритму и нежеланию ускоряться, он всё ещё выполнял свои обязанности хорошо. И всё ещё отчаянно хотел в Коннектикут.

— Не понимаю, почему ты до сих пор сидишь здесь, — сказал ему как-то Мэмфис, когда они сидели в баре в пятницу вечером.

— Здесь? В баре? — конечно, Дэн понимал, что речь вовсе не о стакане виски в руках.

— Не делай вид, что глуп, крошка Дэнни, — закатил глаза Мэмфис. — Я о тебе и твоей должности. И работе. И карьере. Ты же всё это ненавидишь.

— Нет, не ненавижу.

— Тогда где твой горящий взгляд и желание перейти океан?

— Много ты горящих взглядов у нас в офисе видишь?

— У Мэгги, когда к нам приходит Стивенсон из отдела продаж.

— Вот разве что Мэгги, — согласился Дэн. — Ни у кого не будут гореть глаза, когда работаешь с обработкой данных.

— У меня же горят.

— У тебя зад горит из-за сальсы, которую ты поглощаешь килограммами. В глазах у тебя отблески.

— О, Джордж Карлин всё ещё вертится в гробу, — хохотнул Мэмфис.

Наверное, Дэн привык. И привык привыкать. Сколько людей так живут? Да почти все. Дэн категорически отказывался вылезать из зоны комфорта. Как и все. Потому что в тридцать с копейками тяжело перестраиваться. Это в двадцать пять Мэмфиса ещё можно было послать всё к чёрту и пойти начинать карьеру с самого нуля. У Дэна бы так не вышло. Не тот характер, не тот стержень, не то желание.

Домой он вернулся к полуночи. И, не успев разуться и оставить пальто на вешалке, услышал телефонный звонок. Свой номер он так никому и не дал, поэтому звонить мог только один человек. Если, конечно, агентство по раздаче миллиона долларов не работало в ночную смену.

— Да, Дэн Рикман слушает, — сказал он, беря трубку.

И надо же, не ошибся.

— Привет, — это действительно был Энди. Он говорил всё так же тихо, надломлено и с хрустальными шариками в голосе. — Я знаю, что ты не Ронни. Но по привычке набрал. Извини.

Дэн не знал, что ответить. И поэтому просто молчал, вслушиваясь в чужое дыхание.

— Я поговорю с тобой немного, ладно? Больше не с кем.

— У тебя нет друзей? — Дэн принялся раздеваться, не отнимая телефона от уха.

— Есть, но они не поймут.

— Почему? Многие тяжело переживают смерть… друга.

— Но он был мне не другом, и мои друзья не поймут этого.

— Тогда зачем тебе такие друзья?

Энди замолчал. И молчал долго, только сосредоточенно дышал. Дэн опустился на диван и тоже вздохнул. Только страдающих по покойным любовникам геев ему не хватало. Он никогда не отличался большой долей сочувствия, а здесь и вовсе не мог ничего сказать — он не знал лично ни Ронни, ни Энди.

— Можно я буду иногда звонить?

— Что? — удивлённо переспросил Дэн.

— Я знаю, мы не знакомы, и, наверное, тебе это в тягость. Но я не буду занимать много времени. Просто так действительно немного легче.

— Потому что мы не знакомы?

— Именно.

И Дэн согласился. Это не было в его привычках — соглашаться на разговоры с людьми, которых он не знал. Но почему-то отчасти понимал, что это для кого-то очень важно. А ему… он ведь всё равно ничем особым не занят дома, кроме просмотра старых комедий на таких же старых дисках из-за отсутствующего кабельного.

В его жизни почти не было места спонтанным решениям. Он всегда шёл по уже знакомому маршруту и не собирался с него сворачивать. А сейчас, дав согласие, уйдя с привычного пути, вдруг почувствовал себя чуточку лучше, по-другому. И это не принесло облегчения, но немного освежило.

Энди действительно начал звонить. Нечасто. Раз в несколько недель. Но каждый их разговор длился на пару секунд дольше. Так Дэн узнал, что Энди только заканчивает университет и подрабатывает когда кем приходится. Что Энди чуть-чуть за двадцать, а с Ронни они вместе учились в школе. Что Ронни был маленьким, тощим и веснушчатым, очень стесняясь этого. А стекло в голосе Энди, когда он упоминал Ронни, дребезжало особенно сильно.

— Сколько времени уже прошло? — спросил однажды Дэн.

Энди немного помолчал и выдохнул:

— Почти полгода.

Полгода. Выходило, что и он, Дэн, в Бостоне уже полгода. Не самый долгий срок. Всего только два лета в Коннектикуте.

Всё чётче Энди обретал форму. Дэн не знал, как он выглядит, но почему-то представлял его небольшим, тонким и прозрачным, как его голос. Наверное, светловолосым, с белой кожей и пустыми глазами. И с каждым звонком он представлял его всё более чётко. Но никогда бы не решил проверить, предложив встретиться или добавив друг друга в друзья на фейсбуке.

— Может, ты влюбился? — Мэмфис имел слабость к неудобным вопросам. Дэн имел привычку не отвечать на них.

— Я не гей. И даже не би, — напомнил он.

— Только твоё общение с тех пор, как ты переехал в Бостон, сводится ко мне, на котором ты отрабатываешь свою карьеру стенд-ап-комика, и этому парню, с которым у тебя секс по телефону.