— О, господи! — Питер не знал, рассмеяться ему или расплакаться. — Ты ему что, сломал руку?

— Вывихнул, — безмятежно отозвался Уэйд. Питер вспыхнул, как спичка, сжал его подбородок, резче, чем следовало, надавив ваткой на ранку, поджал губы. Процедил:

— Ты хоть понимаешь, что будет, если дело дойдёт до директора? Уэйд, тебя могут исключить!

— Не переживай, — Уэйд тронул языком только обработанную ранку. — Томпсон не пойдёт докладывать старому кроту. Его, знаешь ли, тоже по головке не погладят за драку. Тем более накануне матча. Сплочённость команды, вся хер… ауч!

— Следи за языком, — мягко ответил Питер. — И хватит поскуливать, большой парень, я всего лишь обеззараживаю ссадину.

— А подуть? — в глазах Уэйда заплясали смешинки. Питер тяжело вздохнул, смиряясь, и подул на его подбородок.

Ему почти удалось проигнорировать щекотку в животе.

***

— Всё хорошо, — хрипло произнёс Уэйд, не оглядываясь. Питер, застывший на пороге туалета, стиснул лямку рюкзака с такой силой, будто это могло спасти его от этой картины.

— Уэйд… — хрипло прошептал он, делая шаг вперёд.

— Нет, не подходи!

Ещё полчаса назад всё было хорошо. Настолько, насколько вообще могло быть: они сидели на испанском, перешучиваясь и болтая, изредка Питер отвечал на вопросы учителя (Уэйд при этом такие рожи строил, что не рассмеяться было довольно сложно), но больше, конечно, отвлекался. Уэйд вообще… умел отвлекать. От всего на свете. Они играли в морской бой, и в ожесточённом сражении Питер одержал нелёгкую победу. Уэйд ещё проворчал тогда:

— Хренов ты маленький умник.

Всё было хорошо, хо-ро-шо. Да, Уэйд был бледен, да, изредка он морщился, как от сильной боли, но… стыдно признать — Питер расслабился. Непозволительно расслабился. Так привык к этим симптомам, что не подумал: иногда за ними может стоять что-то по-настоящему серьёзное.

Уэйд не сказал ему. Уэйд просто умчался на перемене, оставив Питера одного, и Питеру банально… посчастливилось — или не, как посмотреть — застать его в туалете.

Склонившегося над раковиной. Бледного до синевы, с выступившей на висках испариной.

Питер был хреновым маленьким умником.

Питеру не нужно было объяснений.

— Уэйд, — повторил он почему-то ломко, делая ещё один шаг вперёд. Уэйд дёрнулся, как огромный неповоротливый зверь, убегающий от охотников, но Питер успел раньше; сжал его плечо в молчаливой поддержке (сердце колотилось больно и нервно, наверное, даже Уэйд слышал этот суматошный рваный стук), хрипло прошептал:

— Ты выпил таблетки?

— Таблетки… — Уэйд зло усмехнулся. И отстранился. В зеркало на себя он старался не смотреть, как и на Питера: выпрямился и уставился на собственные кроссовки. — Если бы эти сраные таблетки помогали. Хоть немного, Пити.

— Ты… — Питер не нашёл слов.

Чего стоили его хвалёные мозги, если он даже не мог помочь другу? Если он не мог помочь Уэйду?

Во рту стало горько, словно это его вырвало.

Операция, сказал он самому себе, операция. Вот что поможет. Совсем скоро. Пара дней. И это… и это закончится. Должно закончиться.

Верилось с трудом.

— Питер, — устало произнёс Уэйд, — уйди, пожалуйста. Дай мне хотя бы пятнадцать минут, и всё будет в норме. Я просто…

По его лицу пробежалась волна сдерживаемого страдания.

Питеру стало плохо.

— Уэйд… — повторил он снова, как заведённый, протянул руку… Уэйд отшатнулся. Покачал головой.

— Питер, прошу.

Питер открыл было рот. Он так много мог высказать: и о том, что Уэйду стоит отпроситься с занятий; и о том, что он мог бы проводить его; и о том, что, господи, Уэйд не должен был закрываться от него, не сейчас, не так…

Питер только кивнул.

Уэйд пришёл к нему через двадцать минут. Всё ещё бледный, но почти пришедший в себя — или, по крайней мере, успешно создающий видимость этого. Упал рядом на скамью в школьном дворе, вдохнул всей грудью свежий морозный воздух. Ничего не сказал.

