— Ох, хорошо. Значит, ты всё-таки не умер. Но какого хрена ты на моём диване? Разве пауки любят диваны? Что, правда?

Питер стонет. Бессмысленный вопрос Уэйда — сигнал: давай, вставай уже. Он скатывается с наёмника и садится на пол.

— Я думаю, — говорит он медленно, ещё ощущая, как печёт веки и как бунтует желудок, — что это что-то типа похмелья. Это отстой — я даже не напился.

— О-о-о, держу пари, это было бы весело. Пьяный Человек-паук. Ну, знаешь, если бы ты был легален, — Уэйд садится. Его маска немного съехала в сторону за ночь, но он моментально поправляет её. Однако Питер замечает, что перчатки он не надел — потерял или снял сам? — Как твоя нога?

Питер изворачивается, чтобы взглянуть на порез.

— Ну, кровотечение прекратилось, — говорит он. — Но, думаю, стоит продезинфицировать её, прежде чем придётся ампутировать мне ногу.

Уэйд встаёт и протягивает руку Питеру. Питер с благодарностью принимает её.

— Пойдём, у меня кое-что завалялось в ванной.

— Дезинфицирующие средства? Я думал, тебе они не нужны.

— Не нужны, — соглашается Уэйд и не добавляет ничего больше.

Его ванная очень похожа на всю остальную квартиру — немного неопрятная и неряшливая, но достаточно чистая, чтобы Питер без опасений опустился на бортик ванны, направляемый рукой Уэйда.

Уэйд дезинфицирует рану так, словно он делал это уже тысячу раз. Сначала он очищает кожу вокруг мокрой тряпкой, стирая всю засохшую кровь — настолько, насколько это позволяет костюм. Он нежен. Удивительно нежен. Он даже чуть нагревает воду перед тем, как капнуть ею Питеру на ногу. Он предупреждает Питера перед тем, как добавить спирта, но всё равно твердит: «Прости, прости, прости» всякий раз, когда Питер шипит от боли. Наконец, он осторожно накладывает повязку, стараясь не давить на ногу. В конце концов он называет Питера хорошим пациентом и спрашивает:

— Хочешь леденец?

— Не думаю, что хочу увидеть тот леденец, который мне предлагаешь ты, — говорит Питер.

— Пошляк, — скалится Уэйд. Он стоит между ног Питера, опираясь на раковину. Питер очень, очень хочет увидеть его лицо — чтобы понять, о чём Уэйд думает. Узнать разрез его глаз и изгиб его улыбки. Он не знает, почему. Это иррационально и несправедливо, но он ничего не может с собой поделать. Он пристально смотрит на знакомую до боли маску, пытаясь представить, что может скрываться под ней, но его воображение отказывается подчиняться.

Питер медленно, не делая резких движений, протягивает руку. Уэйд вздрагивает, когда пальцы Питера замирают на его скуле. Но затем он замирает под прикосновением и ждёт.

— Ты когда-нибудь снимаешь её? — спрашивает Питер. Он дотрагивается до переносицы Уэйда и следует по ней до кончика носа.

— Не рядом с тобой, — честно отвечает Уэйд.

Питер дотрагивается до его губ и опускает руку.

— Но почему нет?

Уэйд качает головой. Он увеличивает дистанцию между ними, пока не замирает на расстоянии прыжка от Питера.

— Неважно, — пренебрежительно говорит он. — Хочешь позавтракать? Я могу испечь блинчики.

Питер позволяет ему соскочить со скользкой темы, но не выглядит обрадованным.

— Конечно, — говорит он.

Что ж, быть может, это — не худшее утро из тех, что у него были.

========== 6 ==========

Питер всё время проверяет свой телефон. Ну, телефон, который дал ему Уэйд. Он делает это почти на автомате: вытаскивает, переворачивает, открывает и захлопывает. Он просто… он думал, что Уэйд, этот сумасшедший фанат Человека-паука, ухватится за возможность общаться с Питером всеми конечностями и будет надоедать звонками. Но — ничего. Вообще-то после того, как они позавтракали вместе пару дней назад, Питер ничего о нём не слышал. Он не переживает, просто раздражается.

Питер решает написать ему первым, но… что, если Уэйд не слишком-то хочет с ним разговаривать? Что, если Питер, даже не осознавая этого, пересёк какую-то невидимую черту в их последнюю встречу? Что, если Уэйд говорил о чрезвычайных ситуациях на полном серьёзе? И почему Питер так из-за этого нервничает?

