Интересно, если я всё-таки выживу, он предпочтёт забыть обо всём, что между нами было?

Я замираю как вкопанный и едва не врезаюсь в Блейза Забини.

– Поосторожнее, Поттер! – он потирает ушибленное плечо, недовольно морщится. Видок у Забини паршивый: круги под глазами, сероватая кожа… это до боли напоминает мне меня самого, и, позабыв, что мы стоим посреди коридора, я шепчу:

– Ты… тоже?

– Тебе-то какое дело? – он, кажется, готов взорваться, но спустя секунду смягчается и неопределённо мотает головой. – Вроде того. Надеюсь, пронесёт.

Я не успеваю ничего сказать ему – Блейз Забини оттесняет меня плечом и уходит, не оборачиваясь. Интересно, кто будет вытаскивать его? Я думаю о профессоре Люпине, над старым пиджаком с протёртыми локтями столько насмехался Блейз, и фыркаю. Голоса в голове фыркают вместе со мной, но в последнее время я научился их затыкать.

Блейз справится. Хотя бы и назло тому, что приключилось с Драко. Блейз справится – я откуда-то знаю это, каким-то внутренним чутьём.

Может быть, то, что я выкидываю из головы встречу с ним и больше не вспоминаю о Забини, называется малодушием. Может быть.

Всё хорошо. Всё хорошо и на этот, и на следующий день.

А потом наступает утро, в которое Северус Снейп как бы между делом говорит мне, медленно попивая кофе:

– Сегодня.

Я вздрагиваю и растерянно поднимаю голову. Он поясняет:

– Сегодня ночью я попробую вытащить его. У тебя есть время побыть с друзьями.

– Попрощаться? – я зло усмехаюсь. Почему этот день наступил так рано? Должно же было быть ещё время, мне не хватило, я только научился справляться, я только сумел начать жить заново, без оглядки на богов и их мерзкие делишки!.. Почему?

Снейп резко опускает чашку на стол, поднимается на ноги и холодно бросает:

– Если вы в состоянии язвить, мистер Поттер, значит, за ваше душевное равновесие я могу не тревожиться.

Он уже готовится уйти, когда я отмираю и ловлю его за руку. Мне становится даже стыдно за эту вспышку – Снейп нервничает никак не меньше, если не больше, чем я… Это не от меня зависит чужая жизнь. И не я буду выполнять роль спасителя, который в конце концов может стать палачом. Поэтому, сжимая зубы, я выдыхаю:

– Извините.

«Сэр» с языка не идёт – прошлой ночью я снова называл его по имени, а он снова не говорил мне ни слова против, и сейчас официальное обращение кажется мне лицемерием. Я осторожно и робко скольжу пальцами по тыльной стороне его ладони, лаская подушечки, и Снейп медлит мгновение перед тем, как вырвать руку из моей хватки.

– Извинения приняты, – ещё холодно, но уже без злости произносит он. – Тебе пора собираться. Опоздаешь на занятия.

Я мотаю головой и торопливо говорю ему:

– Я не хочу. Не хочу сегодня. Послушай, от одного дня ничего не будет, верно же? – вглядываюсь в его глаза, ищу понимание, давлюсь тем, что хочу сказать. – Я просто… думаю, если я сегодня пропущу пары, меня не исключат. Ты… – облизываю губы. Сердце нервно колотится в горле, голоса в голове кривляются, перевирая меня на разные лады. – Ты обещал мне.

Он понимает без уточнений, что именно обещал. На секунду я вижу в его взгляде то же чувство, которое сжимает моё горло: неприятие. Неприятие. Я знаю, знаю, это неправильно. Мне не следовало просить его о сексе – о таком не просят, и это…

– Хорошо, – кивает Снейп, прикрывая глаза. – К трём часам я буду дома.

Он больше ничего мне не говорит, только поправляет рубашку, тщательно проверяя, все ли пуговицы застёгнуты, и уходит из кухни. Я иду следом за ним, как верный пёс, подаю ему пальто, и Снейп почему-то морщится, глядя на меня; мне даже начинает казаться, что я ему отвратителен, что всё это время он просто умело притворялся, но Снейп – Северус – сжимает мой подбородок и запечатлевает на моих губах короткий тёплый поцелуй, почти шепча на прощание:

– Это совсем недолго. Подождёшь?

