— Бэкс, я действительно могу навредить тебе. Наверное, нам все же нужно позвонить в службу спасения.
— Эм-м, ты разве не выглядывала на улицу? Хоть раз была в этом городе во время снегопада? Никто не доберется до нас, Финли.
Он смотрит на свою руку, обхватывает пальцами ветку и, постанывая, тянет. Его лицо раскраснелось, а вены на лбу посинели от напряжения. Я наблюдаю, как ветка медленно скользит вверх.
— Остановись. Хватит. — Бэкс смотрит на меня, по его лицу струится пот, и он дрожит. Я крепко обхватываю пальцами ветку и медленно тяну. — У тебя в руке останутся обломки. Это может вызвать инфекцию. — Я тяну немного сильнее, и его стоны становятся громче. — Прости, что поступила так с тобой. — Не могу сдержать слез, наворачивающихся на глаза. Я чувствую себя ужасно. Наконец, когда полностью вытаскиваю ветку, из раны начинает литься кровь. — Мне придется полить твою руку перекисью. — Я беру бутылку и лью прямо на рану, наблюдая, как кровь пенится, запечатывая рану. Схватив из аптечки марлю и бинты, я делаю все возможное, чтобы потуже завязать руку и остановить кровотечение. — Тебе очень больно?
— Ага. — Он тяжело дышит и поддерживает голову другой рукой. — Обезболивающее во втором проходе. Сходишь?
Собрав лекарства и схватив бутылку воды, я вытираю кровь и убираю беспорядок, а также делаю все возможное, чтобы не сказать ничего глупого, например, «извини». В сотый раз.
— У тебя наверху есть кухня?
— А в какой квартире нет кухни?
— Логично. — Собрав в пакет продукты с полок, я направляюсь к подсобке. — Ты идешь?
— В свою квартиру? Разве это не ты отправилась в пургу, лишь бы не оставаться со мной? А теперь без спроса идешь в мою квартиру?
— Смотрю, у тебя было не много подружек, — говорю я. — Как только тебе начинает казаться, что ты понял женщину, Бэкс, то должен уяснить, что все совсем наоборот. Так ты идешь или нет?
Я слышу, как он стонет, а затем встает со стула и идет за мной. На полпути вверх по лестнице я останавливаюсь, чтобы убедиться, что он следует за мной, и нахожу его стоящим у основания деревянной лестницы. Его взгляд направлен на меня.
— Не останавливайся, — говорит он.
— Пялишься на мою задницу, пока я поднимаюсь по лестнице? — отгрызаюсь я.
— Ага. Расплата за то, что ты проткнула меня веткой.
— Это была крошечная щепка. Как… большая заноза.
Продолжаю подниматься по лестнице и, открыв дверь, вижу небольшую, но милую квартирку с темными деревянными стенами и соответствующими полами. За последние несколько лет мы сотни раз болтали с Уиллом, но я и понятия не имела, что он живет над магазином.
На стенах висят семейные фото, в основном с Бэксом. Квартира аккуратная, все на своих местах и пахнет сосной. Не могу поверить, что Уилла больше нет. Я иду вдоль стен, рассматривая фото.
— Скучаешь по нему? — спрашиваю я, потому что сама уже скучаю.
Бэкс тяжело вздыхает, прежде чем оттащить меня от стены.
— Никаких вопросов. Это относится и ко мне, — говорит он. — Кухня там.
Сердце болезненно сжимается. Все это время я не озвучивала вслух свою потерю, тем самым защищая себя от постоянно растущей боли. И, как оказалось, была не единственной, кто страдает от пожизненных мук и бесконечной вины.
— Ты прав. Никаких вопросов.
Прохожу мимо Бэкса на кухню и оглядываюсь по сторонам. Открыв несколько шкафчиков, я нахожу пару кастрюль и кухонную утварь.
— Спагетти будешь?
— Конечно. — Он протягивает руку и тянется к одному из верхних шкафов, доставая бутылку вина. — Чтобы было не так больно.
Взяв пару бокалов, он разливает вино.
— Вот, — и протягивает мне бокал, — выпей.
— Чтобы… эм… заглушить боль, — говорю я, нерешительно протягивая бокал вперед.
— Чтобы заглушить боль, — соглашается он и чокается своим бокалом с моим.
