- Если человек крадет и убивает, он, полагаю, успешно работает в обоих направлениях, - отозвался Соломон, - Будем считать, он работает по совместительству.
- Посмейся мне… Нет, смотри. Человек не может одновременно желать смерти и наживы. Либо он убийца, а ценности из бумажника похищает потому, что они просто попались под руку, а добру пропадать негоже… Либо он вор, который охотится на наживой, а людей убивает только потому, что не хочет лишних свидетелей. Мы должны знать, кого будем искать, убийцу или вора, понимаешь? Ведь это о многом говорит.
- Убийцу, Баросса. Мы будем искать убийцу. Опасного, непредсказуемого и, судя по всему, дьявольски опытного.
- Но он всегда начинал с ограблений. Все девять раз. Или девяносто девять, но подтверждены только девять случаев. Он похищал у человека нейро-софт и оставлял ему активированную на определенный срок нейро-бомбу. Точный расчет, все отлично продумано. За несколько дней морально-выпотрошенный человек успеет надоесть Транс-Полу и всем окружающим, после чего тихо украсит своими мозгами чье-то лобовое стекло. Все потенциальные следы стерты, если не считать этих самых мозгов на стекле, тут без шланга и хорошей щетки не обойтись… То есть, вела его жадность, а убивал он тех, у кого в черепной коробке могли остаться следы взлома.
- О нет. Он не боялся того, что кто-то обнаружит его след, и на это у него были основания. Девять случаев – и ни разу наши техники не взяли этого следа. Он мог чувствовать себя в полной безопасности. Он убивал своих жертв даже тогда, когда они не представляли для него опасности.
- Перестраховщик? – угрюмо предположил Баросса.
- Возможно. Но мне кажется, это первостатейный убийца. Именно убийство было его целью, а взлом нейро-интерфейса – лишь отвлекающим маневром, который позволял подкинуть мысле-бомбу. Ну и создать благотворную почву для показного «самоубийства».
Баросса достал из кармана пачку крепких сигарет с фильтром, протянул Соломону.
Тот покачал головой:
- Я же бросил, помнишь?
- Прости, - Баросса ловко подхватил губами сигарету, выдернул ее из пачки, - Все время забываю.
- Два года назад поставил себе «Анти-никотин». Теперь даже от запаха табака тошнит, как от собачьего дерьма.
- Анна? – спросил Баросса, подкуривая одной рукой свисающую изо рта сигарету. На несколько секунд крохотный теплый огонек зажигалки, трепещущий между его пальцев, бросил причудливые тени на лицо, исказив пропорции и черты, сделав его жутковатым и нечеловеческим.
- Да. Я ей двенадцать лет обещал бросить. Но сам так и не смог. А тут сразу бросил. Удобно.
- А я не хочу. Понимаю, что вредно, что деньги уходят, дым, опять же… Но вот не могу и все тут. Любую привычку можно изменить или вывернуть наизнанку, но есть такие, которые просто не хочется терять. Даже если знаешь, что это расставание ничего тебе не будет стоить.
- Да. Наверно.
Они опять замолчали. Соломон разглядывал сквозь ветровое стекло улицы, которые делались все темнее, Баросса курил, положив руку с дымящейся сигаретой на рулевое колесо проворного «Умляутмобиля». Он выглядел сосредоточенным древним демоном, выточенным из бледно-желтого камня. Все-таки отличное самообладание у этого пирата… А ведь он тоже прекрасно понимает, на пороге какой пропасти мы все оказались. Благодаря ему, Соломону Пять.
- Здесь что-то не то, - сказал Баросса. Так резко, что Соломон даже вздрогнул, так привык к установившейся в салоне тишине, - У меня ведь тоже нюх есть… Нет, что-то не то. Не клеится одно к другому. Вспомни всю девятку. Самые разные люди. Преподаватели, бизнесмены, продавцы, ученые…
- Сальм Шпек был нищим, - подхватил Соломон, - Ушел под номером пять. Адо Адсон, электрик, ушел седьмым. Я понял, к чему ты. Совершенно разные люди. И ты хочешь понять, каким образом их всех вдруг угораздило попасться на глаза одному и тому же убийце. И, главное, почему он убивал тех, с кого мог снять в лучшем случае три десятка дешевых нейро-модулей?..
