8. Священное Писание есть 5) точнейшее описание, изображение и предызображение путей Божиих, какими Он вёл, ведёт ныне и будет вести до конца времён Свою Церковь как в общем, так и касательно каждого верующего в отдельности. Писание есть как бы некий универсальный календарь, истиннейшая и первейшая церковная история, простирающаяся до конца мира и исполненная жизнеописаний святых. Но повествования Священного Писания – это не просто внешняя история; все они означают и нечто большее (Гал. 4, 24). Всё, о чём повествует Писание, происходит снова и снова, если не внешне и по букве, то внутренне и по духу; и жизнеописания, слова, дела и страдания святых должны вновь найти своё осуществление в нас (Рим. 4, 23–24). И так будет до тех пор, доколе не прейдет небо и земля: ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится (также и в нас) всё сие (Мф. 5, 18).

Господи Боже, даруй нам, да поклонимся сей глубине премудрости Твоей! Научи нас быть духовными людьми, дабы мы могли смотреть на всё и судить обо всём духовно (1 Кор. 2, 14)! Сам действуй в нас Своею благодатию так, чтобы слово Твоё исполнялось как вне нас, так и в нас!

9. Священное Писание, наконец, есть 6) постоянное засвидетельствование нашего внутреннего опыта. Никто не ниспадает столь низко и никто не возносится столь высоко в благодати, чтобы он не нашёл в Писании свидетельства о себе; именно поэтому, собственно, никто и не может превзойти Писание. О Боже! как укрепляет и радует всякую душу то, когда она, просвещаемая Духом, видит, что в Писании содержится именно та истина, именно те слова, описывающие именно то состояние, которое она внутренне переживает сейчас или пережила в прошлом! Особенно после тяжких страданий и испытаний, когда во время скорби душа совсем не могла найти себя, – о! сколь утешительно звучит для неё: так написано, и так надлежало тебе пострадать и воскреснуть (Лк. 24, 46), как некогда было сказано о Христе. Да, душа иногда может и через внутреннее помазание Святого Духа, во внутреннейшем извещении от Бога, увериться в несомненной истинности своего опыта; тем не менее необыкновенно полезно и радостно, когда и свидетельством Писания подтверждается, что это научение от помазания истинно и неложно, так что в нём только и нужно пребывать (1 Ин. 2, 27). Спорящие друг с другом церковные партии ищут в Писании свидетельств и доказательств, которые подтвердили бы их особенные концепции и мнения, что чаще всего более вредит, нежели способствует выяснению сущности христианства. Ах! если бы мы с такой же ревностью испытывали, соответствует ли тому, о чём говорит Писание, наше духовное состояние и опыт, вся наша жизнь!

Итак, отсюда видно, как мы должны воспринимать Священное Писание, и с каким благоговением относиться к нему. Исследуем же теперь, как нам право понимать и с душевной пользой применять Писание, что для нас, собственно, и является главным.

1. Прежде всего надлежит с определённостью сказать, что для истинного разумения Священного Писания (равно как и для познания Бога и всех божественных истин) требуется только одно средство. Это средство двояко: со стороны Бога – Его благодатное просвещение, а со стороны человека – соответствующее состояние духа, позволяющее воспринять это божественное просвещение. Мы не можем видеть без света; также не можем мы видеть без открытых и обращённых к свету очей. По падшей природе ни того, ни другого у нас нет – мы ходим во тьме и есть сама тьма (Еф. 5, 8): бог века сего ослепил ум неверующих, чтобы для них не воссиял ясный свет Евангелия (1 Кор. 4, 4). Господь Бог должен озарить наши сердца (1 Кор. 4, 6); Он должен дать нам просвещённые очи ума (Еф. 1, 18), без чего мы не увидим чудеса от закона Его (Пс. 118, 18).

С теми, кто отвергает эти и другие многочисленные свидетельства Писания о слепоте и повреждённости человеческого ума в духовных вещах и непременной необходимости благодатного просвещения от Бога, мы спорить не будем: здоровые не нуждаются во враче (Лк. 5, 31). Тем же, кто умозрительно соглашается с этим учением Писания, а на практике идёт прямо против него, мы скажем здесь несколько слов, насколько нам позволит место, о верном и неверном употреблении нашего ума и собственных усилий в деле познания истины.

