Я смотрю на Северуса, сидящего рядом со мной, и улыбаюсь. Северус бы смог наверняка. С этой приятной мыслью я засыпаю снова.

– Дай сюда руку, – хмуро говорит он мне в очередное моё пробуждение. Тело ещё слушается плохо, но я нахожу в себе силы протянуть ладонь, и Северус укалывает мой палец. Выдавливает немного крови в крошечную пипетку, почему-то мрачнеет…

– Что-то случилось? – я безбожно хриплю. Снейп поднимается на ноги и, не глядя на меня, бросает:

– Отдыхай.

Его поспешный уход больше всего напоминает бегство.

– Поттер, не лезь не в своё дело, – холодно отрезает Снейп, когда я спрашиваю его снова. На этот раз он берёт кровь из вены. Он выглядит паршиво, будто не спал несколько суток.

И это настораживает. Поэтому, проснувшись на следующий день, я, скрипя зубами, поднимаюсь с кровати. Бинты, стягивающие грудь и рёбра, не дают толком вдохнуть, может быть, поэтому у меня так кружится голова. В пальцах, шее, бёдрах мне чудится какое-то шевеление – наверное, глупости, эфемерные остатки боли. Держась за стены и спотыкаясь, я, одетый в одни пижамные штаны, бреду в кабинет Снейпа. Мне не нравится его поведение, не нравится, что он ничего мне не объясняет. Словно ничего не закончилось, словно я… нет. Нет. Я сумел выжить, паука во мне больше нет – я видел окровавленное сморщенное тело бога, больше не способного причинить мне вред. Я выжил – так из-за чего ещё беспокоиться?

Моя интуиция меня не подводит: Снейп в своём кабинете. В моём теле такая отвратительная слабость, что я, кажется, готов рухнуть прямо здесь, и несколько шагов до кабинета я делаю из чистого упрямства. Распахиваю дверь. Снейп резко вскидывает голову и вскакивает.

– Поттер! – в его глазах плещется недовольство, но я успеваю заметить мелькнувшее и исчезнувшее чувство, которое мне не удаётся распознать. – Какого чёрта ты тут шляешься? Я же ясно выразился, тебе рано подниматься с кровати, ты слишком слаб!

И он, бормоча себе под нос ругательства, усаживает меня на стул. А я глупо улыбаюсь от этой минутной, очень условной близости. И ещё оттого, что привычка заботиться обо мне стала у него рефлексом. Мне хочется поцеловать его, разгладить большими пальцами глубокую морщину на его лбу, скользнуть лёгкими мазками прикосновений по вискам… Я не знаю, имею ли всё ещё на это право.

И поэтому не решаюсь.

– Что случилось? – в лоб спрашиваю я, когда первая вспышка слабости отступает и дар речи возвращается ко мне. – Я имею право знать, это, в конце концов, касается меня. Так что могло произойти? Ты вытащил из меня паука, всё должно быть…

– Вытащил, – ровно соглашается Снейп и отворачивается от меня. Его руки, сцепленные в замок за спиной, едва заметно подрагивают.

Я встаю. Я шагаю к нему назло разлившемуся по телу свинцу, назло его встревоженному недовольному взгляду. Я шагаю, пока не добираюсь до своей цели и не впиваюсь непослушными пальцами в худые плечи.

Он смотрит на меня с таким исступлением, что взгляд этот подобен поцелую – злому и торопливому, с кислым привкусом крови. Я не знаю поцелуев слаще.

– Это была самка, – очень спокойно – мне хорошо знаком этот тон – говорит Северус, отстраняясь от меня. Всё, что мне остаётся, – только тихо спросить:

– Ну и что?

Он умеет молчать выразительно, так выразительно, что можно захлебнуться от миллиарда догадок. Страшных, пугающих догадок.

Я почти вижу, как стержень Северуса Снейпа истончается и ломается, когда он говорит мне, обессиленно горбясь:

– Она отложила яйца.