Питеру было горько.

Уэйд молчал.

— Это… — Питер не удержался, заговорил первым, хотя и знал, что Уэйд не будет рад его расспросам. — Часто с тобой?

Уэйд неопределённо пожал плечами.

— В последнее время. Ничего страшного. Ты же сам говорил, что мне стоит похудеть, — полушутливо сказал он.

Питер вздрогнул, как от сильной боли, и обнял себя за плечи.

— Когда всё это закончится, — вышло тихо, резиновые губы едва шевелились, — я лично куплю тебе пожизненный запас шоколада. И даже если ты перестанешь пролезать в дверной проём… даже если…

— Пит, — в голосе Уэйда послышалось удивление напополам с чем-то неясным, мягким и тёплым, как шарф, а потом он коснулся его колена. И улыбнулся: очень по-уэйдовски, лукаво и ласково. — Я запомнил. Надеюсь, когда я снова стану крутым парнем, ты не заберёшь свои слова обратно.

— Ты и так крутой парень, — ответил Питер, невольно заражаясь его улыбкой. — Самый крутой на свете.

И хотя в этих словах не было ничего особенного, Уэйд засиял, как огромная лампочка.

Питер готов был сморозить любую чушь ради этого.

***

— Какого чёрта ты творишь? — это было первым, что сказал Уэйд, когда Питер поднял трубку. Питер, в этот самый момент сражающийся с грязной посудой и вынужденный зажимать телефон между плечом и щекой, удивлённо что-то промычал; тарелка едва не выскользнула из рук, пришлось выключить воду и, наскоро обтерев ладони полотенцем, опереться бедром на стол. Уэйд тем временем бушевал.

— Почему я узнаю, что ты отказался от участия в чёртовой конференции?

О.

Так вот оно что.

Питер тихо вздохнул и прикрыл глаза.

— Уэйд, — начал он было мягко, но Уэйд, не слушая, перебил и гневно рявкнул в трубку:

— Я не идиот, Питер! И, естественно, первым делом я уточнил, когда именно пройдёт конференция! И угадай, что я обнаружил?

— М-м… что ты умеешь считать? — предположил Питер, нервно кусая губы. Уэйд на том конце провода хрипло невесело рассмеялся.

— Ты грёбаный идиот, Питер Паркер. Ты не… даже не вздумай. Ты поедешь на свою дурацкую конференцию и выступишь со своим дурацким докладом!

Питер закрыл глаза, сражаясь с невесть откуда взявшейся злостью.

И ответил почти ровно:

— Нет.

— Нет? — тон у Уэйда стал очень опасным. Питеру стало не по себе. Он не знал, чем были вызваны разбежавшиеся по спине и предплечьям мурашки: этим угрожающим тоном или звуками глубокого, мягкого голоса Уэйда. — Питер, ты просто…

— Уэйд, — перебил он решительно, стискивая тонкий бок телефона. — Заткнись и хотя бы раз в жизни дай мне самому решить, что для меня важнее.

По ту сторону замолкли.

После продолжительного молчания Уэйд как-то потерянно выдохнул:

— Но она же… она же так нужна тебе. Научная стипендия…

— Это не первая и не последняя конференция в моей жизни, — сказал Питер, невольно улыбнувшись. А ты у меня один. — И, к тому же, я договорился с руководителем, он не против, чтобы я прислал работу в электронном формате и участвовал заочно, и…

— Ну ты и жук! — восхищённо протянул Уэйд.

Питер расхохотался.

В груди почему-то было тепло-тепло и очень легко. Он так соскучился.

— Просто прекрати вести себя как упрямый мудак, — сказал с невольной нежностью, поглаживая телефон пальцами. — Я не могу позволить тебе проходить через всё это одному.

— Знаешь, — очень серьёзно сказал Уэйд, — если бы ты был рядом, клянусь, я бы расцеловал тебя.

Сердце Питера больно сжалось.

— Прибереги свои восторги для теста по химии, — сказал он хрипло, борясь с горько-сладким комом в горле. — Потому что, если ты забыл, он уже завтра, и даже смерть не станет оправданием, если ты его завалишь.

— А говорил, что будешь любить меня любым! — возмущённо отозвался Уэйд. — Даже с F!

Питер облизнул пересохшие губы.

— Я могу пережить, если ты покроешься бородавками или отрастишь гриву, как у байкера, — весело сказал он, — но только не F по химии.

— Это жестоко!