Хэл услышал, как звонит телефонная консоль, когда бросил сумку на пол и снимал с шеи ключ от комнаты. Сам телефон когда-то принадлежал Орину, и сквозь его футляр из прозрачного пластика было видно все телефонные внутренности.

– М-мяулло.

– Почему у меня всегда такое чувство, что я своим звонком отрываю тебя от процесса самоудовлетворения? – это был голос Орина. – Всегда так много гудков. К тому же ты всегда после этого какой-то запыхавшийся.

– После чего.

– В твоем голосе есть какая-то потная торопливость. Ты что же, один из 99 % подростков мужского пола, Хэлли?

Хэл не любил разговаривать по телефону после того, как тайком накурится в насосной. Даже если под рукой была вода или другая жидкость, чтобы смочить горло. Он не знал, почему. Просто ему было не по себе.

– Что-то ты больно бодрый, О.

– Мне ты можешь признаться. В этом нет стыда. Позволь сказать тебе, мальчик, я сам многие годы качал руку на этом холме.

Хэл подсчитал: более 60 % того, что он говорил Орину по телефону с тех пор, как брат с этой весны внезапно снова начал звонить, было ложью. Он не знал, почему ему так нравилось врать Орину по телефону. Он посмотрел на часы.

– Ты где?

– Дома. Прожаренный до хрустящей корочки. За окном +90.

– Речь идет о Фаренгейте, я полагаю.

– Этот город сделан из стекла и света. Окна – всегда как фары дальнего света, которые летят на тебя. В воздухе марево, словно бензин разлили.

– Итак, чем обязан?

– Иногда я ношу темные очки даже в помещении. Иногда на стадионе поднимаю руку, смотрю на нее, и, клянусь тебе, сквозь нее просвечивает. Как этот прикол, знаешь, когда светишь фонариком в ладонь.

– Руки, как я посмотрю, сквозная тема нашего сегодняшнего разговора.

– По дороге с парковки на улице я видел, как пешеход в пробковом шлеме споткнулся, как бы схватился за воздух, а потом рухнул ничком. Еще одного финикийца срубила жара, подумал я.

Хэлу вдруг пришло в голову, что, хотя он врал о незначительных деталях в телефонных разговорах с Орином, ему никогда не приходило в голову, что брат мог поступать так же. Это спровоцировало припадок зацикленного мариахуанового мышления, который – опять – быстро привел Хэла к сомнению в том, действительно ли он такой уж умный.

– До SAT[46] осталось шесть недель, и Пемулис как репетитор по математике все сильнее меня разочаровывает. Это к вопросу о том, чем я тут занимаюсь целыми днями.

– Когда он упал на тротуар, лицо у него зашипело. Как бекон на сковородке. Он там так и лежит, я из окна вижу. Он больше не двигается. Все его избегают, обходят. Кажется, даже если к нему прикоснуться – обожжешься. Мальчишка-латинос удрал с его шлемом. У вас там снег еще не пошел? Умоляю, опиши еще разок снег, Хэлли, для меня.

– Значит, ты проводишь дни, представляя, как я весь день мастурбирую. Ты это хочешь сказать?

– Вообще-то я даже подумываю открыть в ЭТА целый ларек с «Клинексами».

– Это, конечно же, значит, что тебе придется общаться с Ч. Т. и Маман.

– Я и еще один дальновидный запасной квотербек наводили справки. Прощупывали почву. Оптовые скидки, статус предпочтительного поставщика. Можно заодно создать линию лубрикантов без запаха. Что думаешь?

– О.?

– Я сижу и даже скучаю по Новому Орлеану, малой. Скоро рождественский пост, там в это время лучше всего. Французский квартал в пост такой старомодный и мирный. И еще в пост там почему-то почти никогда не идет дождь. И все обязательно это прокомментируют, этот феномен.

– У тебя какой-то странный голос, О.

– Жара сводит с ума. Может, еще и обезвоживание. Я правильно сказал? И все вокруг бежевое и пыльное. В помойках раздуваются и спонтанно взрываются мешки с мусором. Такие внезапные дожди из кофейного и апельсинового жмыха. Мусорщикам на баржах приходится носить асбестовые перчатки. Еще я кое с кем познакомился. Возможно, с кем-то очень особенным, Хэлли.

– Ой-ой. Ужин. В Западном крыле звонит треугольник.

– Эй, но Хэлли? Погоди. Повиси еще. Шутки в сторону. Что вы все знаете о сепаратизме?

Хэл на секунду замер.

– В смысле, в Канаде?

– А есть еще какой-то?

Реабилитационный пансионат пансионатного типа[49] для алкоголиков и наркоманов «Эннет-Хаус» был основан в Год Воппера суровым – настоящим материалом для гвоздей – хроническим наркоманом и алкоголиком, который провел большую часть сознательной жизни под надзором Массачусетского департамента исправительных учреждений, пока не открыл для себя общество Анонимных Алкоголиков в ИУМ-Уолпол и не пережил в тюремном душе на четвертый месяц трезвости неожиданный опыт полного смирения и духовного пробуждения. Этот реабилитировавшийся наркоман/алкоголик – в своей новообретенной скромности так дорожившей традицией анонимности АА, что отказывался пользоваться даже именем и был известен среди бостонских АА просто как Мужик, Который Не Пользуется Даже Именем, – в первый же год условно-досрочного открыл Эннет-Хаус, преисполнившись решимости передать другим хроническим наркоманам и алкоголикам то, что сам так легко обрел в общем душе.

Эннет-Хаус арендует бывшее врачебное общежитие в Энфилдском военно-морском больничном комплексе Управления по делам ветеранов Соединенных Штатов. В Эннет-Хаусе могут разместиться на девятимесячный период проживания и лечения 22 пациента мужского и женского пола.

Эннет-Хаус не только был основан, но и отремонтирован, обставлен и декорирован все тем же безымянным местным экс-мошенником из АА, который – т. к. трезвость автоматически не влечет немедленную святость – возглавлял отборные команды из торчков на ранней стадии реабилитации в полуночных налетах на местные склады мебели и товаров для дома.

Легендарный анонимный основатель был чрезвычайно суровым старым хрычом из бостонских АА, который страстно верил, что любой человек – и неважно, насколько широкий след слизи он за собой оставляет, – заслуживает того же шанса на трезвость через полное смирение, что выпал ему. Эта излишне суровая любовь[47] почти эксклюзивно присуща суровым старым бостонским хрычам[50]. Иногда он – основатель – в годы становления Хауса даже требовал от новоприбывших жильцов есть камни – т. е. буквально камни с земли, – чтобы продемонстрировать готовность пойти на что угодно ради дара трезвости. В конце концов Управление службы лечения наркотической зависимости Массачусетского департамента общественного здравоохранения потребовало искоренить эту практику.

«Эннет», кстати говоря, не было именем или какой-то его частью безымянного основателя Эннет-Хауса.

Каменная диета – ныне мрачная байка из местного мифотворчества, долженствующая иллюстрировать, как легко все достается нынешним жильцам Эннета, – возможно, была не такой уж долбанутой, как посчитали в Управлении СЛНЗ, т. к. многое из того, что деды из АА требуют от новичков терпеть и во что верить, кажется не менее долбанутым, чем лопать полевой шпат. Например, мучиться в трезвости так, что чувствуешь в глазных яблоках пульс; терпеть ломки такие, что пишешь на обоях шедевры в технике разбрызгивания каждый раз, когда берешь в руки чашку кофе; привыкнуть к тому, что отныне только формы жизни в уголках глаз будут отвлекать от голосов в голове, лопочущих со скоростью бензопилы; сидеть молча, пока какая-нибудь старушка в чулках, облепленных кошачьей шерстью, обрушивается на тебя с объятиями и велит составить список вещей, за которые ты сегодня благодарен: тут уж и гальку попросишь, что уж там.

Смерть безымянного основателя от кровоизлияния в мозг в возрасте шестидесяти восьми лет в год Простого-для-установки-Апгрейда для материнской-карты-с-миметичным-качеством-изображения-ТП-систем-«Инфернатрон»/«ИнтерЛейс» для дома, офиса, или мобильного варианта от ЮСИТЮ2007[51] осталась незамеченной за пределами сообщества бостонских АА.