- Тогда объявим вознаграждение за поимку. Если вы заметили, что ваш сосед или знакомый внезапно резко поменял стиль общения, словно заменил сразу несколько модулей, обратитесь в Транс-Пол.

- Теплее. Да, это может сыграть.

- И, конечно, довести информацию до Мафии.

- Мафия… - Соломон поморщился, - Терпеть не могу этих лощеных бюрократов.

- Мафия – это десятки тысяч глаз и ушей на улицах, - наставительно сказал Баросса, - Зорких глаз и чутких ушей. Если мы снимем часть обвинений с некоторых их региональных топ-менеджеров и пообещаем что-то вкусное, они носом асфальт будут рыть, только бы найти нейро-маньяка.

- Ладно, согласен. Кроме того, нам надо раздобыть всю информацию по Эмпирею Тодду. Опросить его знакомых и вытащить на свет все детали его жизни. В каких ресторанах любил бывать, где гулял, с кем спал, с кем общался. Если нейро-маньяк решил стать им, он неизбежно будет копировать его увлечения и привычки. На этом мы можем его взять.

- Не так уж и плохо, - прикинул Баросса, - Видишь, у нас уже есть зацепки. Раз так, взять его за загривок мы сможем.

- Да. Наверно.

Убаюкивающее покачивание автомобиля не расслабило Соломона, напротив, «Умляутмобиль» словно пережевал его, как стиральная машинка, оставив разбитым и измочаленным. Мысли казались холодными и сырыми, как нано-твид плаща. Хотелось вышвырнуть их из головы, но они неуклонно пробирались обратно. Если в Фуджитсу хозяйничает маньяк… Опасный, жестокий, уверенный в себе и умелый…

«Тебя пугает не это, - сказал Соломон сам себе, рассеяно глядя в окно, - А то, что этот маньяк не такой, как все прочие. У него нет конкретной цели, нет любимых блюд. Это абсолютный хищник, который может напасть на добычу по ведомым только ему одному причинам. А значит, никто не может быть в безопасности. Он может наблюдать за тобой, когда ты идешь по улице или сидишь в кабинете. Он может быть твоим соседом или школьным приятелем. Он смотрит на тебя исподтишка, но он не станет банально душить тебя в подворотне. Он хочет твою жизнь в самом полном и прямом смысле этого слова. Он хочет быть тобой. Хочет выглядеть, как ты, думать как ты и улыбаться как ты. Хочет тебя без остатка. Это и пугает. Это-то и жутко».

- Остановка «Дворец Соломона», - объявил Баросса. Только тогда Соломон заметил, что «Умляутмобиль» остановился напротив его дома, - Выбирайся. А завтра начнем работу. Будем обкладывать ублюдка со всех сторон… Устроим славную охоту, а? Гончие, флажки, все как полагается.

- Да, - сказал Соломон, зевая, - Устроим. Конечно.

- Бывай!

Автомобиль, оставив Соломона на тротуаре, устремился вперед, нетерпеливо порыкивая двигателем, как молодой и крупный зверь, пробующий свои силы. Соломон шагнул к своему дому, в который раз отметив, до чего же тот выглядит безжизненным и мрачным в ночной тиши. Свет не горел – значит, Анна, не дождавшись его, легла спать. Что ж, это к лучшему.

«Кажется, вы задержались на работе, господин Пять? Это очень, очень плохо. У нас по этому поводу будет серьезный разговор…»

Дом был небольшой, но ухоженный. Его фасад был знаком Соломону уже много лет, так же хорошо, как лицо старого друга. Обвисшее лицо стареющего интеллигента, еще достаточно опрятного, чтоб следить за собой, но в то же время достаточно открытое, чтоб выражать истинный возраст. Соломон любил этот дом, скрипучий, тесный и пахнущий старым деревом. «Дом – это отражение тебя самого, - подумал Соломон, закрывая дверцу автомобиля. Замок предательски-громко заскрипел, - Мы строим свои дома так же, как строим самих себя. И в конце концов привыкаем к ним так же, как к самим себе, срастаемся с ними. А ведь, в сущности, это все – несколько десятков кубических метров камня, дерева и металла».