Ум непросвещённого человека, если он жаждет узреть Бога и ясный свет Евангелия, должен вести себя подобно слепорождённому, который хочет узнать, что такое дневной свет. Рассмотрим образ его действий: он слушает со всем вниманием, как говорят о свете; он слагает всё, сказанное ему, в своей памяти; наконец, он составляет себе некое представление и понятие о свете, вплоть до того, что может говорить о нём так же хорошо, как и зрячий человек. Однако если по этой причине он стал бы думать, что имеет точное знание о свете, то не отнеслись бы мы к нему с сожалением и состраданием? Но не именно ли так поступают люди в большинстве своём, желая познать Бога и Его истину? Они берутся за дело, заставляя свой ум работать не в своё время и не на своём месте; они с великим старанием, употребляя всевозможные способы, предаются изысканиям и рассуждениям; они составляют себе тысячи образов и представлений о Боге и божественном – и считают получившиеся у них самоизмышлённые формы знания и неопределённые образы подлинным и правым познанием истины, необходимым и полезным всякому верующему. О, какая слепота! Не лучше ли было бы, чтобы сей слепец (наш непросвещённый ум), если только он ещё в состоянии воспринимать советы, после того как он узнал от зрячих людей, что есть такой прекрасный и радостный свет, в котором можно видеть столь много чудесных вещей, а он – бедный слепец, лишённый всего этого; но существует врач, который непременно сделает его зрячим, и т. д., – итак, говорю я, не лучше ли было бы, если бы сей слепец, после того как он получил общие понятия о свете, сразу обратился бы к врачу, и, вместо того, чтобы продолжать держаться за свои неопределённые и неверные представления, смиренно предал бы себя ему и, следуя его советам, в простоте ожидал бы выздоровления? И не разумно ли было бы, чтобы, когда сему слепцу уже открылся слабый, мерцающий свет, так что он видел бы проходящих людей, как деревья (Мк. 8, 24), – он не сразу счёл бы себя зрячим, полагая, что может уже оставить врача и его лекарства, но с тем большим смирением подчинился бы врачу, и даже не слишком пользовался бы своим только начавшимся зрением, пока не достигнет полного выздоровления? Не познал ли бы он тогда свет, как он есть, без всяких своих усилий и ломания головы, не испытал ли бы на опыте его подлинное действие, и, если нужно, не смог ли бы возвестить другим, что он видит собственными глазами? Смотри 1 Ин. 1, 1–5. Приложение сказанного к нашему предмету легко сделать каждому.

Итак, несомненно: великое неразумие – искать познания Бога и Его истины чрез действование ума. Ведь не только слепой, но и зрячий человек не может увидеть дневной свет или достичь полного его восприятия только учёбой и работой головы; что же говорить о божественных вещах! Поэтому не стоит так много загромождать свою голову; наоборот, нужно освобождать её от всех образов, вложенных в неё прежде. Окна нашей души слишком пёстро и плотно разрисованы; это препятствует свету. Мы слишком много занимаемся своими игрушками в голове и, увлекшись ими, не думаем о том, чтобы дать в себе место вечной истине, которая столь желает просветить своим светом наши сердца.

Но вернёмся к нашему изложению, и рассмотрим те пути, которые ведут к божественному просвещению и познанию Божией истины.

2. Это просвещение совершается не сразу, не в один раз, но поступенно, сообразно свойствам и способностям души. Точно так же и Писание понимается не сразу, но по мере благодати и просвещения, и никак не больше этой меры. Первое просвещение, или свет благодати (воздействующий всегда как на чувства, так и на ум, и на первые больше, чем на второй), есть предваряющая благодать; её не обусловливает ни наше достоинство или недостоинство, ни какое бы то ни было приуготовление с нашей стороны. Благодать есть благодать: плод заслуги Христовой. Свет во тьме светит (Ин. 1, 5). Действует она так: Бог даёт читателю и слушателю Писания некий начальный слабый проблеск Своего света, чрез что человек, большей частью в самых общих чертах, ещё сбивчиво и неясно, начинает видеть, что именно хочет сказать ему Бог в Своём слове – именно то, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3, 17), падшее существо, достойное вечного осуждения; и что он должен покаяться, отвергнуться себя и обратиться к Богу. Всё это человек понимает только в самом первом приближении, и иногда очень поверхностно – по той причине, что он совсем ещё плохо знает, что Дух Божий вкладывает в понятия «покаяние», «самоотвержение», «обращение», «вера», «освящение» и т. д., хотя он может думать, что всё понимает. Чтобы разуметь Писание больше и глубже, ему необходимо дать в своём сердце место просвещающей благодати Божией и (с её же помощью) стараться устранять все препятствия для неё, дабы таким образом прийти в то состояние духа, в котором свет Божий всё живее и сильнее познавался бы во внутреннем человеке.