Одежда тепло льнёт к телу, но жарко мне не потому – щёки горят огнём, и от этого по всему телу распространяется пламя.

Когда я выхожу, он – высокий, сутулый, усталый – стоит у двери, подпирая плечом стену. Заметив, что я освободил ванную, он поднимает уголки губ в намёке на ухмылку и насмешливо бросает мне:

– Неужели оказаться со мной под одной крышей для вас такой большой стресс, что вам приходится прятаться от меня в душе, мистер Поттер?

– Нет! – выпаливаю так отчаянно, что невольно краснею. И тут же закусываю губу. – Мистер Снейп, я… не взял полотенце, так что мне пришлось воспользоваться вашим. Надеюсь, это не…

Он прерывает меня самым наглым образом – запрокидывает голову и искренне, громко хохочет. А я зависаю на остром кадыке, ходящем вверх-вниз на длинной шее, и моргаю, когда он, всё ещё периодически срываясь на фырканье, произносит:

– Разумеется, теперь, когда к моему полотенцу прикоснулись вы, мне придётся выбросить его. Или сжечь. Мистер Поттер, – его тон неуловимо смягчается: незнакомые мне нотки, которые, к моему стыду, я хотел бы слушать, и слушать, и слушать, ловя каждое движение губ, – я не рассчитывал на то, что так скоро и незапланированно приобрету сожителя, но моё предложение остановиться у меня не было импульсивным. Не было оно и необдуманным, – он на секунду прикрывает глаза и заканчивает уже прохладно, явно устав от необходимости всё объяснять:

– Вы можете пользоваться всем, что вам необходимо, без вопросов и извинений. Есть только одно правило: не тревожьте меня, когда я в своём кабинете. Если вы всё поняли, я, пожалуй, всё-таки оставлю вас. Ложитесь спать, завтра будет трудный день.

Перед моим носом закрывается дверь, и я ещё долго смотрю на неё, не зная, как мне на это реагировать. Так или иначе, в гостиной меня ждёт стопка свежего постельного белья, и, аккуратно застилая диванчик, я вдыхаю едва уловимый запах порошка. И – совершенно необъяснимый, неделимый, травянистый – запах Снейпа. Им – едкими улыбками, насмешливыми фразами, спрятанным в глазах волнением – пахнет и подушка; я засыпаю, вжавшись в наволочку носом. И на грани сна и яви слышу тихое: «Спокойной ночи, Гарри».

Хотя, должно быть, это мне только снится.

Этой ночью пауки не приходят – словно они наконец-то решили оставить меня в покое. Не приходят они и на следующую ночь.

И даже через неделю.

Пятничным утром я встаю бодрым и полным сил, только ноет ранка на шее, но это столь незначительное ощущение, что я, даже не глядя на неё, леплю полоску пластыря и иду на кухню. Здесь до жути воняет горелым; Снейп стоит перед безнадёжно спалённой сковородой, хмурится, и я, с трудом сдерживая смех, осторожно интересуюсь:

– Не вышло?

– И вам доброе утро, Поттер, – цедит Снейп, чуть ли не плюясь в меня ядом. Я осторожно подхожу, прикасаюсь к его плечу, отдёргивая пальцы, когда он вздрагивает, произношу тихо:

– Может быть, я приготовлю завтрак?

И читаю в его взбешённом взгляде собственный приговор. Снейп вскидывается, как лошадь, встающая на дыбы, его ноздри гневно расширяются, он поворачивается ко мне, забывая об обугленной яичнице, почти рычит:

– Если ты, Поттер, считаешь, что я неспособен…

– Нет-нет! – вклиниваюсь раньше, чем он успевает закончить предложение. И куда подевалась робость, присущая каждому его студенту, знающему наверняка, как страшен Снейп в гневе? – Я просто хорошо готовлю, ну, родственники давали вволю попрактиковаться… – воспоминание о Дурслях портит настроение и мне. – Вам понравится, обещаю!

Он ещё с полминуты сверлит меня тяжёлым взглядом – недовольный и разозлённый то ли собственной неудачей, то ли тем фактом, что я стал её свидетелем. А потом расправляет плечи и надменно бросает мне:

– Что ж, должны же вы быть хороши хоть в чём-то. Прошу.

