Наверное, это была наша семейная чёрта. Упрямство и упорство доказать в первую очередь себе, а потом окружающим, что мы чего-то стоим. Покорители других планет и не могли быть другими. Упрямые авантюристы, которые не боялись неизвестности. Я была потомком таких колонистов, которые бросили всё и полетели в неизведанные дали за лучшей жизнью. Так разве я могла раскисать? Им ведь ещё тяжелее, чем мне приходилось. Или легче? Они сталкивались с неприятностями, но в ручную посуду не мыли.

Шум заставил отвлечься от дум. На кухню вошёл один из торговцев. Невысокий, как и его товарищи. Длинные волосы до плеч соединялись с бородой, косматые густые брови – всё это делало его голову похожей на стог рыжего сена. Весь этот стог был переплетён тонкими косичками. Короткие руки и ноги делали тело непропорциональным.

– Что-то хотели? – спросила я. Он не ответил. Может не понял? Вместо этого внимательно посмотрел на меня. Чего-то мне от его взгляда стало не по себе.

Он огляделся по сторонам. Подвинул скамейку и сел на неё около двери. Вытянул ноги. Вот и понимай это как хочешь. Я промолчала. Охота ему на кухне сидеть, пусть сидит. Не мне посетителей выгонять. К тому же он мне не мешал. Не приставал. Может замёрз и решил около печки погреться. Страха от него я не чувствовала. Так что я вскоре и забыла о его существовании.

Жирные кастрюли и сковороды. Тарелки. Песок и жёсткая щётка. Содранные руки. На кухне запахло чем-то сладким. Дым. Я посмотрела на мужчину. Он пыхтел трубкой, от которой и шёл сладковатый, приторный запах. Я поморщилась. Этот аромат мне не понравился. Гость сидел с закрытыми глазами. Голова откинута к стене, руки у него были сложены не груди. Дремать с трубкой в зубах – это то же искусство. Очередная кастрюля с тёплой водой, чтоб ополоснуть посуду. Осталось только кухню подмести. Я подошла к венику, который стоял в углу, рядом с которым сидел гость. Гость приоткрыл глаза. Проследил, как я взяла веник и вновь их закрыл, продолжая изображать из себя трубу дома, из которой шел дым.

Когда я оказалась на этой планете, то перестала следить за временем. А чего за ним следить, когда Грукт открывал столовую с рассвета, а закрывал с закатом. Куда торопится? Работа никуда от меня не убегала. А засыпала я обычно, когда всё было переделано. Спать приходилось на кухне. Деревянная лавка вместо кровати, подушка, набитая сухой травой и старое одеяло – классная кровать после тяжёлого дня.

Фонарь давал слабый свет. Здесь освещение было за счёт каких-то кристаллов, которые ставили в стеклянные банки с кольцами и подвешивали под потолком. Когда требовалось выключить фонарь, то на банку накидывали тряпку. Фонари были бессменные. По крайней мере сколько я здесь была, Грукт их при мне не менял.

Я села на лавку. Пора ложиться спать, только сил нет. Хочется разреветься. Только слёзы ведь не помогут. Оставалось только закрыть глаза, прислониться спиной к стене, от которой веяло холодом. Топот ног. Я покосилась в сторону гостя. Надо же так топать. Он взял деревянную миску. Налил в неё воды. После этого подошёл ко мне. Я хотела встать на ноги, но он положил руку мне на плечо. Тяжёлая у него была рука. Спросить, что он хочет, у меня не получилось. Почему-то все слова разбежались. Он же сел рядом. Миску с водой поставил рядом. Достал из сумки, что висела на поясе баночку. Я и не заметила вначале, что у него на поясе висело несколько сумок. Открыл баночку с мазью. Подцепил толстым пальцем мазь. Всё это было в полной тишине. Он взял меня за руку и стал накладывать мазь на ранки и трещины.

– Зачем? – я всё-таки вспомнила местную речь. Ответа не было. Он словно меня не услышал. Рука перестала щипать. Сразу пришло облегчение. Он закончил с одной рукой и принялся за вторую.

Помощь не бывает бесплатно. Вот не поверю я в искренность намерений чужака. Осталось только дождаться, что он потребует. Мазь была дорогая. Быстро заживляла раны. Ещё я слышала, что она омолаживает. У Грукта была такая баночка, но на меня тратить он её не собирался, в отличие от незнакомца.

– Спасибо, – сказала я.

