========== Часть первая ==========
Вывеска салона татуировки поскрипывала на ветру… Не знаю, как хозяина угораздило сделать весь свой салон в стиле вестерн — и это в самом центре столицы! — но этот скрип однозначно раздражал. Равномерный надоедливый звук напоминал фильмы о Диком Западе, и так и казалось, что сейчас растворятся двери, едва не слетая с петель, ввалится полуживой ковбой и попросит очередную порцию виски, которая добьёт его окончательно.
Хорошая мысль почти побудила меня покинуть этот притон безвкусицы, но дверь действительно открылась. И, хотя в комнату вошел не ковбой, а сам хозяин салона, уходить я тут же передумал, вспомнив, зачем я здесь.
— Где шрам-то? — после недолгих разъяснений задумчиво спросил Мэл.
Мэл… Странное имя. Меня так и подмывало спросить, не Маркс-Энгельс-Ленин ли скрывается за таким мелодично звучащим словом, но внешний вид мастера, бородой и лысиной действительно напоминающий Маркса, дал вовремя передумать.
Молча задрав рубашку, я открыл вид на тонкую, ещё красноватую тройную линию на животе под рёбрами с левой стороны. Шрам напоминал аккуратные царапины от когтей мелкого хищника вроде кошки. Так стало после операции по коррекции. Раньше это было три безобразных рваных рубца. След от несчастной любви. Хотя… не такой уж несчастной. И не такой уж любви.
— Что делать будем? Решил уже?
— Да. Виверна, здесь будет её голова, — я указал на правую лопатку. — А шрам прикрыть хвостом.
Мэл довольно хмыкнул и одобрительно кивнул.
— Первая татуировка — и сразу такой размер. Отважно.
Отважно… Мелочи по сравнению с тем, какие решения мне пришлось принимать последнее время и ещё придётся принять в ближайшие дни.
Следующие полчаса мы посвятили продумыванию дизайна, прорисовке деталей на бумаге… Три — столько раз мне предстояло прийти в этот салон, чтобы завершить татуировку полностью. Татуировку, которая должна была поставить точку на моём прошлом. На этой истории. На Пашке. Странный способ, но мне надо было совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы сделать другой, не менее важный шаг.
С Пашкой мы были знакомы практически с детства. Кажется, это было в классе пятом, когда родители перевели его в нашу школу. Мы сразу подружились: светлый, весёлый мальчишка — он не чурался новых знакомств, сразу к себе располагал своей искренней улыбкой и без умолку разговаривал. Нас посадили за одну парту, и это, как оказалось, стало отправной точкой нашей длящейся уже почти пятнадцать лет дружбы. Потом было несколько совместных лет в школе — чудесных, полных приключений и новых ощущений. У Пашки начались увлечения девчонками, подружки менялись одна за другой. А я… Я понял, что меня девчонки не интересуют совсем.
Нет, Пашка не стал предметом обожания. К нему я не испытывал никаких чувств, кроме дружеских. И всё же…
Вернувшись после службы в армии, я практически в первый день узнал, что Пашка собирается жениться. Партия ему выпала неплохая: дочь какой-то шишки — при деньгах, положении в обществе, и Пашку, конечно же, пристроили. В университет он поступал, уже зная, что по выпуску сядет в кресло менеджера дочернего предприятия папаши жены. По дружбе и меня обещал устроить.
Обещание своё он сдержал: работа у меня отличная. Не то, о чём я мечтал раньше, но доходная, да и руки пачкать не приходится. Правда, работу придётся менять. Нет, Пашка не будет мешать. Истерик с разбором полётов, конечно, тоже не будет устраивать. Я сам не смогу больше смотреть ему в глаза и делать вид, что между нами ничего не было.
О том, что я — гей, Пашка узнал случайно…
— Посмотри! Лёш, ну посмотри, какую я камеру купил! Теперь точно сделаю самый шедевральный шедевр.
Фотографировать Пашка любил всегда. Сколько его помню, он постоянно таскался с отцом за Свемой, часами сидел в ванной комнате со всеми этими проявителями-закрепителями. Сам я в этом не понимал совершенно ничего, но счастье от покупки камеры не разделить не мог. Уж очень заразительно он радовался.