У соседей еще горел свет, играла музыка – кажется, джаз-баллада «Люби ее вечно» Леддермана – и Соломон, поднимаясь на крыльцо и нащупывая в кармане ключ, не смог удержаться от того, чтоб подпеть хриплому баритону:

Твоя малышка завтра станет другой

Быть может, она перекрасит волосы

Или станет смотреть на тебя иначе

А может, она станет наивнее

Или смелее

А то и вовсе превратится в пантеру

Никто не знает, что творится в голове у женщин

Но одно ты знаешь наверняка

Ты всегда будешь любить ее вечно…

Он снял в прихожей плащ, неприятно влажный и тяжелый, скинул ботинки. Налево – спальня. Если он пройдет туда и включит ночник, то увидит удивительно красивую женщину, спящую на кровати. Ее разбросанные по подушке волосы цвета корицы в полумраке будут казаться почти черными. Она будет мягко ритмично дышать, но когда он, освободившись от своей искусственной твидовой кожи, заберется под одеяло, женщина, не открывая глаз, прильнет к нему, мягкая и податливая, чтобы поцеловать в щеку. И этот поцелуй будет особенно сладок из-за привкуса сна, своей чистотой напоминающего что-то детское и трогательное. И тогда он наконец в полной мере почувствует, что дома. Что он вернулся из Города Серого Камня туда, где он на своем месте.

На кухне, он знал это, даже не включая света, его ждет тарелка, накрытая белоснежной салфеткой, рядом – палочки для еды, и еще теплое сочное тонкацу в серебряной кастрюльке, источающее внеземной аромат, от которого нетерпеливо ерзает на своем месте желудок.

Но сперва надо кое-что сделать.

Соломон, стараясь не шуметь, прошел в правую комнату и оказался в кабинете. Точнее, он сам привык называть эту комнату кабинетом, хотя здесь не было даже письменного стола, только кушетка и несколько книжных шкафов. Он никогда здесь не работал со служебными бумагами и не писал писем, но «кабинет» для него был не просто комнатой, где работают. В кабинете полагается быть особенной атмосфере, сосредоточенной и тихой, как в библиотеке. Пропитанный запахом старой бумаги воздух – не такой резкий, как в архиве Транс-Пола – особенным образом действует на голову, может, какие-то иные химические элементы находятся в нем…

Аппарат стоял в углу, почти неприметный, если бы не матовый блеск дисплея. Удобное кресло из натуральной кожи, ничуть не похожее на больничное, три точки регулировки. Стоящий на специальной полочке нейро-корректор – изящный, легкий, похожий на корону какого-нибудь древне-европейского монарха, только лишенную стекляшек. Разве что к коронам едва ли подключался хвост из нескольких десятков стянутых в жгут проводов. И, конечно, клавиатура – этакий маленький пластиковый оргАн с теплыми клавишами.

Соломон сел в кресло, едва заметно качнувшееся под его весом. Нейро-корректор – на голову. В первые разы эта процедура немного пугает – кажешься себе приговоренным к электрическому стулу преступником, который сам закрепляет на голове электроды – но к ней быстро привыкаешь. Главное, чтоб обруч плотно прилегал, особенно в области затылочной доли. Щелчок упругой кнопки питания, и аппарат медленно оживает. Из его недр доносится едва различимый гул, а еще можно почувствовать тепло и запах нагретой пыли, который отчего-то напоминает Соломону о стареньком пленочном проекторе, который был у него в детстве.

Дисплей наконец загорается. Несколько раз неуверенно моргает и выдает привычную картинку – государственный герб-логотип Фуджитсу на зеленом фоне. Внизу экрана проступает надпись – «Внимание, ваш нейро-интерфейс защищен ассоциативным замком. Чтобы открыть его и предоставить доступ терминалу, сконцентрируйтесь и подумайте о море».

Соломон думает о море, которого никогда не видел. Вопросы каждый раз разные, иногда требуется думать о лошадиных хвостах или старой картошке, но это не играет никакой роли – считывающий элемент нейро-терминала сейчас внимательно вчитывается в энцефалограмму его мысленных процессов, вычленяя нужные элементы. Ассоциативный замок – бездушный механизм, но он знает Соломона Пять лучше всех существ, обитающих на этой планете. Он досконально знает сложные цепочки его ассоциаций и всегда может определить нужные последовательности.