– Родители? – спросил он.

– Что? – не поняла я.

– Твои родители? – повторил он, окидывая взглядом столовую.

– Грукт и Мурта, которым постоялый двор принадлежит?

– Да.

– Нет, – я даже отрицательно головой замотала. – Что…

Слова опять потерялись. Он убрал мазь. Достал какую-то тряпку и смочил её в миске. После этого приложил её к моей щеке.

– Грязь, – ответил он, словно это всё объясняло. – Пойдёшь с нами?

От его слов стало страшно. Если ещё недавно я жаловалась на свою жизнь, то теперь мне жёсткая лавочка стала казаться родной и безопасной. Этот же человек, который тряпкой стирал грязь с моего лица, был страшным и непонятным.

– Нет, – ответила я, отстраняясь от него.

– Почему? – спросил он.

– Не могу, – я увеличила расстояние между нами. – Вам лучше уйти. Мне пора спать. Поздно.

– Ты не из этих мест.

– Да.

– У нас не придётся так жить. Там легче. Будет свой дом. Сама себе хозяйкой станешь. Замуж выйдешь. А тут что тебя ждёт? Вечно в слугах ходить с чёрным от грязи лицом? Разве это жизнь?

– Я не могу уйти.

– Тебя продали? – только уточнил он. Говорить на эту тему совсем не хотелось. Стыдно. Неприятно. Я же не вещь. – Пойдёшь с нами-то станешь свободной.

– Интересно вы говорите, – я усмехнулась. – Если я пойду с вами. Одно менять на другое? А смысл?

Я посмотрела на него. Он выбил трубку в бак с помоями. Убрал её в одну из сумок, что висели на поясе и вернулся ко мне на лавку.

– У нас женщин мало. Одни парни родятся. Так что кровь надо разбавлять. Да, ты не будешь по свету бродить, а жить придётся с нашим народом, но тебя никто не будет неволить с выбором. Найдёшь себе того, кто по сердцу, так и разделишь с ним жизнь.

– А если не найду? Вот никто мне мил не станет? – спросила я.

– Станет. Ты молодая, красивая. Сердце горячо горит. Ярко. Рано или поздно кого-то зацепит, – ответил он. – Всё равно, насильно никто тебя в кровать не погонит. Зачем жить в грязи, когда можно жить в чистоте, сытости и достатке?

– Я домой хотела вернуться, – тихо сказала я, понимая, что действительно хотела это сделать. Если согласиться с предложением этого торговца, то я уеду далеко отсюда, а значит и шанс на возвращение потеряю.

– Ждёт кто-то?

– Родители.

– Родители – это хорошо. А сможешь к ним добраться?

– Нет. Очень маленькая вероятность, что я смогу добраться до дома.

– Тогда в чём проблема? Чего ты себе придумываешь лишнее?

– Когда есть шанс, то хочется им воспользоваться, – ответила я.

– А доживёшь до своего шанса? При такой-то жизни? Реально надо оценивать все риски.

Женский крик разнёсся эхом по спящему дому. От второго крика выступил холодный пот. Я посмотрела на своего собеседника. Он уже выходил в зал. Одной оставаться было страшно, поэтому я пошла за ним. Всё были на ногах. Со стороны комнат был слышен топот. Я видела как Грукт открыл дверь в комнату Мурты. Она опять закричала. От этого крика хотелось зажать уши.

Тихий шёпот среди торговцев, пение вьюги за окном, скреп половиц, топот ног, скрежет и писк мыши, крик боли и страха. Я зажмурилась.

– Эй, чернушка, сходи за лекарем! – потребовал Грукт, появляясь в зале.

– Там метель. Ничего не видно. От дома не отойти.

– Мурта умирает. Иди за лекарем! – он подошёл ко мне и тряхнул за плечи. – Бегом!

Его рык и щёлканье зубов около моего лица только добавили страха. Я чуть не потеряла сознание от испуга. Грукт оттолкнул меня от себя. Замахнулся. Она опять закричала. Я только вжала голову в плечи, ожидая очередного удара.

– У нас есть лекарь. Он посмотрит, – остановил Грукта мой собеседник. Грукт резко повернулся. Хмуро посмотрел на торговцев.

– Пусть смотрит, – согласился Грукт. Он повёл лекаря в комнату к Мурты. Я не успела в себя прийти, как по дому разнёсся его грозный голос, который требовал тёплой воды и полотенца.