Воевода сперва моргал, не понимая. Потом цыкнул ближайшему казаку:

– Горелый! Как зовут Одноглазого?

Щуплый казак, такого темного, будто действительно обгорелого, цвета кожи, глянул на него ошалело, раскрыв рот.

– Вот ты дубина. Кто-нибудь знает? – Все молчали, пожимая плечами. Воевода раздраженно махнул рукой. – Дьяк, никто не знает. Будем считать, что Одноглазого зовут Одноглазый.

Макарин хмыкнул, шагнул внутрь двора.

– Дьяк, обожди, – остановил его воевода. – У него два самопала. Шмаляет как только кого видит. Но у меня идея. Бреди потихоньку справа, со стороны глухой стены. У него дверь в эту сторону открывается, так что он тебя не зацепит, разве что совсем высунется. И главное болтай побольше, отвлекай. А мы тут кое-что придумаем.

Он приглушенно свистнул, махнув руками в обе стороны, и два казака из числа, прячущихся за забором, двинулись пригибаясь в обход, направо и налево.

Воевода отошел вбок, и Макарин крикнул в сторону избы:

– Казак! Я дьяк Разбойного Приказа Семен Макарин. Хочу с тобой поговорить. Не стреляй.

И осторожно двинулся внутрь, придерживаясь правой стороны.

Из избы доносились странные звуки, какое-то бормотание, мычание, тонкий тихий вой. Только на середине пути до Макарина дошло, что это воет и мычит Одноглазый.

– Я хочу с тобой поговорить, спросить кое о чем. Тебе ничего не будет. Главное ответь. Зачем ты на меня напал?

Бормотание стало громче, и Макарин уже различал слова.

– Вы все умрете, все умрете, они придут за вами, и убьют вас, никто не спасется, не надо было тебе приезжать, дьяк, теперь станет хуже, намного хуже, вы все умрете…

– Кто придет, казак? Кто тебя послал напасть на меня? Кто еще замешан?

– Вы все прокляты, все умрете, проклята ваша земля, проклята ваша Мангазея, проклято все ваше государство, не будет его скоро, они придут за вами, хозяева придут, хозяева спустятся с небес, хозяева поднимутся из ям в земле, хозяева выйдут из холмов, это их земля, не будет вас скоро, вы все умрете…

Слова снова превратились в тонкий вой, от которого по спине дьяка поползли мурашки.

– Что ты видел год назад, когда сидел на холме и смотрел на караван Степана Варзы?

Вой вдруг прекратился. Макарин был у самой двери, он уже различал в темноте щелей черную сгорбленную тень.

– Они взяли то, что не должны были брать, – внятно сказал Одноглазый своим обычным голосом, тем, который запомнился Макарину по прошлой ночи. – Они взяли и поэтому сдохли. И вы сдохнете.

– Что они взяли, казак?

Но Одноглазый не успел ответить. Внутри раздался грохот, вопли, грянул выстрел, дверь вышибло, с облаком порохового дыма наружу вылетели три сцепившиеся фигуры и рухнули в дворовую пыль. От ворот с победными криками ринулся вперед воевода. Стоящие у забора казаки заорали, кто-то начал стрелять в воздух, и в этом гаме потонули все звуки и заложило уши.

Двое казаков скрутили Одноглазого, подняли его на ноги. Макарин подошел ближе.

– Что они взяли, казак? – повторил он.

Одноглазый улыбался, открыв щербатый рот. Его вытаращенный глаз был ярко красным от лопнувших сосудов. Безумный взгляд блуждал по окрестностям, ни на чем не останавливаясь.

Макарин тряхнул безумца за плечи.

– Говори, что знаешь!

Что-то резко свистнуло рядом с ухом. Одноглазый крупно дернулся, повалился на землю. Из его единственного целого глаза торчала, подрагивая, стрела. Некоторое время он еще сучил ногами, потом затих, а Макарин все продолжал смотреть на дрожащее оперение.

Внутри изба выглядела еще более древней чем снаружи. От почерневших бревен воняло гнилью, белесый мох покрывал углы и даже потолок. Из обстановки здесь были только большой стол и две скамьи. У дальней стены были свалены медвежьи шкуры.

– Он здесь жил?

