– Нет, парни, – сказал я, глядя на это жалкое зрелище. – Вот уж кем я никогда не буду, так это дезертиром.

Парни согласно кивнули. Самого беглеца тем временем посадили в полицейский флаер и отправили обратно в часть. Копытовский построил нас в колонну по три и погнал следом.

На подходе к воротам мы пропустили вперёд мусоровоз. Обычный мусоровоз, только окрашенный в зелёный армейский цвет. На его подножках, держась за поручни, стояли четверо новобранцев, в одном из которых я узнал того парня, который устроил истерику после нашей первой ночёвки во время перехода в часть. Так вот, значит, куда его определили. Я набрался смелости и спросил:

– Господин капрал, разрешите обратиться.

– Чего? – откликнулся Копытовский.

– А мусоровоз тоже относится к боевой технике?

В колонне раздались смешки.

– Да, – к моему удивлению ответил он. – Это боевая техника хозяйственного взвода.

Ага. Значит, вот как выглядит служба в хозяйственном взводе. Выходит, Худовского после выхода с гауптвахты ждёт очередной сюрприз. Но каково! Мы среди ночи рыщем по полю в поисках дезертира, а они спокойно возят мусор, как будто ничего не случилось. А тот засаленный, со свинарника, вообще спит.

Копытовский снова привёл нас на плац. Какое-то время мы ждали, когда соберётся весь полк. Когда все построились, двое военных полицейских вывели на середину плаца дезертира. Это был щупленький паренёк, затравленно озирающийся по сторонам. Мне даже стало немного жаль его. Через минуту рядом с ним встал командир полка.

– Внимание! – начал он. – Дезертир, из-за побега которого полк был поднят по тревоге, задержан нарядом военной полиции по пути к ближайшему населённому пункту. Как должностное лицо, я обязан принять меры дисциплинарного воздействия по отношению к этому бегуну на короткие дистанции.

Слушая это, дезертир ссутулился. Видимо, ему очень не хотелось, чтобы к нему принимали меры дисциплинарного воздействия. Впрочем, предстать перед трибуналом ему тоже наверняка не хотелось. Между тем полковник обратился к нему:

– Поясните, рядовой, что явилось причиной вашего дезертирства.

Новобранец молчал.

– Отвечайте! – рявкнул командир.

– Служить не хотел, – еле слышно промямлил новобранец.

– Ах вот как! – делано удивился полковник. – Четыре дня назад вы добровольно заключили контракт о прохождении военной службы. Вероятно, вы хотели защитить Землю и стать героем. А теперь желание служить у вас пропало, а вы остались. Почему?

– Не понравилось, – глядя в асфальтовое покрытие плаца, проговорил солдат.

– И вы не придумали ничего лучше, чем совершить преступление, – резюмировал командир полка. – Дезертирство, чтобы вы знали, это преступление. И теперь мне предстоит решить, что с вами делать. Поскольку, как я вижу, к службе вы не пригодны и без исправления использовать вас в армии даже во вспомогательных подразделениях невозможно, я принимаю решение отправить ваше дело на рассмотрение военного трибунала. Вас, вероятно, приговорят к небольшому сроку службы в дисциплинарном батальоне, после чего снова отправят сюда. Время пребывания в дисбате не будет засчитано в срок службы. Иными словами, срок вашей службы будет продлён на то время, что вы пробудете в дисциплинарном батальоне. Впрочем, детали вам разъяснит трибунал, – и, обернувшись к полицейским, приказал: – Убрать!

Копы увели дезертира. Полковник заканчивал свою речугу:

– Отбой тревоги! Командирам подразделений развести личный состав по казармам и произвести отбой!

Сказав это, полковник развернулся и пошёл в сторону штаба, единственного двухэтажного здания в части. На горизонте уже занялась заря. Спать нам оставалось целых полчаса. Блин.

