Гарри нравилось подходить к школе со стороны Хогсмида. Там, где мощёная дорога затейливо поворачивала, огибая озеро, он всегда останавливался, чтобы взглянуть на замок, приветствуя его, как старого друга. Годы никак не отражались на его облике, и он оставался таким же величественным, как и запомнился, с самого первого восторженного взгляда. Гарри не торопился — до начала выпускного оставалось больше двух часов, которые он с удовольствием проведёт, гуляя вдоль озера.
Конечно, можно было прийти и позже вместе с друзьями, обмениваясь шутками о том, как они все не изменились, и вспоминая былые шалости. Причём, если бы стало известно, что их собственные дети надумали такое повторить, то их ждало бы суровое наказание. Но, как любил повторять профессор Снейп, жизнь вообще несправедлива.
Гарри уселся на нагретый летним солнцем камень и, подобрав прутик, принялся чертить на земле линии, в которых при желании можно было угадать многочисленных знакомых. Начал он почему-то со Снейпа, чей длинный нос невозможно было оставить без внимания. Хотя, с другой стороны, со Снейпом он сейчас встречался гораздо чаще, чем с друзьями — кто бы мог подумать, что собственный сын будет писать проект по зельеварению, дополнительную литературу для которого потребуется искать по всему миру?! Но раз уж дёрнул чёрт назвать ребёнка Северусом, то стоило быть готовым к такому.
Солнце пригревало спину, от озера тянуло прохладой — чего ещё желать? Гарри уже забыл, когда в последний раз мог так спокойно посидеть и подумать. Ночи не в счёт: бессонница не приносила никакого удовольствия, да и мысли по ночам одолевали совершенно дурацкие, не то что сейчас. В день выпускного Альбуса Северуса Гарри собирался размышлять исключительно о приятных вещах. По крайней мере, он очень старался, хотя мысли нет-нет и сворачивали в сторону грядущего скандала.
Как только они с Джинни приняли решение пожить отдельно, Гарри понял, что рано или поздно всё именно так и закончится, но просто не хотел об этом думать. Он был слишком виноват перед ней, постоянно недодавая — тепла, внимания, любви. Она ещё слишком долго терпела, прежде чем предложила ему этот выбор, который он малодушно позволил сделать ей. Неудивительно, что она не осталась одна — молодая, яркая, активная. Гарри бы ни за что её не отпустил, если бы не понимал, что не может ей дать то, что она хочет. Он словно выгорел изнутри, постоянно стараясь соответствовать чьим-то ожиданиям, и ему было стыдно за радость от собственного одиночества. Хорошо, хоть дети уже выросли и не винили его ни в чём.
Гарри принялся кидать в воду мелкие камешки, разглядывая расходящиеся в стороны круги. Поверхность озера казалась почти чёрной, и тихие всплески пробуждали воспоминания о жутком озере в замурованной навеки пещере. Однако перестать бередить душу Гарри не мог. Ему часто снилось, как Дамблдор умирает в той пещере от яда. Просыпался он всегда в холодном поту и, дрожащими руками наколдовав себе воду, до утра раздумывал о том, как изменилась бы история в этом случае.
— Скучаете, Поттер? — Снейп появился, как всегда, бесшумно.
— Развлекаюсь. А вы, сэр?
— Веселюсь, — мрачно усмехнулся Снейп. — Предвкушаю счастливое завтра, когда замок, наконец, опустеет.
— Вы были в Хогсмиде?
— Меня всегда поражала ваша проницательность, мистер Поттер, — Снейп собрался уходить, но остановился и словно невзначай сказал: — Ваш сын ждал вас к обеду.
Гарри смотрел вслед удаляющейся фигуре в неизменной чёрной мантии и думал о том, почему не сказал Снейпу, что тот лезет не в своё дело. Хотя сейчас он был прав, и Гарри действительно нужно найти Ала. Он нехотя поднялся и, сердито бросив в воду горсть камней, поспешил в замок. От прежнего лиричного настроения не осталось и следа. Впрочем, когда было иначе после встреч со Снейпом?
