Несогласие и раскол ударили чужака в самое сердце. Он не мог объяснить чувства и ощущения и неожиданно принял мысль о том, что скоро станет легче, он свыкнется и поймет. Если не все, то многое. Главное перестать вдыхать токсин из капсул.

Все слишком хорошо, к такому не привык. Не вытерпев издевательств над разумом, выпустил пыльцу из нарукавника и вдохнул, оборвав нити, связывающие с Матерью. Остался наедине с собой, своим умыслом. Перекатился на спину. Эффект пыльцы наслоился на действие таблеток Щупы, насылая жуткие образы: разломы света, алчущие впиться в плоть, искривлялись и тянулись к нему. Как мог, отторгал галлюцинации, но они оказались сильнее и вытеснили человека во тьму.

Пришел в себя. Весь мокрый и скользкий. Жаждал воды, а влага подло высвобождалась через поры собственного тела. Осушил флягу за пару жадных глотков. Собирался сообщить Анне об открытиях, но ролл молчал. Потерялся во времени и пространстве в поисках сигнала; не хотел возвращаться назад. Когда улавливал чужие мысли, пытающиеся прокрасться в голову, вдыхал немного пыльцы, одновременно борясь с желанием узнать, на что еще способны Мать и ее запахи.

Искатель усилием воли подавил мысли об утрате рассудка. Похожее случилось с написателем Баззарра по имени Оен; разговаривал с неизвестными, которых не слышал никто кроме него самого. Так продолжалось какое-то время, пока голоса не велели ему освободить разум и сброситься с уровня написателей, расположенного на двадцатом этаже Северной Сестры. То немногое, что осталось от Оена убрали довольно быстро, не удалось свести только кровавое пятно. Некоторые детишки, оказываясь по близости, до сих пор не упускают случая внести свой вклад: смачно сплевывают на него и растирают ногами.

Не знал, сколько плутал по нескончаемым тоннелям, когда один из них вывел в чертог, со сводов которого свисали лианы, чьи тонкие чешуйчатые листья отсвечивали в отражении обширных луж, наполненных черной водой с торчащими окаменелыми выпуклостями. Одни разливались в обширные пруды, другие изгибались змеями и исчезали из виду. Поверхность под ногами сменилась; напоминала влажный песок, только прохлады в нем никакой. Позабыв обо всем, поспешил к оазису. Упал на колени и зачерпнул воды. Рука вместо текучей жидкости погрузилась во что-то болотистое и омерзительно теплое; совсем как моча беса. Тут же вынул и стряхнул, неряшливо размазав сопли по тягучему песку. Никакой боли не последовало, кисть не жгло. Жидкость безвредна, но пить не решился. Как раз тогда заметил, как один из валунов, торчащий из воды, тронулся и неспешно, как бы нехотя, двинулся в его сторону.

Цой укрылся в темноте под нависающим выступом, который образовывал узкую пещеру до того, как создание выбралось наружу, и наблюдал. Тело, не меньше метра в длину, защищенное листовидным панцирем, вяло перебирало когтистыми ластами, чей размах не уступал длине. Не встречал таких существ в Каторге и не удивительно: с такой скоростью никакой жизни не хватит, чтобы выбраться за пределы Обелиска; стало не по себе от мысли о том, сколько здесь всего, что не попало на страницы Монструма.

Ролл пропищал, и Цой уже было решил, что выдал себя, но у создания, с трудом преодолевшего несколько метров, судя по всему, было занятие поважнее. Даже клювом не повело, упорно продолжая ползти к небольшой ямке, а когда добралось, опустило заднюю часть в углубление. Искатель не мог знать наверняка, но предположил, что стал свидетелем процесса опорожнения. Истина происходящего открылась следом: тошбак - так называлось пресмыкающееся, - откладывало яйца. Пришел к этому не сам. Одолевали мысли. Ее мысли. Пора травиться пыльцой. Вдохнул немного, прогнав Мать из всех уголков разума и не отрываясь, следил, как то, что называлось тошбаком, выбралось из ниши и зарыло кладку задними лапами.

Одними запахами сыт не будешь. Желудочные соки требовали заполнить пустоту, а существо отползало восвояси так медленно, что желудок был почти готов съесть себя сам. Когда тошбак скрылся под толщей воды, Цой поспешил утолить голод.