— Замечательно. Будешь теперь всех и вся фотографировать, а мне опять фотографии под нос совать, — отмахнулся я, улыбаясь.
Когда-то давно Пашка мечтал стать фотографом. У него и правда неплохо получалось, ещё в школьное время он участвовал в каких-то конкурсах, занимал призовые места. Но семейная жизнь подкорректировала его планы, и из Пашки-фотографа получился Пашка-серьёзный-дядька-в-кресле-менеджера. Ему эта роль не шла…
— Вот с тебя и начну!
Я даже не успел среагировать, а уже прозвучала череда щелчков.
— Здорово, правда? Восемь кадров в секунду, можно фотографировать всё подряд…
— И потом часами разбирать фотографии, выискивая из кучи мусора единственный достойный кадр…
— Который окажется шедевром, — Пашка рассмеялся, рассматривая отснятое на экране, а потом с серьёзной миной добавил: — Но ты на роль шедевра не подходишь. На всех фотографиях ты похож на скукоженного старика. Неудивительно, что Оксана от тебя сбежала, сверкая пятками.
Оксана… С ней мы «встречались» почти два года. Конечно же, она знала, что, кроме дружбы, у нас с ней ничего не может быть. Пожалуй, Оксана была единственным человеком, который знал о моей ориентации, кроме моих родителей. И её это устраивало. У нас был чудный симбиоз: я играл роль ревнивого ухажёра, отгоняя от неё неугодных поклонников, а она прикрывала меня, появляясь на всяческих встречах-вечеринках в роли моей невесты. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и пару месяцев назад Оксана встретила молодого человека, с которым захотела настоящих отношений. За пару дней до этого разговора мы с ней официально «расстались».
— Да-да, — согласился я. — И ты бы отстал от меня со своей камерой.
— Да ну её, камеру. Слушай, тут у моей Ленки подружка завелась: умница, красавица, я б сам такую из койки не прогнал…
— Не стоит, — отмахнулся я, уже прекрасно понимая, к чему он клонит.
— Не, ну Лёх, несерьёзно это. Ну, сбежала от тебя Оксанка. Ну да, понимаю, она та ещё красотка была. Но не стоит теперь запираться в четырёх стенах…
— Паш, отстань. Это не из-за Оксаны. Я просто не хочу…
— Не отстану. Мне надо, чтобы ты с ней познакомился… — начал Пашка свою обычную «песню».
— Тебе надо, ты и знакомься. А от меня отстань.
Я бы не реагировал так нервно, если бы этот диалог не повторялся уже в десятый раз. Знал я, зачем ему нужны были эти знакомства: сам этих подружек жены тащил в постель, а я ему нужен был для прикрытия — жене рассказывать, что с подругой друга он никогда и ничего не замутит. Она в таких случаях делала вид, что верит. Я не вмешивался в их отношения. Ровно до тех пор, пока меня не пытались вмешать в них насильно.
— Ну, Лёх, тебе что, сложно замутить с красивой бабой? Ты посмотри на неё хотя бы! Она знаешь какая! Ух!
— Да хоть сама Моника Беллуччи. Паш, серьёзно тебе говорю, не буду я ни с кем знакомиться…
— Что ты ломаешься, как девка? С тебя что, убудет? — процедил Пашка сквозь зубы, явно начиная злиться.
— Убудет, — ответил я тем же.
— Поломаешься? Или свою примерную репутацию боишься запятнать?
— Да к чёрту репутацию! Не интересуют меня женщины. Будь они хоть самые раскрасавицы!
На самом деле я уже давно обдумывал, как рассказать Пашке о своей ориентации. Раньше было проще: можно было прикрыться своей природной скромностью, несовпадением симпатий, позже — желанием заработать на жизнь, прежде чем заниматься поиском избранницы. Но мне было уже далеко не двадцать, женщины сами и без моего желания обращали на меня внимание, да и финансовая сторона вопроса была давным-давно решена. Находить отговорки становилось всё сложнее, и я знал, что настанет тот момент, когда знакомить с женщинами меня начнут если не насильно, то очень настойчиво. Сейчас, как мне показалось, был вполне подходящий момент, чтобы раскрыть карты.
— В смысле? — Пашка отшагнул, как ошпаренный, тут же перестал сердиться, и на его лице нарисовалось ничем не прикрытое удивление.
