– И ты считаешь, что Варза пошел именно этим путем?

– Возможно. Одноглазый видел бревна для катков, загруженные на один из кочей. Сам подумай. Малые кочи вместо торговых двухмачтовых. Катки, которые не нужны на караванном пути, зато нужны на северном. Поморцы в команде. Да и сам Варза поморец. Конечно он знал о Северном пути и пошел именно по нему. Остается лишь вопрос, зачем он это скрывал и твердил всем, чтобы его ждали в Тобольске, а не Холмогорах. Хоть северным путем и редко пользуются, но поморцы иногда рискуют. Кто-то добирается, кто-то нет. Зачем скрывать?

Вот на этот вопрос Макарину было что ответить. Он кратко описал воеводе грамоту князя Мстиславского, опустив фразу о помершем на дознании казаке. Добавил версию о просочившемся голландском лазутчике. Рассказал о сбежавшем у него из-под носа поморце Шубине. Запутанное дело впервые становилось ясным как помытое стекло. Все части головоломки сходились одна с другой. Поморец Варза в сговоре с чужаком Хоэром и другими поморцами организовывает караван для вывоза какого-то ценного предмета, запутывает следы, называет пунктом назначения один город, а на деле направляется в другой. Проходит по Северному пути к Архангельску или Холмогорам, где уже полсотни лет находятся английские и голландские фактории, Хоэр сводит его с нужными людьми, которым он продает предмет и сведения о том, как добраться в заповедную Мангазею. К тому времени на север прибывают военные флотилии. А значит нам остается лишь уповать на бога и собственные силы.

Воевода хмурился, постукивая костяшками пальцев по столу.

– Нет, дьяк, что-то не сходится. Шубина я конечно постараюсь споймать. Посмотрим, что он знает. Но вот что касается всего остального… Не похож был Варза на предателя. Производил впечатление честного человека, хоть и поморца. Я с ним, правда, всего пару раз общался. Но в людях, уж поверь, я разбираюсь. Приврать насчет выбранного пути мог конечно, на то он и поморец. Товар спрятать. Они вообще скрытные. Но вот чтобы так просто продать всякой немчуре секретный путь – это навряд ли. Может слышал, архангелогородская немчура уже не раз подкатывала к поморцам с предложением показать дорогу на Мангазею. Их старейшины всегда отвечали отказом. Варза один из них, если не знаешь. Они свой интерес понимают и за мелочь не продаются. Если немцы пронюхают эту дорогу, то их отсюда поганой метлой не вышибешь, а значит и поморцы всю торговлю потеряют. Это на севере всем ясно. Я скорее Троекурова в сговоре с этим твоим Хоэром заподозрю. Вот ему кроме собственного пуза ничего не надо. – Макарин вспомнил, каким угрюмо-задумчивым сделалось лицо Троекурова, когда он узнал про чужака в Мангазее, но ничего говорить не стал. – Как знаешь, но тут дело в чем-то другом. То ли Варза имел свои причины идти по Северному пути. А Хоэр, если он действительно чужак, вошел в доверие и обманул Варзу. То ли Варза пошел все-таки к Тобольску, а катки ему понадобились для чего-то другого и это другое его в конце концов погубило.

– А для чего еще могут понадобиться катки?

Воевода пожал плечами.

– Для другого волока. Может решил заглянуть по пути еще куда. Мест много. Может вообще решил идти к великим рекам на восходе. Пушнины у него было немного. Вполне мог решить подзаработать еще по дороге. Хотя отправлять караван не на закат, а в противоположную сторону… Нет, отпадает. Тем более, что катки для волока в лесах не нужны, там этих катков можно настрогать за милую душу. Они нужны только там, где нет леса, и где даже оставленные с прошлого лета бревна за пару месяцев сгниют напрочь. А такой волок только один в округе. Поморский, через топи проклятых земель. В общем, не знаю, дьяк. Мало сведений. Надо собирать.