– Кто его знает, – ответил воевода. – Возможно. Обычно казаки живут у меня на гостинке, но Одноглазый с дружком вот уже месяц как шлялись отдельно. В караул ходили, приказы выполняли. Так что никаких нареканий. Но вот эта его самоедская болтовня… Как сходил тогда в дозор год назад с другим своим дружком к каравану Варзы, так и двинулся постепенно.

Макарин подошел к груде шкур, отодвинул носком сапога ближайшую. Взвились, зажужжали несколько толстых мух.

– Теперь нам надо обязательно поймать его убийцу, – сказал он.

– О, на это, дьяк можешь не надеяться! – рассмеялся воевода. – Я хоть и послал в лес десяток казаков, но убийцу они точно не поймают. Убийца – ярган. Только они в этих краях такие стрелы используют. Тройное оперение из хвоста филина и костяной наконечник в виде вилки. Я тут чуть больше года, но такие вещи наизусть выучил. Ярган это. Мои остолопы не успели на холм подняться, а он уж наверняка к реке подбегал.

– Зачем же тогда их посылать?

– Политика, дьяк. Если б не послал, уважать бы перестали. Экое дело – подчиненного при воеводе как белку подстрелили, а воевода стоит и глазами хлопает. Пусть побегают.

– А если в лесу еще десяток таких… ярганов? Без казаков останешься, воевода.

Кокарев нахмурился:

– Это возможно, но навряд ли. Ярган в здешних местах – чужак. Ярганские городки далеко на юге, сюда они редко забираются и обычно в одиночку. Если б целый отряд наведался, местная самоядь об этом бы на всю округу растрезвонила. Нет, ярган был один и приходил он по душу Одноглазого.

– Зачем дикарю с далекого юга убивать безумного казака?

– Кто его знает? Может обидел кого из клана? Ярганы мстительны, как и все дикари.

Макарин прошелся вдоль стен, пытаясь усмотреть в темноте хоть что-то интересное. Бревна в некоторых местах были испещрены вмятинами, зазубринами, словно кто-то неумело пытался нанести на них неведомый узор.

– А тебе не приходит в голову, воевода, что Одноглазого убили как-то подозрительно вовремя? Из Москвы приезжает дьяк, на дьяка нападают, нападавшего ловят, собираются допросить. И тут из леса прилетает стрела и лишает нас единственной нити для дальнейшего расследования. Кто нанял Одноглазого, зачем?

– Да не мог его никто не нанять. Ну сам подумай. Даже если кому понадобилось тебя прибить. Кому может прийти в голову нанимать для такого ответственного дела полного безумца, который не то что людей, день с ночью путает?

– Меня он ни с кем не спутал. Знал, что я государев человек. Знал, куда пойду. С самой пристани следил, возможно. Дождался, когда выйду ночью на улицу. Безумцы так не делают.

– Безумцы и не такое делают. Он уже с полгода бродил по улицам и смущал народ болтовней про гибель Москвы. Ну это уж сам знаешь, вашими новостями только подтверждалось. А еще говорил, приедет московский человек и всем нам смерть наступит. Людей предсказаниями пугал. Жрал то, что самоедские колдуны жрут, грибы, ветки, мох, траву какую-то. У него аж пена из пасти лилась. Потом вчера про тебя услышал. И совсем съехал.

– И после таких речей он спокойно ходил по улицам?

Кокарев виновато почесал затылок.

– Тут понимаешь, дьяк. С одной стороны, оно конечно, острог за такое в лучшем случае. А в худшем так дыба и казнь. А с другой стороны, Одноглазый юродствовал редко. По крайней мере до последнего времени. А так ему цены не было. Никто лучше него округу не знал. Я уж гадаю, как мы теперь с самоядью переговариваться будем. Среди моих казаков замены ему точно нет.

Макарин уже сделал по избе не один круг, осмотрел свалку шкур, стены, печь, сложенную из мелких камней, повертел в руках валяющиеся у двери самопалы. Не было никаких зацепок, ничто не указывало, куда двигаться дальше. Труп Одноглазого он обыскал еще раньше, не найдя ничего, кроме оружейных принадлежностей и пары засохших мухоморов в котомке. Видимо, Одноглазый действительно любил отравлять себя этой гадостью, после которой люди ходили сами не свои. Может, грибы в конце концов и сделали его безумцем. Макарин читал донесения об их популярности среди дикарских колдунов, которые отварами доводили себя до исступления.