Если получится заглушить боль, которую я ношу с собой два года, то это вино окажется потрясающим.
Глава 8
Бэкс
Как хорошо, что у меня еще есть вино в запасе. Глядя на часы, стараюсь понять, как так получилось, что с четырех часов дня мы досидели до полуночи. Хотя, пустые бутылки могут подсказать ответ. Финли словно танцует по квартире, поправляя предметы, будто была здесь уже сотню раз. Может и была. Не знаю, насколько они были близки с отцом. Он всегда заполнял пустое место в людских жизнях. Хотел усыновить и вырастить сирот. Забрать себе раненых животных и вылечить все болезни в мире. Отец был хорошим человеком, таким, каким мне, вероятно, никогда не стать.
Финли напевает рождественские песни и улыбается впервые с тех пор как мы встретились. Теперь это уже официально вчера.
— У тебя милая улыбка, — говорю я ей.
Присаживаюсь на деревянное кресло у окна и баюкаю свою пульсирующую от боли руку на груди. Это была всего лишь дурацкая ветка, но, черт, как же болит рука.
— Я бы могла сказать что-то наподобие «у тебя тоже» или любую другую банальщину, но не буду. Я ведь не знаю, как выглядит твоя улыбка, — говорит она, складывая наброшенный на небольшой диван плед.
— Она милая. Я с такой родился, — отвечаю я и скалюсь, но мне все равно не удается показать ей ту улыбку, которую она хотела бы увидеть. Протираю небольшой участок стекла рукавом и смотрю в окно. — Снег прекратился.
Финли вприпрыжку подбегает к окну, ее короткие волосы колышутся с каждым движением. Наклоняется и глядит в пространство, которое я оттер.
— Все такое яркое.
— Ты когда-нибудь выходила на улицу после метели? — спрашиваю я.
— Не-а, не выходила.
Схватив Финли за руку, я тяну ее вниз по лестнице, достаю наши пальто и бросаю ей.
— Надевай.
Она словно ожила под воздействием игристого вина, и мне это вроде как нравится. Никакого сарказма или огрызаний. Финли надевает угги и наклоняется, чтобы помочь мне, потому что я мечусь как идиот, пытаясь одеться при помощи одной руки.
Как только мы оба оказываемся готовы хоть к путешествию в Антарктиду, я толкаю дверь, сдвигая снег, который намело на порог за несколько часов. И хотя его не так много, как я думал, он довольно рыхлый и тяжелый. Финли оттесняет меня назад и начинает раскапывать эту кучу лопатой. У нее это занимает буквально несколько минут, и, наконец, дверь можно открыть широко.
— Значит, ты научилась раскапывать снег? Вот тебе еще один значок «Юной Англичанки», — подначиваю я.
— Очень смешно, — отвечает она, прыгая на тропинку, которую мы раскапывали вчера вечером. И проваливается, показав мне воочию, как именно потеряла свой сапог, ведь снег доходит ей до бедер. — Так тихо. Будто весь мир исчез, и остались только мы вдвоем.
— Не знаю насчет исчезновения мира, но, определенно, есть два идиота, осмелившиеся показаться снаружи.
— Ага. Скажи это еще раз, — говорит она, дрожа. — Мне эта мысль нравится. Тихий и абсолютно белый мир, окружающий нас. Думаю, так должны выглядеть Небеса.
— Я так понял, что твои родители умерли. Как это произошло? — решаю игнорировать ее правило «не задавать вопросов».
— Мы говорили. Никаких вопро...
— Да ладно, Фин, расскажи.
— Меня уже очень давно никто не называл так.
Я толкаю ее плечом и тяну назад, в магазин.
— Давай вернемся.
— Два года назад в этот же день, — начинает она.
Я останавливаюсь и смотрю на нее.
— Они умерли два года назад в этот же день?
Финли едва кивает, и я замечаю, как в тусклом уличном свете на ее глазах блестят слезы.
— Родители и сестра ехали навестить меня на Рождество. Потому что я сказала, что не приеду домой. У меня появился бойфренд, и мне хотелось провести время с ним. — Она коротко вдыхает, и затем выдыхает изо рта белое облачко пара. — Но они сказали, что Рождество без меня — не праздник, поэтому сначала полетели в Бостон, а потом на машине планировали добраться до Нью-Гэмпшира, чтобы сделать мне сюрприз.