Андрей повернул ключ, толкнул тяжелую дверь и не спеша вошел в квартиру. Здесь все оставалось так же, как было до его ухода, только теперь в прихожей висел новый календарь, сменилась пара дверных ручек и появились новые картины. Андрей уже почти залюбовался одной из них – изображением какого-то пейзажа на полстены в гостиной, когда вспомнил, как же он зверски невыспался. Пошатываясь, он добрел до дивана и сразу же заснул. Сергей, замешкавшийся в коридоре, войдя в гостиную, нашел Андрея уже спящим.
Зазвенел будильник. Андрей распахнул глаза и попытался с ходу вспомнить последние события. Потом понял, что зря, попытался вернуть сон, но не вышло – все-таки он спал со вчерашнего утра. Он спал не раздеваясь, поэтому в первую очередь переоделся в чистые вещи и, не умывшись принялся бродить по квартире. Дяди нигде не было – Андрей вспомнил, что тот собирался уехать на следующий день после похорон. Даже такого привычного ко всему человека как Андрей порой поражала та легкомысленность, с которой он ко всему относился – и на этот раз дядя решил, что Андрей уже взрослый и оставил ему на попечение квартиру брата.
Андрей зашел в кабинет отца. Тут бодрящая действительность ударила ему в голову и заставила наконец осознать реальность происшедшего. Андрей стоял рядом с рабочим столом отца и тупо пялился на его фотографию. Когда ему позвонили два дня назад и сообщили, что у отца случился сердечный приступ, он был пьян в стельку – запивал неудачное свидание, а потому до него не сразу дошел смысл сказанных слов. Андрей помнил, как старался убедить голос на том конце линии, что это какая-то ошибка, пока не понял, что это голос его тетушки Анны. Потом пошатываясь поднялся и, не обувшись вышел из квартиры Синего. Вызвал такси, добрался до дома и дополз до квартиры по лестнице, потому что лифт опять сломался. Дома он узнал, что дядю тоже известили, попытался вырубиться, но не смог и понял, что уже почти трезв. Тогда он принял душ, одел парадный костюм, покидал кое-какие вещи в сумку и вместе с дядей полетел на похороны. Тогда ни он ни дядя не придали значения его состоянию – это было бы низко в такой ситуации. Теперь со свежими силами Андрей наконец почувствовал все, что должен был почувствовать и с неожиданным ужасом осознал, что ему не хочется даже выпить. Может потребность и была, но казалось ужасно низким делать это сейчас, будто бы в продолжение той ужасной трехдневной бухаловки.
За окном был полдень – нелюбимое время Андрея, хотя он понимал, что сейчас его будет тошнить от любого времени суток. Он вышел на кухню и сделал себе кофе. Даже Шпиц, отличник литературного факультета и чемпион по потреблению самых диких алкогольных коктейлей, сказал бы – «Что не убьет, то сделает сильнее!». Андрей бы снова не согласился и с радостью вылил бы эту гадость в раковину, но сейчас он, как никогда остро, ощущал необходимость активировать мозги.
Морщась и чувствуя отвращение, он залпом влил в себя полкружки, но, почувствовав тошноту продолжил маленькими глотками. Андрей долил полный чайник воды и поставил кипятиться – для следующих порций, и, вернувшись в кабинет отца снял со стены одну из фотографий. Фото было сделано еще до отъезда Андрея: Борис Черногоров сидит на кресле в гостиной, улыбается, просматривая какие-то бумаги – вот прям точь-в-точь такой, каким Андрей его запомнил. А вот фото уже после отъезда Андрея – здесь отец уже не улыбается, под глазами и на лбу у него залегла сеть морщинок, но он все же выглядит довольным жизнью.
«Естественно», – подумал Андрей. Отец всегда был поглощен любимой работой, а потому даже в разлуке с сыном не мог быть несчастным. Борис Черногоров страстно увлекался историей и искусством и составил множество работ по самым древним достопримечательностям Санкт-Петербурга. Он сильно любил этот город и часто свободное время проводил, любуясь скульптурами, или картинами. Андрей вспомнил про пейзаж и перешел в гостиную. Там была изображена какая-то горная местность, что-то вроде небольшого старинного замка. Потом он вспомнил, что же именно показалось ему таким странным в картине. Почти прижавшись носом к стеклу, он внимательно изучил полотно, но по-прежнему… не обнаружил на ней мазков. Решив, что это какой-то рельефный принт, он оставил пейзаж в покое и постарался выкинуть все лишнее из головы.
