– Видишь? – спрашивает он, прихватывая зубами кожу на моей спине. – Совсем не страшно.
Мне и не страшно – мне волнительно и неловко, откровенная поза смущает. Но, в конце концов, я не могу видеть, как выгляжу сейчас. А Снейпу – едва заметно потяжелевшее дыхание, пальцы, впившиеся мне в бёдра – вряд ли не нравится происходящее.
– Ты зря смущаешься, – говорит он, отрываясь от выцеловывания моей спины, и я неловко свожу лопатки. – Ты красив.
Мне хочется рассмеяться. Но я давлюсь фырканьем: горячая ладонь поднимается по внутренней стороне бедра, пальцы мягко потирают чувствительную кожу за яичками и коротко обласкивают член. Я стискиваю зубы; головка трётся о грубую ткань.
– Ты красив, – повторяет Снейп, целуя меня в ямочку на пояснице. Я невесть почему дрожу: волнующее прикосновение. – У тебя чувствительная кожа, – мне едва удаётся не податься следом за ласкающей рукой, когда Снейп гладит меня по бедру. – Хорошо сложенное тело, – его губы – на моей шее, он больно прикусывает кожу и втягивает её в рот, и я отвечаю ему шумным вздохом. – Ты потрясающе отзывчив, – хрипло говорит мне Северус. И прижимается губами к ягодице. Я не могу удержаться от потрясённой дрожи: это, оказывается, так приятно. Он кусает, но тут же старательно зализывает укус; кожа там, где остался след от его зубов, горит и плавится, я весь горю и плавлюсь, мне уже наплевать, что у меня нет опыта, что это может быть больно, что…
Снейп отстраняется, и меня накрывает ошеломительным ощущением потери. Но раньше, чем я успеваю обеспокоенно позвать его, он возвращается: лавина поцелуев обрушивается на мои лопатки, и я распластываюсь по матрасу, глухо выстанывая что-то себе в кулак… а потом чувствую, как в меня проникает смазанный палец.
Это не боль – дискомфорт и тянущее ощущение ниже поясницы, но не боль. Если подобное неудобство – всё, что мне нужно вытерпеть ради того, чтобы заняться сексом с Северусом, то…
Я приподнимаю бёдра и тут же жалею об этом – неосторожное движение отдаётся в теле вспышкой. Снейп хватает меня за бедро, целует в шею, бормочет:
– Не торопись, не торопись…
Я закрываю глаза. Сжимаю зубы. И обещаю себе вытерпеть что угодно.
Но и второй палец не приносит мне боли. Я не знаю, чья в этом заслуга, паука или умения Снейпа отвлечь меня. Мне не больно. Только распирает, когда он разводит пальцы внутри, и…
И приятного – мало.
Может быть, мне стоило ограничиться тем, что у нас уже было? Зачем я настаивал на полноценном сексе?
И не об этом ли предупреждал меня Северус?
– Гарри, – голос у него напряжённый, но руки всё равно осторожные, а губы – ласковые. – Ты слишком громко думаешь. Расслабься.
И его ладонь, его божественная узкая ладонь, наконец обхватывает мой член. Хватает пары движений, чтобы схлынувшее было возбуждение вернулось с новой силой, и я давлюсь стоном, и нетерпеливо толкаюсь в кольцо его пальцев, и кусаю пересохшие губы, и мне уже плевать на новое проникновение и на то, что дискомфорт маячит на периферии сознания, угрожая вот-вот перерасти в боль. Шепчущиеся голоса там же, далеко-далеко, слишком далеко, чтобы достать меня; потрясающее, сладкое удовольствие – рвано дышать и двигать бёдрами, понукая его ласкать меня быстрее.
Лишь спустя пару секунд я осознаю, что пальцы исчезли: пропадает неприятная наполненность, остаётся лишь жжение. Я надеюсь, что уж теперь-то Северус сожмёт ладонь посильнее, задвигается в идеальном темпе, но он медлит: гладит моё бедро, что-то шепчет… слов не разобрать, сливаются с голосами. Вжикает ширинка.
А потом Снейп входит в меня. И я глотаю неозвученный стон, и корчусь, и пытаюсь уйти, но он держит меня, сжимает в своих стальных объятиях, не позволяя вырваться, и говорит:
– Потерпи. Потерпи. Сейчас пройдёт.
Так отрывисто, словно он держится из последних сил. Я терплю, я жду боли, но боль – взрыв – не приходит. Приходит только тягучее, густое чувство наполненности…
Снейп целует меня в затылок и начинает двигаться.
