Наконец с едой было покончено, и мы перешли в сад. Было очень тепло, совершенно не по-осеннему, в воздухе пахло костром и жареным мясом – где-то в соседнем дворе семья готовила традиционное американское барбекю. Мы сели на веранде, Катя вынесла нам кофе с ликером и яблочным паем («Простите, это уже пришлось купить в ближайшей кондитерской – не подрассчитала время, а так, мам, испекла бы твою любимую шарлотку с яблоками и корицей», – трогательный мой ребенок) и, наконец, перестала суетиться, села в кресло рядом с мужем.

Я переглядывалась с Сергеем – пора было поговорить уже о нашей жизни и планах. Муж явно стеснялся, ему было не по себе. Отводил взгляд, старательно поддерживал все темы для разговора, которые вносил Виктор, – лишь бы отсрочить неприятный момент. Эх, Сережа, и здесь мне солировать…

Наконец Виктор перешел к разговору о нашей американской жизни.

– Ирина Владимировна, Сергей Александрович! Может, вы устали, спать хотите? Такой длинный перелет, тяжелый. Я предлагаю вам сегодня заночевать у нас, вам мы с Катей подготовили кровать в гостевой комнате, Руслан может лечь в гостиной. А завтра с утра поедем к моему агенту по недвижимости. Я загодя попросил его подобрать для вас несколько не слишком дорогих вариантов домов, недалеко отсюда. После своего роскошного новосибирского дома вы наверняка не захотите жить в квартире. Посмотрим, может, что-то из найденного вам понравится.

Катя засмеялась тихим мелодичным колокольчиком в наступающих сумерках:

– Все-таки, Витя, как ты ни упираешься, а ты русский. Ибо американец бы в жизни вот этого всего не предложил, а отвез бы гостей в ближайший мотель. Для полноты картины осталось только достать раскладушку из кладовки и надувной матрас из гаража.

Виктор возразил, они шутливо заспорили, пересыпая свою речь английскими словами, которых я не понимала. Пора было нырять в неприятное.

– Ребят, я хотела бы поговорить с вами как раз на эту тему.

Сергей резко встал с кресла, сунул руки в карманы, отошел к кашпо, подвешенному на веранде, – что-то такое с него красивое, пышно цветущее свисало (сколько ни жили мы в частном доме, а садоводом я так и не стала).

– Да, мам, слушаю. – Улыбающаяся Катя смотрела вопросительно на меня, подливая мне минералки в высокий бокал.

– Дело в том, что денег на съем жилья у нас нет. Пока нет. Их у нас вообще пока очень мало. Денег, в смысле. Впритык на полгода. Потом должна закончиться ликвидация наших активов, и деньги будут. С вашего позволения, мы поживем у вас. Мы с отцом можем спать на диване, в гостиной. Руслана определим в гостевую. На кого нам тут опереться, если не на вас, дети.

На концовке этой фразы голос у меня предательски дрогнул. Катя без отрыва смотрела мне в глаза. Бокал был давно уже наполнен, и газировка, булькая, текла по непромокаемой скатерти в оттиснутых клубничках к краю стола, но дочь этого будто не замечала. Немая сцена воцарилась на веранде, почище какой-нибудь мхатовской. Сергей со страдальческим лицом выглядывает из-за кашпо. Руслан стиснул коленями ладони так, что побелели лунки ногтей. Катина улыбка превратилась в судорогу на лице, она умоляюще смотрит на мужа, а вода все течет и течет в переполненный бокал. Виктор застыл с выпученными глазами и открытым ртом…

Наконец, вода дотекла до края стола, и струйка устремилась на брюки зятя, мгновенно вымочив ему пространство между ног. Он с шипением вскочил и начал стряхивать воду на пол. По веранде пронесся вздох облегчения, все участники немой сцены вспомнили, как дышать, и отмерли.

Видно было, что Витя специально слишком долго ухаживает за своими брюками – явно собирается с мыслями.

– Ирина Владимировна, вообще, у нас так не принято. Здесь, в Америке, так не живут, это не московская коммуналка.

– Витенька, сынок, а что ты предлагаешь? Нам некуда деваться, аренду жилья мы сейчас не потянем. Вы же с Катей, когда к нам приезжали, тоже у нас останавливались, мы вас в гостиницу не гнали.