Я проглатываю шпильку молча, глушу в себе детскую обиду – у него просто отвратительное настроение по утрам, я знаком с этим не понаслышке… Может быть, вкусный завтрак сможет это исправить. Готовлю старательно, но быстро, памятуя о том, что времени не так много, выкладываю перед ним, сидящим на стуле, пышный жёлтый омлет, наливаю в кружку кофе. Снейп ест подчёркнуто медленно, почти аристократично, по его непроницаемому лицу невозможно понять, нравится ему или нет. А мне кусок в горло не лезет – отчего-то важно услышать приговор.

Делая последний глоток кофе, он небрежно, как бы мимоходом, бросает:

– Недурственно.

И тут же, словно стремится сгладить эффект от похвалы, добавляет:

– Возможно, вам стоило выбрать профессию повара.

И это задевает больно. Я вскидываю на него глаза, сжимая вилку в руке так сильно, что острый кончик впивается в ладонь, ищу призрак смеха или беззлобного ехидства на его лице, спрашиваю почти с отчаянием:

– По-вашему, из меня не выйдет хорошего врача?

В его взгляде почти изумление. Он молчит долго, так долго, что я, стараясь подавить в себе неуместное, но отчётливое ощущение разочарования, встаю и собираю грязную посуду. Включаю воду. Подставляю под горячую струю первую тарелку. Вторую. Кружку. Вторую…

И только тогда Снейп говорит – медленно и осторожно:

– Я бы хотел сказать, что считаю так. Вы, Поттер, потрясающе беспечны – далеко не лучшая черта для того, кто должен быть собран всегда. Ваши житейские неурядицы, неудачи, провалы – словом, всё то, что способно влиять на настроение – мешают вашей работоспособности. Вы склонны к гиперболизации, в вас отсутствует прирождённое чутьё, вам не хватает некоего изящества, тонкости… Полёта мысли, способности отойти от заученных парадигм и видоизменить их.

Я захлёбываюсь жалобным вздохом – каждое его слово впивается в мои виски. Я ждал откровенности, но эта бьёт под дых; в поисках опоры хватаюсь за раковину, закрываю глаза, заставляю себя дышать… Меня не должно волновать его мнение. Не должно. Разумеется. Это Снейп, всего лишь Снейп, который, пожалуй, и самого Гиппократа признал бы никудышным врачевателем. Это всего лишь Снейп… Он продолжает, сверля мою спину взглядом:

– Однако я не могу не отметить в вас того, чего порой не хватает даже одарённым студентам. Стремления. Вы, Поттер, умудряетесь сносно компенсировать отсутствие природных задатков усидчивостью и прилежанием, – я забываю, как дышать. Это… похвала? От Снейпа? Должно быть, я брежу или сплю. – Путь, проложенный не талантом, а упорством, сложен и тернист. Но результат…

Он замолкает, словно не находит слов. Я смотрю на свои побелевшие пальцы, и сердце глухо и тяжело громыхает у меня в висках. Ох, господи.

– Результат может превзойти все ожидания, – наконец произносит Снейп. – Вам не хватает сознательности, не хватает концентрации, но вашего прилежания и искреннего желания помогать людям у вас не отнять.

Мир сошёл с ума. Кухня качается и плывёт, под веками сухо, во рту горько. Слепая благодарность напополам с изумлением теснит мои рёбра.

– Хватит прохлаждаться. Собирайтесь, через двадцать минут вы должны быть готовы, – говорит Снейп. Очень сухо и чопорно. Я улыбаюсь, как идиот: уже знаю, что под этим тоном он прячет неловкость. Это так непривычно – Снейп, который кого-то хвалит. Который хвалит меня.

В гостиную я возвращаюсь с дурацкой улыбкой на пол-лица и тёплым сгустком под диафрагмой.

По дороге до университета он язвительней и угрюмей обычного – будто едкие фразы, сегодня неспособные меня задеть, могут отменить всё то, что он сказал мне. Кажется, я раздражаю его своей улыбкой, своими блестящими глазами, своим довольным видом, потому что уже у ступенек он буркает себе под нос:

– Поттер, с серьёзным выражением лица вы выглядите умнее.

– Вам бы тоже не мешало иногда улыбаться, – храбро выпаливаю я, и чёрная бровь в немом изумлении взлетает вверх. С секунду Снейп сверлит меня заинтересованным взглядом, а после поднимает выше ворот пальто, задирает подбородок, отворачивается, будто не его губы, строгие, неуступчивые губы, дрогнули на долю секунды.

– Наглый мальчишка.