- Точнее, сперва снять, а потом убить, но суть та же, - согласился Баросса, вновь окутываясь табачным дымом, - Не вяжется. Если он убивал только лишь ради того, чтоб ограбить – он выбирал бы себе более состоятельных жертв. Не нищих и не электриков. Значит, другое. Какие у человека могут быть мотивы, чтоб убивать самых разных людей, не получая от этого никакой материальной выгоды?
- Удовольствие, - собственный голос показался Соломону таким хриплым, будто он сам выкурил пачку крепчайших сигарет, - Кхм. Ради удовольствия. Судя по всему, он убивал их просто так, не руководствуясь какими-то сложными причинами. Тех, кто случайно попался ему на глаза и чем-то привлек внимание.
Баросса швырнул в окно сигарету, прочертившую по асфальту короткий алый пунктир и пропавшую под колесами другого автомобиля.
- Но как безумец, бросающийся на жертву просто потому, что та ему приглянулась, то есть, руководствующийся животной логикой, способен демонстрировать феноменальные таланты нейро-взломщика? Это ведь как сочетание огня и льда. Либо одно, либо другое.
- А что, если их двое? – спросил Соломон и сам поморщился, сообразв – глупость ляпнул…
- Не может их быть двое. Бомбу может подбросить только тот, кто взламывает нейро-интерфейс жертвы. Так что этот проклятый дуализм надо разгадать до конца. Иначе нам не понять его образа мышления. А значит, не предупредить следующий шаг.
- Следующий шаг, скорее всего, будет позже. Судя по статистике, между преступлениями иной раз проходило почти по году. Скорее всего, наш убийца хорошо наедается и впадает в спячку. До тех пор, пока вновь не чувствует голод.
- Возможно, он испытывает огромное удовольствие от наблюдения за своими жертвами, - сказал Баросса негромко, - Вот, что может его притягивать. Он наблюдает за тем, как опустошенный человек медленно отсчитывает свои последние дни. Может, его прямо-таки гипнотизирует это зрелище. Знаешь, как корабль, который уходит под воду. Со стороны кажется, что он на плаву и хорошо держится, но ты знаешь, что ниже ватерлинии у него огромная пробоина, которую не залатать. И он погружается, погружается…
- Садист?
- Скорее всего. Он из тех, кто любит убивать медленно и следить за сценой до тех пор, пока не опустился занавес.
- Из тех, кто в ресторане ест медленно, но не оставляет ни корки?
- Вот-вот.
- Эй! Красный свет.
- Вижу.
«Умляутмобиль» послушно остановился под сияющей красной звездой. К нему от газетного киоска, неуклюже ковыляя, тут же направился нищий, карауливший у светофора и прятавшийся за мусорными баками. Он был весь всклокоченный и распотрошенный, как игрушка, с которой долго играла кошка, множество слоев грязной одежды давно образовали какое-то причудливое, почти однородное, месиво. Грязная седая борода тоже выглядела частью какого-то предмета одежды вроде шарфа, к тому же она была не менее грязной и всклокоченной.
Чтоб не смотреть на него, Соломон уставился на газетный киоск, заставляя себя читать набранные крупным шрифтом заголовки. «Патентная война между Эппл и Самсунг привела к новым жертвам: две тысячи человек погибло на западном фронте!». «Известная блюзовая певица Патрисия Лавхерст предстала перед судом по обвинению в нейро-мошенничестве – под видом своей сексапильности она продавала сексапильность своей сестры!». «Скончавшаяся на прошлой неделе кино-звезда завещала свое чувство такта детям из сиротского приюта».
Однако нищий уже был возле автомобиля.
- Уважьте старика, благородные господа, - заскрипел он, искательно заглядывая в глаза Соломона через ветровое стекло, - Имейте снисхождение к жертве проклятого зелья! Сами поглядите, до чего меня довела выпивка. А когда-то у меня были дом, машина и жена… Всего пару монет на нейро-модуль, благородные господа! Чтобы я смог наконец побороть эту дьявольскую жажду! Пара монет могут спасти человеческую жизнь и человеческую душу!..
Глаза у нищего лихорадочно блестели. Неприятный блеск, кажущийся маслянистым, скользким. В этом взгляде, как в канализационном коллекторе, смешалось все – показное самоунижение, жажда, нетерпение, презрение, стыд, ненависть и возбуждение. Отвратительное варево.