Господи, и в этом должно быть что-то приятное? У меня начинает болеть низ живота, кружится голова, а он всё двигается, двигается…
А потом как-то неуловимо меняет угол, и я едва не вскрикиваю: таким острым, пусть и секундным удовольствием прошивает всё тело. Теперь я сам выгибаю спину, подставляясь, оглядываюсь через плечо, совсем позабыв, что на мне повязка, и прошу хрипло:
– Сделай… так. Ещё.
И Северус делает. И опять. И снова. И дискомфорт отходит на задний план, оставаясь ощутимым, но совершенно незначительным, и я вскидываю бёдра, и шире расставляю ноги, едва удерживаясь на разъезжающихся коленях, и давлюсь полустонами… А он двигается, двигается, двигается, рвано и быстро, как будто задыхаясь, целуя меня везде, куда дотягивается, и кожа в этих местах пульсирует, наливаясь жаром, и я знаю – уже через несколько часов его метки, прекрасные метки, запестрят алым и фиолетовым и не будут сходить долго, очень, очень долго…
Я бы выдавил «Быстрее, пожалуйста», но слов нет – есть только восторженные вздохи и стоны, иногда прерывающиеся на скулёж, есть только дрожь тела, которая приходит, когда он вновь обхватывает мой член рукой, начиная двигать ею в такт проникновениям, и этого – двойного удовольствия – для меня так много, так неописуемо много! Я слышу, как Снейп, мой сдержанный, строгий Северус, забывается, всё чаще его рваные выдохи переходят в гортанные вибрирующие стоны, и что-то копится во мне – что-то очень, очень горячее, что-то щекочет мне подсознание, что-то…
Он целует меня бессистемно и жадно, но всё, что могу я сам, – лишь изворачиваться, изредка вслепую ловя его губы своими.
Я раньше считал, что мокрые поцелуи – это отвратительно.
По моему подбородку стекает ниточка слюны, и Северус ловит её языком перед тем, как отстраниться и сделать ещё несколько резких движений. Это удовольствие на грани боли: каждый новый толчок приближает меня к финалу, и я плавлюсь, и загораюсь, и тело подводит… только впивающиеся в бёдра пальцы не позволяют мне окончательно потерять ощущение реальности – всего слишком много: его поцелуев, его движений, его прикосновений, шершавости ткани подушки…
Я не знаю, кричу ли я его имя и кричу ли вообще, когда кончаю, потому что оргазм оглушает меня; целую вечность я лишён и слуха, и зрения, есть только влажное ощущение на животе, липкая лужица чужой спермы на спине и цепкая хватка на бёдрах. Только после, после, много после, когда ощущение наполненности исчезает, я чувствую, как Северус осторожно развязывает узел, выпутывая ленту из моих мокрых волос.
И прижимается ласковым поцелуем к моему затылку.
Он убирает из-под моего живота подушку, помогает мне, неспособному двигаться, лечь… И встаёт. Я не открываю глаз, но чудом на ощупь хватаю его руку, испуганный, что он уйдёт. Северус тихо фыркает, отцепляя мои пальцы.
– Нужно смазать тебя, – говорит он, и я радуюсь, что мои глаза закрыты; наверное, я бы умер со стыда, встреться я сейчас с ним взглядом.
Но, как ни странно, это почти не смущает – его действия осторожны, а пальцы аккуратны, и прохладный крем уменьшает жжение.
Я балансирую на грани сна и яви и не могу выбрать одно состояние. Снейп решает за меня – садится рядом, поглаживая меня по бедру, и негромко произносит:
– Можешь поспать. У нас есть несколько часов.
Сон намного лучше рефлексии и переживаний. Мне даже не снится кошмаров – в моём сне Северус безмятежно перебирает мои волосы, будто ничего не случилось и бояться нам нечего.
***
Он нервничает. Нервничает, хотя всеми силами старается этого не показывать. У него глаза больные и воспалённые – значит, пока я спал, Снейп сражался с собственными страхами. Ловлю его руку, прижимаю к губам, но он отстраняется почти сразу, только прикасается к моей щеке костяшками. И говорит:
– Я не хирург. За годы преподавания я…
– Неважно, – челюсть сводит то ли от глупого страха, то ли от шевеления паука. В светлой кухне, кроме нас, никого, но у меня такое чувство, словно за мной следят десятки внимательных глаз.