По-обезьяньи добрался до отмеченного места и, раскопав кладку, обнаружил пять овальных яиц: белые и довольно большие, как на подбор. Выкрал одно и вернулся назад, под выступ, где, как он думал, будет в безопасности. Уселся и пальцем пробил дыру в скорлупе; оказалась тверже, чем рассчитывал. Принюхался и, не почуяв дурного, выпил содержимое. Краем глаза заметил силуэт в лоснившемся плаще - материализовался из мрака в одно мгновение и легкой поступью, не издавая ни звука, направился к той самой кладке.

Второпях Цой забыл скрыть следы - не засыпал яйца песком. Завел руку за спину и опустил ладонь на рукоять Оли, та преданно ждала своего часа.

Низкорослая фигура в плаще заметила странность и скинула капюшон, открыв бледное пятно лица. Женского лица. Почуяв неладное, женщина опасливо огляделась и вскинула голову, с шумом втягивая воздух. Пыталась учуять неприятеля, но ни разу не посмотрела в сторону, где притаился искатель. Раскинула складки плаща, обнажив голое тело, не уступавшее в бледноте лицу, и опустилась на колени. Поспешно собрала оставшиеся яйца, пряча их меж драпировок ткани, и ускакала в темноту, ловко перескакивая с панциря на панцирь. У самой за спиной висел точно такой, только меньших размеров.

Цой наблюдал как завороженный и терялся в догадках: неужели женщина тоже слышит Мать, и если так, то почему Обелиск не указал на него, ведь наверняка знал местонахождение. Или показал, но та не подала виду? Столько всего предстояло узнать. «Наладить контакт», - прозвучал в голове голос Анны, и искатель поддался порыву последовать за незнакомкой.

Его стремление усмирило нечто, вздыбившее мутную воду огромным гребнем. Плавник вырос из темной воды, потревожив зеркальную поверхность. Цой невольно пятился, пока гребень, виляя и вызывая за собой полосы ряби, подбирался к мирно покоившемуся валуну. Моргнуть не успел, как вынырнула заостренная пасть с неровными рядами зубов и вгрызлась в панцырь. Один из резцов откололся, и какая-то часть отскочила искателю под ноги. Задний плавник расплескивал мутную воду, помогая всему телу усиливать натиск. Началась схватка, победитель которой обозначил себя сразу. Через минуты непрерывной борьбы, что сопровождалась брызгами и всплесками, израненный панцирь дал слабину и треснул.

Плавник описал обманчивую дугу и скрылся с глаз. Цой решил, что все кончилось, когда остромордая тварь вынырнула, сжав в мощных челюстях изорванное тело, зиявшее дырами укусов; и, будто на прощанье, продемонстрировав искателю мощное тело, уволокла добычу вглубь. В черной воде и крови не разглядеть, а когда ее поверхность разгладилась, став непоколебимой гладью, других панцирей как йухом сдуло - сбежали, пока хищник расправлялся с сородичем. И вместе с их исчезновением, сгинула возможность пойти по следам незнакомки.

Признался себе в единственном способе получить ответы: пустить в себя Мать, позволить ей показать, и в следующий раз, когда рука машинально потянулась к лицу, чтобы выпустить пыльцу, к горлу подступило жуткое отвращение к гадости, которую вдыхал, желая заглушить ее голос. Осталось две заряженных капсулы. Не знал, сколько времени пройдет, прежде чем она сможет достучаться до одурманенного сознания, но ролл, заговоривший голосом директора, обещал занять это время.

- Цой?

- Да, - моментально отозвался искатель и понизил голос. Ролл выровнял звук. Так, надеялся Цой, Мать их не услышит.

- Я знаю о твоем разговоре с моей дочерью, - Валерий не изменил себе ни на секунду: начал сразу и по существу.

- Она думает, ты не знаешь.

- Пусть думает так дальше, - усмехнулся. - Она с младенчества проявила характер: спали с братом в одной кроватке, у нас тогда еще не было ничего, а она уже перетягивала на себя одеяльце. Моя дочь за единичную выгоду, и никакого тебе всемирного равенства. Так продолжаться не может и не должно. Хочет продлить мою жизнь. Мою жизнь! Которая мне опаршивела.

- Ты не бывал в Баззарре, - назвав Дом, Цой невольно вспомнил все приятное, что случалось с ним за стенами Четырех Сестер. Баззарр, эх, сколько в этом слове балагана. - Женщины вернут тебе счастье.