— В прямом, — выдохнул я и устало опустился на диван.
В одну секунду стало так легко, словно я долгие годы тянул за собой гружёный вагон, а теперь он отцепился. До того я переживал, как Пашка отреагирует, если я скажу ему правду. А в тот момент… всё стало абсолютно безразлично. Будет ли он сердиться, скажет ли что-то обидное или просто молча уйдёт — всё стало не важно. На душе стало легко, как будто я наконец-то смог дышать полной грудью.
Пашка молча смотрел на меня. Минут пять, не меньше. Я чувствовал его взгляд на себе, но посмотреть на него сам не решался. Просто потому что не знал, что сказать ещё. А потом он также молча сел рядом.
— И как давно?
— Всегда, — ответил я, не задумываясь.
— А Оксана? — после недолгой паузы спросил Пашка, как будто тщательно обдумывал каждое слово.
— Договорённость.
— Она знала? — на этот раз не без удивления спросил Пашка.
Я только кивнул в ответ. Признаться, я не знал, как мне реагировать. Потому что с трудом понимал Пашкину реакцию: в его голосе не слышалось отвращения или разочарования, тем отчётливей было заметно, как осторожно он подбирает слова. И у меня появилась надежда, что он не оттолкнёт меня, узнав правду. Каким бы сильным ни было желание перестать врать ему, терять самого близкого друга не хотелось.
Какое-то время мы сидели молча. Я ждал, что Пашка скажет что-то. Хоть что. Мне хотелось знать, о чём он думает. А он… Чёрт его знает, о чём он думал в тот момент и почему молчал. Я и до этого-то не мог предугадать его действия и слова, а уж в тот раз тем более.
— Послушай, — начал я, нарушая затянувшуюся паузу. — Я понимаю, ты сейчас наверняка думаешь, что…
— Что я сейчас думаю, так это одно: я наконец-то понимаю, почему ты на школьном выпускном отшил Воронину. Почти десять лет меня мучил вопрос, как можно было отшить первую красавицу школы! А теперь я наконец-то понял! — совершенно серьёзным голосом сказал Пашка. А потом заржал как конь. И я тоже…
В тот вечер мы много говорили. Обо всём на свете и ни о чём. С моих плеч свалился огромный груз, который я носил с собой много лет, каждый раз думая о том, что обманываю лучшего друга, вру, глядя ему в глаза. Собственно, я обманывал практически всех, кто был хоть как-то связан со мной. Но врать Пашке было тяжелей всего. В тот вечер я наконец-то мог быть самим собой, не скрывая своих мыслей и чувств. Я был счастлив.
Если бы я уже тогда знал, чем всё это обернётся…
========== Часть вторая ==========
Конечно же, как человек, основательно готовящийся к любому ответственному шагу в жизни, я узнавал и про татуировки: тщательно выбирал мастера, расспрашивая у знакомых и друзей, которые имели личный опыт, читал много интернетных форумов, выискивая подходящий мотив. Я был готов к боли. Всё оказалось не так страшно, как обещали.
— Ты не усни мне здесь на кресле! — прокомментировал Мэл с ухмылкой мою зевоту. Он спросил меня о причине, по которой я решился на такой большой мотив. И я рассказывал — всё как есть: пока он рисовал на моей коже, я говорил.
Нет, я, конечно, чувствовал иглу и иногда, когда она попадала в особо чувствительные точки, непроизвольно вздрагивал. Но мои мысли были далеки от этой боли… На улице было уже темно, когда был закончен первый «сеанс». Во избежание инфекции Мэл заклеил спину, где теперь красовался силуэт виверны, и я направился домой. Через две недели я должен был вернуться на второй «сеанс». Две недели — столько Пашки не будет в городе. Я был уверен, что выбрал удачное время. И для татуировки. И для всего остального.
Пашка не любил татуировки никогда. Может быть, поэтому я решил сделать её себе? Да ещё такого размера… Я не пытался идти ему наперекор. Для этого слишком уважал и по-дружески любил. И всё же…
После того вечера, когда Пашка узнал о моей ориентации, в наших отношениях ничего не изменилось. Мы даже больше не возвращались к этой теме какое-то время. Разве что он перестал приглашать меня на знакомства с подругами жены. Это был позитивный побочный эффект: мне до чёртиков надоело отмазываться и придумывать причины, почему я не могу встретиться с очередной красоткой, почему не перезваниваю тем девушкам, которые имели неосторожность сами вручить мне визитку с телефоном и настойчиво просить позвонить, кокетливо улыбаясь.