– Подожду, – отвечаю я и назло его пунктику насчёт пунктуальности притягиваю Северуса к себе для нормального поцелуя. Борьба между нежеланием опаздывать и желанием ответить мне ведётся в нём лишь первую секунду; после мои лопатки обжигает болью соприкосновение со стеной, а горячие сухие ладони Снейпа забираются мне под футболку и ласкают беззащитный живот. Во мне так много всего, что не выразить словами: я выражаю суетливыми прикосновениями, объятиями и поцелуями, поцелуями, поцелуями – жадными, торопливыми, рваными, от таких губы остаются алыми и припухшими. Я не знаю, кто первый из нас срывается на стон, но в тот же момент Северус прерывает поцелуй и отстраняется. Он тяжело дышит. Его рубашка моими стараниями расстёгнута, волосы растрёпаны.

– Чёрт, Гарри, – Снейп почти смеётся; в его тоне что-то между весельем и осуждением, и я беззастенчиво улыбаюсь в ответ, любуясь им, пока он приглаживает волосы и застёгивает пуговицы. Он красивый, он такой красивый – как я мог не замечать этого раньше? Красивый не в общепринятом смысле, нет, никто не назвал бы привлекательным это скуластое носатое лицо… Он красив нервными движениями запястий, таких тонких, что они кажутся обманчиво хрупкими; красив выступами ключиц и кадыка, красив чёткой линией подбородка. Красив дрожью, которая, я знаю, прошибает его, если я прикасаюсь губами к чувствительному местечку за ухом…

– Что ты уставился? – беззлобно ворчит Северус, возвращая меня в реальность, и смахивает несуществующие пылинки со своего пальто. Его ладонь зарывается мне в волосы и тут же исчезает. – Всё. Мне пора.

Должно быть, столько умело замаскированного, спрятанного, скрытого тепла в пару слов мог бы уместить, кроме него, только один человек. Я вспоминаю о тёте Петунии и невольно вздыхаю.

Дверь тихо закрывается, в замке поворачивается ключ, и я остаюсь наедине с собой. Почти сразу же я начинаю жалеть, что не пошёл сегодня в университет – одному здесь так тоскливо, хоть вой, и паук, обрадовавшийся отсутствию рядом Снейпа, дразнит меня короткими вспышками боли, напоминая о себе. Раньше они не были такими частыми и сильными – значит, время и впрямь вышло. Странно, а казалось, что неделя – это так много…

Я не успел за неё ничего.

Помаявшись бездельем пару часов, я решаю позвонить Гермионе. Должно быть, это очень, очень, очень плохая идея – но я так соскучился по ней…

Она отвечает только спустя полминуты: за это время я успеваю вспомнить, что сейчас идёт лекция и что моя милая Гермиона никогда не пропускает занятия. Однако она всё же берёт трубку и удивлённо говорит:

– Гарри?

И почти сразу же – взволнованно:

– Что-то случилось?

– Поговоришь со мной немного? – спрашиваю я и сажусь на пол в коридоре. Холодная стена подпирает мне лопатки. Гермиона явно сомневается, я почти физически ощущаю её неуверенность, но потом что-то заставляет её ответить:

– Да, конечно.

И вместо тысячи фраз, которые я успел придумать, я выпаливаю:

– Зачем Забини тебе рассказал?

Её явно не удивляет этот вопрос. В отличие от меня самого. Гермиона тихо фыркает, судя по звуку, тоже садится и, немного помолчав, отвечает:

– Странно, что ты не спросил раньше. Он ничего конкретного мне не рассказывал, он просто дал намёк, а дальше… ну, ты понимаешь… книги, легенды, мифы…

Я прикусываю щёку изнутри, чтобы не рассмеяться. Гермиона, Гермиона – ходячая библиотека.

– Я не знаю, зачем он это сделал, – неуверенно произносит моя любимая подруга. – Я просто хотела, знаешь… поддержать его. То, что произошло с Драко, ужасно, – её голос дрожит, и мне мучительно хочется обнять её. – Страшно представить себе, как должен был чувствовать себя Блейз, узнав о его смерти. Он жутко рассердился на мои попытки принести ему соболезнования, заявил, что не нуждается в моей жалости и что лучше бы я переживала насчёт тебя. А потом вдруг замер, будто вспомнив что-то…

– Вспомнив, что я не хотел вам рассказывать, – мрачно говорю я, прижимаясь щекой к стене. Гермиона там, на другом конце провода, глухо выдыхает. А я зачем-то произношу: