Французский представитель не опустился до обсуждения со мной возможной кандидатуры нового испанского короля. Он как о давно решенном вопросе сказал, что трон наследует его высочество Филипп, герцог Анжуйский, каковое наследование полностью согласуется с законами и божескими и человеческими. Вряд ли в Европе найдется хоть сколько-нибудь авторитетный государственный муж, способный это отрицать, в силу чего его величество Людовик Четырнадцатый поручил ему согласовать со мной поставки австралийской техники. И первое, что интересует Францию: возможна ли продажа одних турбин, без дирижаблей? Если да, то сколько они будут стоить. Далее, до Парижа дошли слухи о новом скорострельном оружии, которое англичане называют «мэшин-ган», а австралийцы «пулемет». На каких условиях можно приобрести несколько штук для ознакомления? Наконец, Франция крайне заинтересована в поставках австралийской селитры и не постоит за ценой.

Ага, подумал я, вон как заговорил Людовик, когда его академики все-таки склеили ему десятиметровый монгольфьер и запустили в небо не то курицу, не то петуха. Собираетесь сами строить дирижабли? Похвальное желание, мы все равно не осилим больше трех штук в год, а турбин за это время можем наделать если не десяток, то уж восемь точно. В общем, флаг вам в руки, барабан на шею и паровоз навстречу, а турбина обойдется ровно в половину цены дирижабля, причем в комплект будет входить воздушный винт, водяной насос и спиртовая горелка, производство которых Франции пока не по силам. Заправочное оборудование вы в принципе можете делать сами, добавил я, нет там ничего сложного. Но, естественно, малейшая небрежность в этом важнейшем вопросе может привести к трагическим последствиям.

Герцог аккуратно записал все сказанное мной и сказал, что передаст услышанное его величеству. О решении короля, как и раньше, будет поставлено в известность наше посольство в Лондоне.

Под конец француз осведомился, нет ли у меня сведений о кораблях, везущих дирижабли, и я сказал, что две недели назад они миновали Капстад, то есть месяца через два их уже можно будет ждать у островов Силли.

Последним ко мне явился испанский кардинал. В отличие от предыдущих визитеров он очень дотошно расспрашивал меня о здоровье Карлоса, делая основной упор на том, можно ли как-то хоть ненамного увеличить срок пребывания пациента на этом свете. Лет хотя бы до трех, озвучил он свои потаенные мечты.

— Карлос вполне может прожить и дольше, но вот возвращаться в Мадрид я бы ему не советовал, — был мой ответ его преосвященству. — А вообще, конечно, очень приятно видеть в подданных столь трогательную заботу о здоровье своего монарха.

— Да, — кивнул кардинал, — ведь пока он жив, продолжаются последние спокойные годы для Испании. Никто не может точно сказать, что именно будет потом, но наверняка ничего хорошего.

— Простите, — решил я повысить свой образовательный уровень, — а что мешает Карлосу проявить государственную мудрость и объявить о смене династии? То есть отречься от престола, вручив бразды правления какому-нибудь достойному человеку, настоящему христианину и патриоту Испании? Вам, например. Да, это может противоречить какими-то общепринятым нормам, но вы ведь понимаете, что Испания сейчас находится на переломном моменте своей истории, а в чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры. Более того, мне почему-то кажется, что при определенных условиях возможна поддержка подобных начинаний его святейшеством.

В ответ кардинал чуть ли не полчаса объяснял мне, почему предложенное мной невозможно, но я его почти не слушал. Ведь видно было, что до этого момента ничего подобного просто не приходило ему в голову! А значит, на Испании можно окончательно ставить крест и более эту страну в качестве субъекта европейской политики не учитывать.

В конце февраля я решил, что первую часть визита в Рим пора закруглять, и отправил Хамона с вестью об этом. Он уехал наутро после грандиозного салюта, который мы устроили в честь большого праздника — дня Австралийской армии, а также ее Военно-морского и Военно-воздушного флотов. Понятно, что праздник пришелся на двадцать третье февраля. После чего последовали неспешные сборы, и второго марта наша эскадра вышла в море. Мы еще заглянем в Рим на обратном пути, обещал я, а пока наш путь лежал к острову Андикитира.

Он возник на горизонте утром пятого числа, а к обеду мы зашли в бухту, где в древности стоял город Потамос, в двадцать первом веке располагался поселок с тем же названием, а сейчас не было ничего, даже хоть сколько-нибудь заметных развалин. Правда, в бухте уже торчали две небольшие галеры и фелюка почтенного Ицхака, а на холме метрах в трехстах от берега происходила какая-то вялая возня.

Вскоре я узнал, что визиря еще нет, но на днях он будет: это ему ставят шатер на холме. Решив не отставать, я велел доставить на берег большую кемпинговую палатку «Редфокс». По количеству позолоты она, конечно, сильно уступала возводимому метрах в трехстах шатру визиря, но зато выгодно отличалась куда более сложной архитектурой с кухней и прихожей, большими окнами из прозрачной пленки с шелковыми занавесками и ярко-оранжевым «полярным» цветом. Причем ее установка затянулась аж на полдня. Кажется, люди визиря не заметили, что на том месте, где к вечеру встал наш «Редфокс», изначально вообще-то была довольно большая яма. Правда, теперь, строго говоря, ее уже не имелось, потому как мы аккуратно уложили там восемь стокилограммовых ящиков с аммотолом. Поверх настелили поролоновых ковриков, после чего и поставили собственно палатку. У меня была мысль внести некоторое оживление в грядущие переговоры, и проделанное являлось первым этапом подготовки к ее реализации.

Визирь явился через три дня, и вскоре мы встретились как раз посредине между шатром и палаткой. Звали высокую особу Амджа-заде Хусейн-паша Кёпрелю, и от него так несло парфюмерией, что мне сразу захотелось поздравить визиря с восьмым марта, несмотря на черную окладистую бороду. Впрочем, хорошо хоть он козлом не воняет, думал я, вполуха слушая длинную вступительную речь состоящего при визире переводчика. Туркам уже сказали, что австралийский язык очень похож на русский, так что поначалу переводчик шпарил, используя еще допетровскую лексику, как-то примерно так:

— Мы вельми озабочены, княже, поползновениями худых московитов…

Но парень оказался очень способным и где-то дня через четыре вел речи уже на чистейшем австралийском:

— Не-э, нас подобные перспективы не вдохновляют. Крымский хан — вассал Османской империи, однозначно! А будут ногайцы с кем-нибудь воевать или утрутся, нам монопенисуально.

Но это было сильно потом, а пока мы договорились только о первой встрече, которая пройдет в моей палатке.

Как и предполагалось, поначалу визирь выдвинул совершенно неприемлемые условия. Мол, пусть царь Петр отдаст Азов, разрушит Таганрог — тогда можно будет и поговорить о свободном плавании австралийских кораблей по проливам. Естественно, всякий раз получая на это разрешение от султанской канцелярии. Что касается Суэцкого канала, то для первичного рассмотрения вопроса о том, на каких условиях Османская империя разрешит нам его строить, хватит пятидесяти пудов золота.

Я вяло, без всякого энтузиазма пытался спорить с визирем, но на третий день решил, что пора переходить к задуманному шоу, для чего перевел разговор на возможности австралийской корабельной артиллерии.

— Не надо рассказывать уже известные великому визирю вещи, — перебил меня переводчик. — Он знает, что ваши пушки могут прицельно стрелять на расстояние, равное английской морской миле, а ракеты летят вдвое дальше, но никуда не могут попасть. Стреляя по нашей эскадре, вы промахнулись на два кабельтова! Два года назад здесь были два ваших корабля. Сегодня — три. Пройдет двести лет, пока вы сможете выставить эскадру, сопоставимую по численности с султанским флотом!