- Кто вы такие? - спросил Цой, чуть ли не пятясь от приближавшихся и бегал взглядом от одного бледного лица к другому.

Они разом остановились и, сделав глубокий вдох, положили руку на сердце, а после сложили ладони у живота в форму шара - Ядра, и с протяжным «Ма-а-а-а» опустились к земле и поцеловали поверхность.

- Они поклоняются тебе? - оглядывая сотни склонившихся панцирей, спросил искатель.

Нет. Заботятся. Они обо мне. Я о них.

- Откуда они? - наблюдал за тем, как бледнолицые вознесли руки туда, где должно простираться небо и поднимались с колен. Потеряли всякий интерес к чужаку и разбрелись кто куда.

Рождены здесь, а их предшественники выбраны с... Мать пыталась подобрать слово, нарисовав мысленный образ сферы, горящей тысячами огоньков - бесчисленное множество живых организмов, действующих коллективно, но неосознанно. Выбраны с Земли, как и вы.

- Почему я?

Вас бы не искали.

Шлепанье босых ног Малой вырвало человека из чуждой плоскости. Цой заметил, как она дергала женщину за плащ. Играла в руке Олей, хвасталась новинкой, и требовала что-то. Бледнолицая улыбнулась, и они направились к одному из бивней. Девочка прислонилась к нему спиной, а женщина, превратив жезл в лезвие, одним точным движением сделала насечку над ее головой. У искателя дух перехватило: подумал, девочке конец, но Малая живо отскочила - с головы волос не упал. Явно радуясь, что с последнего раза вымахала чуть ли не на целый сантиметр, девочка рассматривала историю собственного взросления. В глаза закралась печаль, стоило ей перевести взгляд левее; чей-то столбик отметок давно прекратил рост, не добравшись даже до половины насечек Малой. Женщина приобняла ее, опустив голову, но она тут же вырвалась и убежала прочь.

Только когда она скрылась из виду, по телу пробежала легкая дрожь; в убежище бледнолицых было довольно прохладно и искатель, измученный духотой Обелиска, обрадовался небольшому падению температуры. Радость омрачилась разве что почти полным отсутствием света, хотя бледнолицым с их глазами мрак не казался помехой и не вызывал никаких неудобств.

Искатель понемногу свыкался, но все же видел неважно, и на помощь приходили запахи, насылаемые Матерью.

Цой бродил по обиталищу, встречаясь с монетками зеленых глаз, улавливал очертания аккуратненьких бледных фигур, которые надевали на себя темные плащи и панцири и растворялись в темноте. Одна фигура уверенно приближалась к нему и несла что-то в руках. В ее движениях не читалось опасности, но Цой было напрягся, когда незримая Мать сотворила свое волшебство, и он ощутил, как расслабляются мышцы.

Это для меня. Хочу понять.

Бледнолицая приложила к руке Цоя то, что держала в ладонях. Мокрая и скользкая пиявка открыла рот, утыканный крохотными зубами, и вкусила плоть - боли не было, - червь просто набухал, наполняясь его кровью. Одно мгновение и от врачевательницы не осталось и следа. Не поняв сути случившегося и не желая в нее вникать, Цой отправился дальше.

На картибулах неподалеку женщины в возрасте разматывали рулоны змеиной кожи, которые он притащил на пару с Малой. Чуть дальше - нарезали инструментами плоские, но не слишком толстые куски длинных языков и жарили их на раскаленных дисках. Приятный аромат щекотал ноздри. Несколько женщин поодаль трудились над панцирями, очищая с внутренней части мягкую кожицу, обнажая твердую сердцевину. Цой охнул, увидев, как ловко бледнолицые женщины разделывали туши убитых зверей, подвесив их в воздухе и растянув лапы в разные стороны.