– Но мы не жили у вас полгода. Два визита, один на три дня, второй, если мне память не изменяет, длился пять дней. Согласитесь, есть разница.

– Да, Витюш. Разница есть. Она есть, а денег нет.

– Послушайте, это какие-то шантаж и манипуляция, я не ожидал от вас. Вы же знали, выезжая, что у вас нет денег. Почему не отложили отъезд? Почему не предупредили нас заранее?

– Мы брали недорогие невозвратные билеты и сильно заранее. Плюс мы боялись просрочить визу. Ну, и не могу я на такие темы разговаривать по телефону или по «Скайпу». Я ответила на все твои вопросы?

Было видно, что Витя взбешен и обескуражен одновременно. Я предвидела, что разговор на эту тему будет непростым, но не ожидала, что настолько.

Виктор замолчал, ушел в дом. На веранде по-прежнему царило молчание. Катя принесла из кухни какие-то разноцветные салфетки и собирала разлитую кругом минералку. Буквально через десять минут зять появился на веранде со спортивной сумкой через плечо.

– Отдыхайте, мне нужно уехать. Завтра рано утром у меня встреча на Манхэттене. Поеду в город, переночую там, хотелось бы выспаться получше. До встречи!

Тон, выражение лица, скорость исчезновения – все это не оставляло сомнений в том, что Виктор взбешен и держится из последних сил. Через минуту из-за угла дома послышался звук заведенной машины, открылись и закрылись автоматические ворота, и снова воцарилась тишина.

– Мам, ну, как бы и правда… Тут так не принято. Но мне вас так жаль. И Витю жаль. Он совсем американец. Хотя и русский. Для него такое дико. Для него и Руслан в доме был чересчур, а тут еще вы. Но я вас понимаю, куда вам деваться. Да и люблю я жить большой семьей, рада, что вы приехали. Поживем сколько-нибудь вместе, как в детстве. С Витей вот только… Его мне тоже очень жаль. Он сильно расстроен. Я к нему подошла, обнять там, поцеловать на дорогу, а он меня оттолкнул и чуть не бегом от нас… Может, побудет в городе, как-то успокоится.

Сергей сидел на ступеньках дома и слегка, как будто медитативно, покачивался. Потом повернулся ко мне:

– Я тебе говорил, давай не спешить? Говорил? Говорил, давай дождемся денег хотя бы в таком количестве, чтобы не садиться на старости лет дочери на шею? Куда ты ломилась, как скаженная, а?!

– Ты слепой? В стране черт знает что творится! Может, там завтра границы закроют, и ты будешь сидеть со своими деньгами в зубах, которые послезавтра превратятся в фантики.

– О боже… Ира, я тебе говорил – не сиди столько времени в Интернете, не сиди столько времени в социальных сетях. Чего и куда закроют-то? Кому ты нужна? Я вообще, если хочешь знать, был против отъезда. Чего ты сама себя и всех вокруг пугаешь, нагнетаешь глупости всякие?

Тут очнулся Руслан.

– Против отъезда он был… Чего молчал-то тогда, раз против? Молчал и делал, что она говорит! Вот и наделал. Сели Катьке на шею всем кагалом. И Кристинка там одна. Вы бы меня хоть заранее предупредили о таких раскладах, это просто как гром среди ясного неба.

Катя расплакалась. Сидела, молча утирала катящиеся по щекам слезы, совсем как в детстве. Меж тем разговор наш шел уже на повышенных тонах.

Я не выдержала:

– Послушайте, а ну заканчивайте это нытье и стон! Охренели вообще. Успокойтесь. Все нормально. Виктор ошарашен, это понятно. Завтра спокойно поговорим, когда он вернется. Что-нибудь придумаем, договоримся.

В этот момент цветущие кусты чего-то зеленого и плотного, растущего у забора – ну, как забора, маленького штакетника с завитушками, отгораживающего участок ребят от соседнего, – раздвинулись, и там показалась седая голова с аккуратными буклями:

– Kate, darling, what’s happened? Do you need any help?[1]

Катька подорвалась со стула с явным испугом:

– No, Mrs. Cornwell, I’m fine, thanks! So sorry to trouble you[2].

Голова посмотрела на нас, явно запоминая приметы для возможного полицейского протокола, и бесшумно скрылась в зеленых зарослях.