Когда двери лифта открываются, Питер засовывает телефон обратно в карман.

Бьюгл — всегда очень шумное место, даже в спокойные будние дни. Люди носятся туда-сюда с бумагами наперевес, отправляются факсы, щёлкают мыши, ведутся разговоры — некоторые громче других. Вот почему Питер поначалу этого не слышит. По правде, пока он не оказывается у самой двери в кабинет Джеймсона, он вообще не слышит ничего такого.

— Чёрт возьми, переделай, переделай это!

Питер застывает и жадно прислушивается.

— Переделать? Ты хоть знаешь, что это значит, парень? Я не могу это переделать! Ты не можешь отменить печать того, что уже напечатано! — голос Джеймсона звучит ещё более раздражённо, чем обычно, и тот, кто смог довести его до такого, может гордиться этим маленьким подвигом. И Питер почти уверен, что узнаёт и второй голос (хотя ему очень хочется ошибиться).

— Лучше бы тебе найти способ сделать это, или…

— Или что? — вызывающе отвечает Джеймсон.

— К твоему счастью, Человек-паук не хочет, чтобы я убивал. Он — единственная чёртова причина, по которой твои мозги ещё не размазаны по стене, улавливаешь?

Это определённо Уэйд, и голос его звучит жутко. Питер словно бы призвал его сюда мыслями о нём. Он накрывает рукой дверную ручку, намереваясь прервать этот разговор до того, как Дэдпул решит, что ему плевать на мнение Человека-паука, и прикончит Джеймсона.

— Слушай, — продолжает Уэйд, чуть смягчая свой убийственный тон. Возможно, даже пытается говорить спокойно. Питер снова замирает и молча ругает себя за подслушивание — но ничего не может с собой поделать. — Человеку-пауку это не понравится. Это заставит его выглядеть преступником в глазах общественности, понимаешь?

— Если ты думаешь, что меня волнует Человек-паук, ты сильно ошибаешься. Он опасен! Ты хоть читаешь нашу газету, сынок? Мы всегда печатаем такие истории. Люди получают правду, мы получаем деньги.

— Но я против клеветы на Человека-паука! Его не должны видеть со мной. Не сейчас. Это паршиво, это…

Питер испытывает какую-то адскую смесь эмоций: он тронут, смущён и обеспокоен. Наконец он решает вмешаться и распахивает дверь, изумляя обоих, и Джеймсона, и Уэйда.

— Если это напечатано, это пасквиль.

— Я знаю, — отвечает Джеймсон, в то время как Уэйд медленно спрашивает:

— Что?

— Пасквиль, — объясняет Питер, — не клевета.

Уэйд снова напялил поверх костюма толстовку с надписью meh на груди. Его оружия не видно.

— Питер! Что ты здесь делаешь? — Уэйд простирает к нему руки, словно хочет обнять, хотя не делает этого. — Подожди-и-и-и-и минутку… Питер Паркер. Я откуда-то знаю это имя… это же ты вечно фотографируешь Человека-паука!

Питер неловко переминается с ноги на ногу.

— Эм, да.

— Это ты её сделал? — Уэйд хватает газету со стола Джеймсона и сердито демонстрирует Питеру. На первой странице — фото Человека-паука и Дэдпула, вероятно, сразу после стычки с той наёмницей. Снимок зернистый, явно не профессиональный — снят на телефон, видимо. На фото они опираются друг на друга, шагая рука об руку. По крайней мере, так кажется. На самом деле Питер тогда вис на Уэйде, потому что иначе упал бы прямо на задницу.

Заголовок гласит: ЧЕЛОВЕК-ПАУК ПОДРУЖИЛСЯ С ПСИХОПАТОМ В МАСКЕ. В статье очевидец рассказывает о том, как они двое пробирались по городу той ночью, и также упоминает несколько менее безобидных публичных прогулок Уэйда (в частности ту, в ходе которой Уэйд прикончил несколько человек на эстакаде, но Питеру хочется верить, что это всего лишь преувеличение).

— Нет, не я, — честно говорит Питер. — Во-первых, посмотри на качество, а во-вторых, я не прибегаю к дешёвым приёмчикам.

Последнее в основном адресовано Джеймсону.

— Уэйд, я бы не стал фотографировать тебя без разрешения. Никогда.

— Ты знаешь этого придурка? — спрашивает Джеймсон. — И почему я не удивлён? И почему я всё ещё не вызвал копов?