У них есть сутки на то, чтобы ни-ку-да не выходить.

И сегодня они не трахаются. Ни дрочки, ни минета — ничего.

Разговаривают.

Это так странно — говорить со Стайлзом. Дерек думал, что хорошо его знает, потому что он в курсе, какие фильмы Стилински пересматривает по сто раз в месяц и как сильно любит фисташковое мороженое, но, оказывается, он и не подозревал, что омега болеет за Балтимор Рэйвенс и терпеть не может брокколи; в перечне любимых книг Стайлза, всегда производящего впечатление человека поверхностного и беспечного, обнаруживается пара книг Киза, а сам Дерек с упоением и удовлетворением от того, что его слушают, рассказывает про моралистический смысл «Отверженных».

Оба не могли ожидать друг от друга того, что узнали и что услышали; оба теперь находятся в некоей растерянности. Дерек чувствует, что начинает привязываться, привыкать к Стайлзу — с его смешными растрёпанными волосами, россыпью родинок по всему телу, страстной любовью к Марвел и абсолютным неумением готовить.

Это не отчаяние и не безнадёжность — это горчащее на языке осознание того, что они сами создали себе мечту-на-неделю, а потом всё закончится.

С этого дня они спят в одной кровати. Просто болтают допоздна, а потом, когда пора бы уходить, Дерек остаётся. Во многом благодаря взгляду Стайлза — тот не просит, да и глупо было бы думать, что он станет просить. Просто смотрит — как будто не хочет, чтобы Дерек ушёл.

Хейл не уходит.

Что ж, он просыпается на пятый день от того, что его мочевой пузырь вот-вот не выдержит, а Стайлз так вцепился в него (точно ручная обезьянка) всеми конечностями, что решительно непонятно, как тут выпутываться. Дерек-то, ясное дело, пытается. Стайлз мычит, притягивает его к себе обратно, тыкается носом в плечо и довольно сопит. Приходится высвобождаться, решительно отстраняя омегу, но тот даже не просыпается — сладко причмокивает губами, поворачивается на живот и обнимает подушку.

На часах почти шесть утра, Дерек чувствует себя вымотанным и разбитым.

Душ слабо, но всё же помогает, так что спустя двадцать минут альфа выползает на кухню вполне очнувшимся и даже относительно проснувшимся.

Стайлз тоже успевает проснуться за это время — и теперь пытается что-нибудь приготовить. Памятуя о неудаче с яичницей, он ограничивается бутербродами и соком. Дерек, правда, терпеть не может яблочный, но Стилински смотрит так, будто готов швырнуть в альфу стаканом, если он не выпьет, и приходится повиноваться. Когда Дерек спустя пару часов рассказывает об этом инциденте Уиттмору, с которым они неплохо ладят, Джексон хохочет, хлопает Дерека по плечу и насмешливо тянет: «Подкаблу-у-у-учник». Правда, когда мимо проходит Лидия, а Джексон замирает, будто готовая получить приказ гончая, настаёт время Хейла позубоскалить.

Они обсуждают что угодно, но не Стайлза и не отношения Дерека со Стайлзом. Таковы правила.

Этот день не больно-то радостен. Скотт и Кира покидают проект: то ли секс получился так себе, то ли просто осознали, что не подходят друг другу, но они обнимают всех оставшихся участников, желают удачи и уходят, подчёркнуто игнорируя друг друга. Стайлз приходит к выводу о том, что это ссора, а Дерек настаивает на варианте «не удовлетворил». И хотя Скотт — лучший друг Стайлза, и Стилински честно пытается выцарапать благоверному глаза за сомнения в способности Маккола удовлетворять омег, всё же Джексон и Питер полностью поддерживают альфу.

Питер, кстати, умудряется охмурить Лейхи, так что вокруг них теперь разве что пузатые купидончики не порхают. Айзек висит у Хейла на шее, смотрит ему в рот и улыбается всем так солнечно, что не улыбаться в ответ получается только у Дерека. За это он получает тычок в ребро и тихое весёлое «Сноб» от Стайлза.

Кому-то сегодня перепадёт по маленькой упругой заднице.