Обучение пехотинца занимало три месяца и состояло из трёх этапов продолжительностью по месяцу каждый. Сначала новобранцев учили воевать на планетах с атмосферой, пригодной для дыхания, то есть земного типа. Следующий месяц новобранцев обучали воевать на планетах с ядовитой атмосферой. На нас должны будут надеть боевые скафандры, и программа обучения повторится снова, с поправкой на необходимость действовать, находясь внутри этой штуковины. Последний месяц нам предстояло учиться воевать на планетах без атмосферы. Как это должно выглядеть, никто из новобранцев не имел представления, а командиры не утруждали себя рассказами об этом. Известно было только, что итоговые учения будут проходить на Луне.

Почти все занятия проводил Сидоров и капралы. Командир роты или его заместитель всегда были с нами на утренней зарядке, в остальное время появляясь лишь время от времени. Фактически они присутствовали только на стрельбище, когда мы разносили из штурмовых винтовок и ракетомётов фанерные мишени, изображавшие солдат и технику противника. Да и то они по обыкновению стояли в стороне, без необходимости не вмешиваясь в ход занятий.

Зато Сидоров был с нами почти всегда, лишь изредка поручая нас кому-нибудь из капралов. Он был для меня образцом военного. Он знал о военной службе всё, что вообще можно было о ней знать. И хотя он не любил или не считал нужным помногу говорить с новобранцами, но иногда всё же случалось, что он начинал откровенничать с нами, рассказывая истории о своей службе. Были эти истории всегда поучительными и вытекали из той или иной ситуации, сложившейся в ходе занятий. И всегда такой рассказ заканчивался одним – Сидоров, рассказав нам очередной армейский анекдот или нечто вроде притчи, заставлял нас сделать два десятка отжиманий в качестве «компенсации за незапланированный отдых».

На все занятия мы передвигались строем и бегом. И хотя режим занятий был очень напряжённым, я почувствовал себя на своём месте. Спустя неделю после прибытия в полк организм адаптировался к нагрузкам, и я перестал замечать их. Началась обычная солдатская жизнь. И она мне, как ни странно, нравилась. Единственной проблемой был недостаток сна. Но с этим я тоже до некоторой степени свыкся.

Каждое утро начиналось с подъёма и зарядки, заключавшейся в кроссе длиной пять километров, в полном снаряжении и с оружием. Мы бежали поротно с интервалом в десять минут по той самой дороге, по которой пришли в полк с распределительного центра. Два с половиной километра туда, а потом столько же обратно. Затем следовал обычный «водопой» у водокачки, точно такой же, как и те три, что стояли вдоль этой дороги. Наша водокачка стояла за забором части, метрах в ста от свинарника. Мы прибегали, снимали с себя рюкзаки, ставили винтовки в пирамиду, раздевались до трусов и смывали пот и пыль. Так было всегда. Но не в тот день.

Мы выбежали, как всегда, ни свет ни заря, поднявшись по учебной тревоге и застёгивая на ходу ремни. Я к этому уже привык. Бежать в ногу со своими товарищами было уже не трудно. Я провёл в учебке почти месяц и приспособился даже вести полушёпотом разговор с бегущими рядом парнями. Чаще всего это были Васян и Ероха. Сержант и капралы, как правило, не делали замечаний по этому поводу, если разговор не был громче, чем топот нашего бегущего войска и не мешал дышать. Впрочем, слишком долго говорить мы и сами не стремились, поскольку сотня бегущих новобранцев поднимала на грунтовом просёлке целое облако пыли, глотать которую вовсе не хотелось. Тем не менее к концу марш-броска пыль всегда скрипела на зубах.

К концу первого периода подготовки мы спокойно делали пять километров за четверть часа. В пяти минутах впереди нас бежала пятая рота, а перед ней с таким же отрывом четвёртая. Когда мы заканчивали «зарядку» и прибегали к водокачке, они, уже помытые, шли в казарму сдавать своё «барахло», то есть рюкзаки с оружием, а затем в столовую завтракать.

В тот день наша шестая рота, как всегда, не торопясь прибежала на водопой, вся пыльная и потная. Сложив на землю снаряжение, мы бросились к кранам. Но крутить их оказалось бесполезно. Воды не было. Ничего не понимающий Сидоров подошёл к трубе, покрутил один из кранов, хмыкнул и непонимающе поглядел на лейтенанта. Тот кивнул на стоящий рядом распределительный щит, закрытый металлической дверцей, на которой было написано: «Не лезь – убьёт!».