Меня всё устраивало. Мы, как раньше, по пятницам ходили пить пиво в какой-нибудь из эксклюзивных клубов столицы, откуда Пашка направлялся к очередной «жертве», навесив лапши на уши и ей, и жене, а я со спокойной совестью шёл домой. И мы по-прежнему работали вместе: Пашка — на своём управленческом посту, я — на своём уютном месте в отделе развития. Всё изменилось в один пятничный вечер…
Как обычно в такие вечера, мы задержались на работе, якобы доделывая неотложные дела, а на самом деле просто ждали открытия клуба. Поехали туда на такси, что само по себе было необычно. Пашка всегда водил сам, а когда выпивал, вызывал рабочую машину, даже если было два часа ночи. В тот вечер машина осталась в гараже фирмы.
Не помню, что мы в тот вечер пили, но однозначно алкоголя было много и пивом мы хоть и начали, но однозначно не закончили. Пашка жаловался на тестя, рассказывал, как тот прижимает его, не даёт развернуть собственные амбиции и воплотить в жизнь грандиозные планы по улучшению системы фирмы. Жаловался на жену, что та замучила его своими странными вкусами и предпочтениями… Тогда я не обратил на эти слова внимания. А стоило.
Стрелки показывали третий час ночи, когда Пашка отключился прямо на барной стойке… Я тоже был в состоянии сильного шторма и на ногах держался, только придерживаясь за стену. Бармен со знанием дела вызвал нам такси, набирая номер по памяти, и попросил охранника помочь мне усадить Пашку в подъехавшую машину. Уже сидя на заднем сидении, я назвал водителю Пашкин домашний адрес, но тот пробурчал что-то невнятное о том, что дома его ждёт змея из рода подколодных, из чего я понял наверняка — домой он ехать не хотел.
Недолго думая, я попросил водителя развернуться, и мы поехали ко мне. Та ночь изменила в моей жизни всё… Я отлично помню, что засыпал я в своей постели один, — Пашка бревном упал на диван в зале и сразу уснул, — а вот проснулся я от движения в кровати.
В первый момент я даже испугался. От неожиданности. Не каждый день обнаруживаешь в своей постели незваного гостя, особенно если уже много лет ни с кем не делил кровать. Но почти сразу понял, что рядом Пашка, и успокоился. В конце концов, мы уже не раз ночевали вместе. Правда, это было давно, ещё в школьное время.
Напрягся я, когда почувствовал Пашкину руку на своей спине: лёгкое, горячее прикосновение к коже, от которого я замер… За окном было ещё совсем темно, и я не мог сказать даже примерно, который был час. И сколько прошло времени. В моей голове роились мысли, никак не складываясь воедино. Какое-то время ничего не менялось, и я уже было решил, что Пашка просто по пьяни чего-то напутал. Но…
Лишь только я утешил себя мыслью о слишком пьяном рассудке, как Пашка подвинулся ближе и обнял меня: крепко, не осторожно, как обнимаешь случайно во сне, а вполне уверенно. На секунду я решил, что сплю и всё это не больше, чем сон, но, когда Пашка коснулся губами моего плеча, по телу пробежало нечто, напоминающее электрический разряд, и я понял, что это всё происходит на самом деле.
Я был пьян. Чересчур пьян, но прекрасно понимал, что эта ситуация переходит все границы дозволенного. Не знаю, о чём думал Пашка, когда залез ко мне под одеяло, но он явно сделал это с определенными мыслями. Из одежды на нём были только носки — это я прекрасно чувствовал всем телом: прикосновение обнажённой кожи к коже.
Сделав попытку отстраниться, я практически сразу понял, что это будет не так просто: Пашка держал меня крепко. Совсем не так, как держит пьяный. Но от его дыхания разило алкоголем, и это оставляло надежду, что он просто не соображает, что делает.
— Я всё прекрасно соображаю, — хрипло ответил Пашка на моё предположение. — Я давно об этом думал. С того самого разговора. Я не гей, мне слишком нравятся бабы. Но мне всегда хотелось попробовать трахнуть мужика.
