Души у нас с вами в Жизни предостаточно – ведь Она всё время

нам помочь пытается, предостерегает и многое подсказывает. Но мы

уп

  орно   не   желаем  в идеть   того,   что   может   разрушить   наш

иллюзорный и фальшивый жизненный план. Потому как тогда  надо

будет отвечать себе на вопрос: "А на чём же держится сей мирок на

"глиняных ногах"?" И как тогда жить? Как все: во лжи… или всё же

выбрать горькую, но правду?

    И едва за Алексом закрылась дверь, я чётко осознала, что не

такую   семью   желала,   где   муж   оставляет   беременную   супругу   с

"огромным   пузом",   а   сам   уезжает   отдыхать   с   друзьями.   И   всё-таки

задав себе вопрос (ибо всегда предпочитала честность в отношениях):

"А любит ли он меня так, как раньше? И любит ли вообще?", – я тут же

поняла: "Нет, иначе бы не уехал... ни в Эмираты, ни ещё куда-либо"

    Но...   где-то  в   глубине   моего  Разума   тихий   шёпоток  стал  меня

успокаивать,   убеждая,   что,   во-первых,   у   нас   будет   ребёнок,   а   во-

вторых,   любовь   почти   у   всех   проходит   с   годами,   но   мужчины   и

женщины продолжают жить и дальше. Я нехотя соглашалась, пытаясь

себя уговорить, потому как – на примере своего общения с большим

количеством семейных пар – знала: 90% людей так и проживают. Но,

по правде говоря, убедить себя у меня не очень получалось, хотя я

опять   и   опять   повторяла,   что   хочу   невозможного   (с   точки   зрения

окружающего   мира): жить   в   любви,   доверии   и   понимании.   И   в

итоге, дабы не нервничать и не "накручивать себя", стала радоваться

тому,   что   есть:   я   беременна   –   и   на   этот   раз   с   малышом   всё

прекрасног! – да и в семье с рождением сына всё может наладиться.

Мне, во всяком случае, так хотелось в это верить. Но не всегда, как вы

знаете,   наши   желания   совпадают   с   реальностью.   Ибо   как   раз

понимание,   которое   я   считала   неотъемлемым   в   семье,   у   нас   с

супругом потихонечку исчезало.

   Например, ещё во времена, когда мы похоронили нашу девочку,

мне   захотелось   съездить   в   специализированный   детский   дом,   где

обитали выжившие  даунята, ведь у них всегда наличествует  целый

букет болезней, а потому они часто умирают ещё маленькими. Алекс

был категорически против подобной идеи, но мне посещать подобные

заведения не запрещал. И на том – моя благодарность.

   - Мы оба работаем, я – не бедный человек, так что можешь себе

позволить помогать кому угодно, если тебе так будет легче "прийти в

38

себя",   –   сказал   он   мне,   за   что   я   действительно   была   ему

признательна.

   Но любые мои попытки рассказать супругу о поездках в детдом…

он на корню пресекал. В теперешнем моём состоянии Души и ума я

понимаю: Алекс просто не хотел напоминания о том, что он – такой

красивый, умный, здоровый – "родил" больного ребёнка... А тогда мне

стало   казаться:   мой   муж   –   чёрствый,   злой   и   холодный   человек,

которому совсем не интересны беды и проблемы других людей. И сие,

конечно,   тоже   не   способствовало   полному   доверию   и

взаимопониманию   в   нашей   семье.   Трещина   в   отношениях   ведь   не

появляется внезапно, но кто-то терпит и побои, и унижения, а кому-то

достаточно просто стать абсолютно чужими, дабы разбежаться в

новые жизни. Все мы разные… Наверное, к счастью, – иначе было

бы трудно подобрать и "свою пару".

    И   ещё   немного   расскажу   о   моих   посещениях   деток-даунят.