Отосланные в лес казаки, как и предсказывал Кокарев, вернулись ни с чем. Двое из них успели увидеть, как ярган скрылся на противоположном берегу, предварительно пустив вниз по течению свою лодчонку. «Это они так мосты сжигают, – пояснил Кокарев, – мол, дело сделано, теперь на нашем берегу ему делать нечего. Небось и оружие туда положил. Тогда точно месть.» Макарин было пристал к казакам с вопросами, мол, как вы поняли, что это именно ярган, а не горожанин или самоед переодетый ярганом, на что казаки только снисходительно ухмылялись, а воевода сказал, что если дьяк поживет здесь еще хотя бы с полгода, у него таких вопросов больше никогда не возникнет. Чтобы переодеться ярганом не будучи самим ярганом нужно быть безумнее Одноглазого. Теперь этого дикаря будут травить все самоедские кланы по ту сторону реки, воевода об этом уже позаботился, послав гонца в ближайшее становище. Ярган свободно шастает по пастбищам самоедов, что может быть оскорбительнее?

– Они его поймают?

– Возможно. Но мы его все-равно не увидим. Поймают, освежуют и прибьют к отдельно стоящему дереву на какой-нибудь тропе. У дикарей разговор короткий. Самоядь помнит, как прошлой зимой ярганы вырезали несколько их становищ.

– Дикари воюют меж собой?

– О, еще как! Народ с народом, племя с племенем, род с родом. Иногда одна семья подчистую режет другую, но это редко бывает. А в целом они мирные, если их не трогать. Хотя, бывало такое, что и не угадаешь. По-нашему вроде ничего особенного, а для них смертное оскорбление.

Кокарев размашисто вышагивал по доскам мостовой так, что казаки еле за ним поспевали. Макарин старался не отставать. Они шли по направлению к гостиному двору, людей на улице становилось больше, но, завидя, воеводу, те прижимались к стенам домов и амбаров. Некоторые ломали шапки и низко кланялись, большинство ограничивались коротким кивком и приветствием. Население Мангазеи не было подобострастным. Макарин разглядывал встречных и поперечных, купцов, охотников, ремесленников, баб с детишками. Они были одновременно похожи и не похожи на людей с других городов. Чего в них точно не было, так это озлобленной пришибленности, которая появилась за последние годы у москвичей.

– Знаешь, что у меня из головы не выходит? – спросил Кокарев, когда они вышли на забитую народом широкую площадь перед гостиным двором. – Как поведет себя Троекуров, когда сюда нагрянет немчура. Ведь и впрямь сдаст город, не будет сопротивляться. А у него и крепость, и оружейная изба, и людей больше, чем у меня. У тебя же есть власть, дьяк. И полномочия у тебя не только от твоего Разбойного, но еще и Казанского приказа. Объяви ему о смещении, пусть валит в Тобольск, пока зима не началась. А с людьми я договорюсь, промышленников там, охотников заставлю в оборону пойти. Самоедов найму. Мне бы только крепость, пушки и снаряжение. Немчура точно зубы обломает, сколько бы ее не было.

Макарин покачал головой.

– Нет у меня такой власти. Могу лишь доложить о состоянии дел. Но пока это все дойдет хотя бы до Тобольска, пока примут решение, пока его сюда доставят… Сам понимаешь. Да и потом, извини, Кокарев, не вижу я доказательств будущего Троекуровского предательства. Только твои слова. А ты предвзят, это все знают.

– Когда увидишь доказательства, поздно будет, – буркнул воевода и отошел к группе казаков, сидящих у таможенной избы.

Макарин слушал, как он отрывисто отдает распоряжения о поиске Шубина. Найти его жилище, найти старика с пристани, расспросить других поморов, предупредить заставы на выезде из города, выслать на перехват по паре лодок вниз и вверх по реке, послать гонцов к стойбищам самоедов. Воевода работал грамотно и видно было, что люди его слушают беспрекословно. Разница с Троекуровым в халате и его слоняющимися по крепости бездельными стрельцами была заметной.

В этот момент дверь таможенной избы отворилась, и Макарин впервые увидел самоеда.

Самоед был мало похож на виденных им у Обдорского острога вогулов. Он был на голову ниже и на порядок темнее. Его плоское лицо покрывала сеть то ли шрамов, то ли татуировок. Одежда состояла из коряво сшитых звериных шкур мехом наружу, из-за чего дикарь напоминал мелкого облезлого медведя. Из-под свисающих сальных черных волос блестели щелки глаз. Дикарь медленно обвел взглядом двор, присмотрелся к воеводе, казакам. Потом остановил взгляд на Макарине, и тогда Макарин шагнул к нему.