Гарри отыскал сына и даже успел с ним прогуляться по заросшей тисами аллее до квиддичного стадиона и обсудить планы на лето. Ал собирался «погулять по Брайтону», и можно было даже не сомневаться, что проделать он это планировал в компании Малфоя. Самого младшего, удивительно похожего на своего отца, который, к слову, на праздник не приехал. Вместо него явился дед — Люциус Малфой собственной персоной. Самого старшего из этой семейки Гарри не любил с первой встречи, и тот, похоже, отвечал ему взаимностью. Редкое постоянство, если вдуматься.
Весь вечер Гарри старался держаться от Малфоя подальше, но в какой-то момент просто забыл о нём, переключив всё внимание на Снейпа. Тот выглядел непривычно расслабленным, охотно поднимал бокал и даже — Гарри видел это лично! — улыбался. Именно улыбающийся Снейп и стал той пушинкой, что сломала хребет верблюду. Образно выражаясь. Гарри как раз следил за ним поверх бокала и не мог понять, о чём можно столько времени разговаривать с самым младшим Малфоем, стоя от него в неприличной близости.
— Интересуетесь, мистер Поттер?
Люциус Малфой мало того, что оказался рядом с Гарри, так ещё и встал таким образом, что выбраться из ниши можно было, только тесно к нему прижавшись. Конечно же, Гарри не собирался этого делать, а выпитое позволило считать, что ему не составит особого труда заставить этого павлина убраться подобру-поздорову.
— Немного, — Гарри постарался, чтобы его улыбка выглядела искренне. — И мне кажется, что вам уже пора начинать волноваться за внука.
— А что с ним будет? — вернул улыбку Малфой. — Он же с Северусом.
— И вас ничего не смущает? — Гарри красноречиво указал взглядом на то, как Снейп склонился к самому уху Скорпиуса.
— А должно? — Малфой стал похож на книзла, перед которым поставили блюдечко сливок.
— На вашем месте я бы постарался оградить ребёнка от подобного.
Малфой лишь порочно улыбнулся:
— Ох, Гарри, «подобное» в исполнении Северуса — слишком большое удовольствие, чтобы я мог лишить его близкого человека. Вы позволите?
Гарри был слишком ошарашен, чтобы возражать, когда Малфой заменил его пустой бокал полным — лишь бы тот больше не гладил так по запястью.
— Хотите, я расскажу вам одну занимательную историю? — вкрадчиво поинтересовался Малфой.
— Про Снейпа?
Малфой тонко улыбнулся:
— Про одного моего хорошего знакомого… не будем называть имён.
— И что же с ним такого интересного было? — не сдержался Гарри.
— О-о! — Малфой пригубил шампанское, мечтательно прикрывая глаза. — Много чего.
— Например?
— Ну, например то, что на него обратил внимание мой отец, а уж он-то знал толк в удовольствиях.
— Ваш отец… с ним…
— Не сразу, — Малфой самодовольно усмехнулся. — Соблазнил его я, и ни мгновения не жалел об этом. Лучшего любовника трудно себе представить, и отец, конечно же, не смог устоять.
Гарри осушил бокал, потрясённый развращённостью этой семейки и той лёгкостью, с которой об этом можно рассказывать, да ещё и таким искушающим тоном.
— …отец научил его искусству глубокого минета. О, Гарри, знали бы вы, какие потрясающие вещи он умеет и как любит это тонкое мастерство, чутко различая грани наслаждения. А как он виртуозно отдаётся! Для трёх поколений Малфоев он стал чем-то вроде любимого инструмента, на котором можно исполнить потрясающую мелодию.
— Он и с Драко?!
— А как иначе? Мой сын достоин самого лучшего, — Малфой улыбнулся и, мечтательно прикрыв глаза, продолжил: — А какие вечеринки мы устраивали, иногда даже с кентаврами. Вы не представляете, какое это эротичное зрелище! А когда кентавр уставал, мы брали нашего лакомку вдвоём. Это было поистине волшебно, особенно, когда он начинал просить ещё и проявлял нетерпение.
— Нетерпение? — Гарри поперхнулся коньяком, и Малфой заботливо постучал по его спине.
— О да. Он всегда такой горячий, такой жадный до ласк, недаром он так любит носить женское бельё.
— Что?!
— Считайте, что я вам этого не говорил, хотя как вспомню эти стройные ноги, обтянутые тончайшим шёлком чулок… корсет, шнуровку которого так приятно развязывать зубами… и всё это под строгим, почти монашеским костюмом… или возьмём , к примеру, шибари.