Безусловно, не буду врать, поначалу я была в шоке. Эти бедняжки, за

редким   исключением,   не   могли   говорить,   только   что-то

нечленораздельно мычали… То есть об адаптации в социуме можно

было   говорить   лишь   условно   –   и   то   лишь   для   тех,   у   кого   имелась

очень лёгкая степень болезни. В старших группах, куда я заходила,

подростки вели себя очень агрессивно, дрались между собой, были

очень полные, так как не умели контролировать свой аппетит. Но всё

же они меня узнавали и радовались, когда я приходила. А вот детки 3-

4 лет были ещё настолько открыты и веселы, что "облепливали" меня

словно виноградинки, радостно глядя на мир своими косыми глазками.

Поэтому я очень привязалась к этой младшей группе и подружилась с

её воспитателями – да и они были весьма рады и моему участию, и

моей   материальной   поддержке,   ибо   в   детских   домах   в   те   времена

было   недостаточное   (точнее   сказать   –   "остаточное"!)

финансирование,   а   потому   детям-инвалидам   банально   не   хватало

даже туалетной бумаги, зубной пасты, мыла и памперсов, не говоря

уже об одежде, обуви и лекарствах.

Алекс,   как   я   уже   упоминала,   был   не   против   моей   помощи,   но

когда   я   сообщила   ему   о   том,   что   воспитатели   в   курсе  нашей

истории… его гневу, казалось, не было предела.

   Он орал:

    - Как ты посмела рассказать об этом чужим людям? А если все

узнают?

   И только после данной фразы до меня окончательно "дошло": его

бедная   уязвлённая   гордыня   с   трудом   переживала   то,   что   от   него

родился   настолько   нездоровый   ребёнок   (даже   немножко   жалко   его

стало,   по   правде   говоря).   И   хотя   я   рассказывала   ему   о   том,   что   в

группе,   куда   я   езжу,   нет   ни   одного   малыша,   рождённого   от

39

алкоголиков, зато есть сыновья врачей и преподавателей института и

даже – дипломатов, дочери академика, архитектора и бизнесмена, а

также   напоминала   слова   медиков   о   том,   что   болезнь   Дауна  не

связана  с   пороками   родителей,   а   скорее   всего,   как   предполагают

врачи: всё это – последствия Чернобыля… Алекс был не уговариваем,

и   мне   пришлось   вообще   перестать   безпокоить   его   по   данному

вопросу. И единственный раз, когда я это сделала… потом пожалела.

     Дело было так: мне позвонила воспитатель из детского дома и

попросила привезти её подопечным какие-нибудь лекарства, так как

многие   из   них   болеют   после   мартовской   слякоти,   а   все   запасы

таблеток   и   микстур   они   исчерпали,   даже   за   свои   деньги   многое

докупали. И обратилась я к мужу лишь по той причине, что мне нужно

было завтра ложиться в роддом на плановую родовспомогательную

операцию,   и,   само   собой,   заехать   к   детям-инвалидам   у   меня   не

получалось.

Алекс не стал ругаться или объяснять, а просто коротко сказал:

   - Нет, я не хочу этого видеть. Никогда.

    -   А   вдруг   кто-то   из   них   умрёт,   ведь   все   дауны   имеют   слабый

иммунитет, – снова попыталась я хоть как-то переубедить мужа, зная,

что, в общем-то, права.

   - Нет, я сказал! Пусть даже и умрут, ведь так, как они живут, – это

не жизнь вообще, считаю!

   Понимаю ли я его сейчас? Безусловно, да. Мужчины же вообще

иначе смотрят на мир: им необходимо его улучшать и менять. И с их

точки   зрения   –   абсолютно  безсмысленно  так   существовать. Но

тогда...

   - Ведь они уже живые – и ни в чём не виноваты, – хотелось мне

закричать.   Но…   взглянув   в   глаза   Алекса,   моя   особа   осознала   всю

безперспективность   подобных   слезливых   объяснений   в   этом

жёстком   мире   мужчин,   где   зачастую   женщины