Лидия расстроена. Это видно. И хотя она ведёт выпуск как всегда, теперь уделяя главное внимание Питеру и Айзеку, которые уже успели поставить друг другу метки и теперь остаются в проекте просто символически, чтобы поддержать других, печаль от друзей скрыть не получается. Все проникаются настроем Мартин, ходят подавленные и неразговорчивые (только Питер с Айзеком успели пообжиматься во всех местах парка, в котором и проходят части съёмок). Джексон не зубоскалит, пытается расшевелить и приободрить девушку, а Стайлз громогласно предлагает всем посмотреть жизнеутверждающие и очень весёлые «Звёздные войны», на что получает дружный рёв «Заткнись, Стайлз!», обижается и уходит за кофе.

Сегодня у них с Дереком день почти без разговоров, только за руки держатся — потому что так принято.

Дерек чувствует себя неимоверно далёким от Стайлза, Стайлз чувствует себя неимоверно далёким от Дерека.

Шестой день просто обязан быть лучше.

***

И — да! Шестой день — почти идеальный день. Сегодня съёмки проводятся в квартире Дерека, потому что они со Стайлзом должны приготовить что-нибудь вместе, только что-нибудь посложнее яичницы (Дереку хочется объяснить Лидии, что яичница для них — вершина кулинарного мастерства, но приходится сдержаться, потому что Стилински готов прожечь в нём дырку взглядом), и на всё про всё у них два часа. Камеру оставляют неподвижно снимать — потом этот материал будут монтировать и подгонять под размеры выпуска, — дабы не мешать парочке, и Лидия тащит всю съёмочную команду в кафешку. Вообще-то это издевательство: выходит, травиться своим шедевром придётся самим же Дереку со Стайлзом.

— Что мы приготовим? — Хейл опирается бедром о тумбу, на которой, болтая ногами, восседает Стайлз, и задумчиво листает кулинарную книгу. Всё слишком сложно, слишком долго, слишком скучно; им необходимо найти то, что можно приготовить побыстрее и что сложно превратить в угли. Пока вариантов немного.

— Я знаю… — медленно произносит Стайлз, глядя куда-то за плечо Дереку, и тот оборачивается, с недоумением глядя на брошенную на узком кресле сантиметровую ленту: вчера вечером Стайлз решил измерить свои объёмы и пришёл к выводу, что раз он такой шикарный, можно немного ещё и наесть жирка.

— Как связано то, что мы должны готовить, с твоим нарциссизмом? — непонимающе интересуется Дерек. Стайлз цокает языком, больно щипая альфу за локоть, и — это вызов. Так что Хейл склоняется над, видимо, и правда испугавшимся омегой, оттягивает ворот его футболки вниз, так, чтобы оголить одно острое плечо, и прижимается губами к гладкой коже, медленно посасывая. Когда он отстраняется, на плече Стайлза красуется засос, а сам парень дышит тяжело. Он притягивает Дерека к себе, раздвигает ноги, и от этого можно голову потерять, что, в общем-то, и происходит; они трутся друг об друга, хрипло дыша, пальцы Стайлза дрожат и впиваются в плечи Дерека, пальцы Дерека — в бёдра Стайлза, и это идеально.

— Дер-рек… — выдыхает Стилински, и Хейл ловит себя на мысли о том, что вечность слушал бы это прерывающееся, с рокочущей «р» обращение. Он неохотно отстраняется, Стайлз так же неохотно и не очень-то изящно — его явно не держат ноги — сползает с тумбы.

— Так вот, — он облизывает свои совершенно невозможно блядские губы и нервно потирает пальцы, — нам нужны шоколад, масло, какао…

Когда он заканчивает перечислять ингредиенты, Дерек, вытаскивающий всё необходимое, уточняет:

— Сколько?

— Для порции нужно примерно по сто граммов шоколада и масла, — отвечает Стилински, а потом хрипло смеётся, качая головой, — но с учётом наших с тобой кулинарных навыков стоило бы перестраховаться.

Дерек хмыкает, но подчиняется.

Итак, первый блин комом.

Пирожные не то чтобы не выходят: просто Стайлз, всерьёз, видать, переживающий из-за казуса с яичницей, вытаскивает их из духовки слишком рано, и в результате полусырое тесто, пусть и шоколадное, выходит также и наполовину съедобным. Приходится отправить неудачные экземпляры в мусорку. Стайлз вздыхает, а Дерек обнимает его сзади.

— Хэй, не парься, — говорит он низко куда-то омеге в макушку, и тот расслабляется в его руках, — просто нужно чуть больше практики.