Он пошел обратно в кабинет, загрузил ноутбук отца и стал просматривать его последние работы. Нашел множество подробных описаний старых картин и скульптур, без особого интереса их пролистал. И почувствовал легкую вину, от того что не разделяет чувства отца ко всем этим скучным вещам. Самого Андрея привлекала исключительно новейшая живопись и разве что пара величайших художников прошлого. В скульптуре ему тоже нравились новаторские смелые произведения и некоторые знаменитые работы ренессанса, типа Микеланджело и прочих, не менее известных – в общем, банальней некуда, он не был поклонником старины.
Андрей выпил еще одну кружку кофе, вздохнул и, решив, что непременно сойдет с ума если сейчас же не выберется из квартиры, взял ключи, деньги и дал себе слово перепробовать кофе во всех кафешках Петербурга.
Спустившись, он забрался в папину машину. Когда-то он учился водить на этой самой, не новой, но все еще респектабельной тачке. Она тогда часто посещала «Ремонт». Андрей погладил потертый кожаный чехол на руле и задумался. Лучшей идеей показалось проехаться по любимым местам отца, которыми тот восхищался за их старинную архитектуру и потрескавшиеся от времени скульптуры, а Андрей любил за то, что здесь они с отцом проводили лучшие часы в его жизни – отец рассказывал ему всякие древние легенды и сказки, они ели мороженное и всякие сладости. Андрей ездил от площади к площади, рассматривая статуи и фонтаны. В сердце не было ностальгии, а была какая-то тупая неотступная печаль, забивающая мысли и заставляющая снова и снова проигрывать в памяти картины детства. Время от времени он заезжал в кафе, чтобы сменить стакан кофе и отправлялся дальше. Мысли о еде вызывали отвращение, поэтому он просил сыпать как можно больше сахара и мечтал о том, как было бы прекрасно умереть прямо сейчас от передоза кофе.
Ближе к вечеру он был слегка удивлен, сообразив, что ему уж слишком часто встречается массивная черная машина незнакомой марки. Тачка явно было крутая и Андрей никак не мог сообразить, что кому-нибудь могло от него понадобиться. «Может отец влез в долги?». Это казалось совершенным бредом. Борису всегда достаточно было денег, которые он получал от своей работы лектором на историческом факультете. Но все-таки… мало-ли… Потом какое-то время машина не появлялась, и Андрей совсем про нее забыл, погрузившись в размышления о том, как же ему теперь жить.
Оставив машину на очередной парковке, он стал медленно бродить по небольшой старой площади, вперивая усталый взгляд в старые скульптуры и понимая, что это уже не приносит ему никаких ощущений. Кофеин бурлил в крови, спать не хотелось совершенно, но при этом Андрей чувствовал себя донельзя отупевшим и сколько раз не взглядывал на телефон, все никак не мог сообразить, который час. Разочаровавшись в очередной статуе, он повернул было к парковке, когда на площадь вырулила знакомая черная машина и перекрыла ему путь.
Выругавшись, он притворился, что передумал и плавно свернул к ближайшему кафе. Уже сгущались сумерки, поэтому в небольшом уютном кафе было достаточно народа – несколько парочек и шумная компания подростков. Единственная официантка сидела за столиком с одним из посетителей – японцем панковатого вида и рассеянно болтала. Андрей, ища незаметное место, забился в дальний угол за каким-то растением и прикрылся меню. Официантка, симпатичная худенькая девушка с длинными волосами, как на зло отвлеклась от своего парня и, подойдя, с любопытством посмотрела на Андрея поверх меню, как будто он играл с ней в «прятки».
– Здравствуйте, вы уже что-нибудь выбрали?
Андрей нервно оглянулся на застекленную стену со стороны площади.
– Горячий шоколад, пожалуйста.