Прошел мимо быстро бегающего человека; он лежал на монолите, и его сломанную ногу перевязывали тканью сразу несколько бледнолицых. Отмачивали повязки в панцире с неизвестной жидкостью, в которой лопались пузыри какого-то газа, и прикладывали к ноге. Бегун постанывал всякий раз, когда ткань касалась тела, но главным открытием стало их жилище: один из множества пузырей, растущих на стенах подобно грибам, раскрылся, как распустившийся цветок и наружу выбралась обнаженная бледнолицая. Нагота для них ничего не значила; даже отсутствие плаща ее ничуть не смутило. Искателю это нравилось, и не нравилось одновременно. Он старательно отводил взгляд от дряблых тел пожилых женщин, которые трудились с той же отдачей, что и молодые. Старость не смогла скривить осанку и сковать их движений. Скатившись с пузырей вниз, бледнолицая склонилась, разгладив ладонями поверхность под ногами - видно приветствовала Мать. Покончив с обрядом, девушка устремилась на помощь той, что несла в гнездоподобной чаше белые яйца. Ее лицо показалось знакомым; Цой был уверен, что встречал девушку раньше, но узнал, когда объяснила Мать:

То, что принес - хорошая плата за яйцо, которое взял.

- Так она видела меня тогда?

Нет, но знала, где ты. Я велела уйти.

- Думала, убью ее?

Да.

- Ты не знаешь меня.

Знаю.

- Откуда?

Чувствовала, как тебя привели. Они сделали Слепок «того» тебя и поместили в Ядро. Слепок восстановит тебя, если процесс повредит. Сделали Слепок, когда научили.

- Чему?

Быть таким. Оживать.

- Как?

Не понимаю. Знаю только: вы смогли научить разум и тело, но не душу. Они помогли.

- Так я могу все вспомнить?

До Слепка. Да.

- Почему сразу не сказала?

Тот бы не помог.

Голова раскалывалась от запахов, новых знаний, которые подобно шипованной скалке раскатывали мозг в тесто. Раздумывал над тем, кем мог быть когда-то, наблюдая, как бледнолицые укладывали яйца в небольшие ниши и закладывали их неизвестной прохладной субстанцией. Мать донесла до понимания чужака знание о том, что таким образом в яйцах зреют особи самцов, чьи панцири служат защитой. Остальных относят обратно, позволяя ташбакам размножаться.

Мать вывела искателя к сооружению, выстроенному менее крупными бивнями; их заостренные концы соединялись, образуя свод, а по обеим сторонам от прорези входа несли дозор четыре бледнолицых женщины, сжимая в руках инструменты в форме копья. Стояли совершенно неподвижно, но в любой момент готовые броситься и защищать то, что охраняли.

Запахи вели внутрь, в проем, дышавший человеческим теплом. Он вошел, и опешил: меха и шкуры, наваленные друг на друга, а на них - мужчины и женщины, чьи лоснящиеся тела сплелись в порыве страсти; на взмокших лицах сплошное блаженство. Женщины ласкали себя и мужчин, покачиваясь на них, как на волнах неспокойного моря. В самом центре, закрыв глаза, лежала девушка по имени Рисс. Густые черные локоны скрывали часть лица. Чудовищная сила дремала вместе с ней, пока мелодия эйфоричных стонов услаждала слух. С крохотной жаровни, что парила в невесомости, плыл дым и сизые струйки тянулись к тонкому, аккуратному носу. Выразительные губы еле заметно растягивались от наслаждения. Из меха проглядывали изящные изгибы обнаженного тела, ее грудь - большая и с маленькими сосками, - мерно вздымалась. На секунду Цой даже задумался над тем, как бы споткнуться так, чтобы нырнуть в них лицом.

Чувствую гормоны, регулирующие половое поведение.

Безуспешные попытки прогнать Мать из головы, вынудили признаться: Рисс - живое воплощение богинь, изображенных на картах дамок, и окажись здесь Пинг, тотчас сменил бы объект вожделения.

Девушка приоткрыла глаза и смотрела на него уже какое-то время, пока чужак, не стесняясь, наслаждался прелестями ее тела - и узнала в нем подобного себе - нелюдя. Когда случился зрительный контакт, Рисс только прищурилась и, не поднимаясь, заскользила по чужаку изучающим взглядом и остановилась, увидев на руке черную метку нечистоты. Воздух почернел и задрожал, и руку искателя вновь выворачивало той самой невидимой силой. Цой узнал ее; она швырнула его в Каторге. Все прекратилось так же быстро, как и началось. Мать объяснила.

Рисс приподнялась на локте, а затем села, странным образом скрестив ноги. Поза показалась чужаку жутко неудобной. Черноволосая сидела неподвижно и не сводила с него взгляда, когда из мехов поднялись две крохотные фигурки в виде неведомых зверушек и послушно опустились в ее руки. Следом подплыла и тлеющая дымком жаровня.