Марина тем временем начинает рассказывать, как она объясняла маме, почему ей так нужно отправиться на Белое море, хотя мама отлично знает, что Марина терпеть не может ДэДэ, да и походы не слишком любит.

– Ну, я-то папу даже и не спрашивал, – говорит Гоша, – просто сказал, что мы едем в поход, он и кивнул. У него сейчас своих забот полно. Его с работы выгнали, он пытается куда-нибудь еще устроиться. Говорит: если не получится, пойдет работать истопником или дворником.

– Ника сказала, что со своей тетей она уже договорилась, – говорит Марина, и тут как раз появляется Ника.

Она сбегает со школьного крыльца – в клетчатом пальто, вязанный шарф развевается от быстрого движения. А с ней рядом – надо же, Лёва даже не сразу узнал ее! – Аннабель. На этот раз – без всяких высоких ботинок, молний и сердец. Обычная девчачья куртка, не то белая, не то розовая, туфли на небольшом каблуке, сережки спрятаны под аккуратной прической.

– Привет, ребята, – говорит она, – как дела?

– Ну, ты же знаешь, – отвечает Марина, – на Белое море летом собираемся, готовимся.

– Клево, – говорит Аннабель. – Кстати, Ник, рука-то зажила, да?

– Целый месяц лечили, – кивает Ника. – Самое трудное было врать, что это я кипятком обварилась. Но сейчас, слава богу, даже шрама не осталось.

– А ты на Белое с нами не надумала? – спрашивает Лёва.

Аннабель пожимает плечами:

– Ну, я же объяснила уже: я никак не могу. У меня об-гру лагерь, подготовка к областным соревнованиям. И еще летняя школа по математике, она дает преимущества при поступлении.

– А ты куда поступаешь? – спрашивает Ника.

– В Университет, конечно, – отвечает Аннабель.

Лёва тоже собирается в Университет – лучший институт во всем городе, во всей стране. Но у него еще есть время: седьмой класс, поступать только через три года.

– А что это ты сегодня так скучно одета? – спрашивает Марина.

– Ну, так получилось, – отвечает Аннабель, – я вечером с родителями в гости иду, вот и оделась сразу, чтобы домой не заезжать.

– Ну, тогда хорошо тебе в гости сходить! – говорит Марина.

– Ага, – кивает Аннабель, – увидимся еще!

Она машет рукой, уходит, но вдруг возвращается. Нагнувшись к ребятам, она говорит громким шепотом:

– Слушайте, мне обещали принести кассету с той самой группой!

– Какой? – спрашивает Ника.

– Ну, про которую ты говорила… то есть Майк говорил… «Живые могут танцевать». Говорят, у одного парня есть, ему кто-то из Заграничья привез. Говорит: мировая музыка! Я вам перепишу обязательно.

– Здорово! – говорит Ника.

Аннабель снова машет рукой и на этот раз в самом деле уходит, убегает – розовая куртка скрывается за оградой школьного двора.

– А что она тут делала? – спрашивает Марина.

– У девятого класса тоже Олимпиада, – объясняет Ника, – ну и она тоже была в финале.

– Понятно, – кивает Марина и, помолчав, говорит: – Мне всегда казалось, что она врушка.

– Почему – врушка? – спрашивает Лёва. – Думаешь, она соврала насчет кассеты?

Марина смеется – резким, отрывистым смехом, так не похожим на ее обычный смех.

– Причем тут кассета? Это Аннабель… Лёля… она – врушка, потому что изображает из себя такую крутую смертницу, а на самом деле – обычная маменькина дочка, девочка из приличной семьи. Поиграет-поиграет – и пойдет с родителями в гости, одетая как положено. А потом – в лагерь тренироваться и в летнюю школу, чтобы легче в Университет поступить!

– Университет – дело хорошее, – говорит Лёва. Ему почему-то хочется заступиться за Аннабель – может быть, он вспомнил, как дымился в ее руке серебряный нож и разлетались под ударами головы зомби.

– Ага, – говорит Марина, – отличное. Просто пока она будет тренироваться и заниматься, мы будем спасать Гошину маму – вот и всё. И вот еще… Знаешь, почему она с нами не едет? Не потому что занятия или там тренировки. Она боится!

– Мертвых боится? – спрашивает Лёва. – Не слишком-то она их боялась – там, в доме!

– Нет, – говорит Марина, – мертвых она боится не больше нашего. Она другого боится. Если мы в самом деле найдем там Гошину маму – что тогда? Ведь Гошина мама – в сто раз круче! Никаких сердец, молний, сережек, никаких тебе разговоров «Ах, мы смертники, нам нечего терять!» – а просто пошла и стала рушить Границу. Как будто ей нет разницы – мертвые, живые. Вот это – по-настоящему круто! А Аннабель что может сказать – что новую мертвую кассету записала? Вот я и говорю: врушка.

– Жалко, – замечает Ника, – она мне всегда очень нравилась. Я даже когда-то хотела быть на нее похожей.

– Она слишком взрослая, – уже спокойней говорит Марина, – как наши родители. Как учителя. Мы не можем на нее рассчитывать, ты же видишь.

– Ой, – вдруг спохватывается Ника, – вы знаете, что Зиночка мне сказала? Что у Павла Васильевича в ту пятницу был сердечный приступ, увезли по скорой, он в больнице теперь.

– Пойдем его навестим? – предлагает Гоша, и Лёва понимает, что это первые слова, которые тот сказал после появления Аннабель.

– Пока к нему нельзя, – отвечает Ника, – может, в конце недели.

– Как Олимпиада-то? – говорит Гоша.

– Да вроде нормально, – говорит Ника.

– Задачи покажешь? – спрашивает Лёва и как бы между делом добавляет: – Кстати, с праздником тебя!

– Разве это праздник? – Ника пожимает плечами. – День живых женщин – тоже мне большое дело!

И в самом деле, думает Лёва, глупость одна. Пора уже взрослеть, не до праздников теперь! У нас – дела поважнее: Белое море, Гошина мама, живые, мертвые, Граница и Заграничье.

Первая мысль: как он постарел! Неужели всего за месяц можно так постареть? Еще совсем недавно – Марина помнит – он стоял, опираясь на учительский стол, подняв голову в ореоле седых волос, и голос его, обычно тихий, разносился по классу. Павел Васильевич читал: Сзади Нарвские были ворота – впереди была только смерть…

Был урок внекласного чтения. Тема самая банальная: стихи о войне. Оля оттарабанила какую-то героическую балладу, с должным пафосом, но без чувства – по большому счету как и все остальные отвечавшие. Только Ника приготовила грустное стихотворение о том, как хочется вернуться в до войны и предупредить тех, кто должен погибнуть: Мне вон тому сказать необходимо: Иди сюда – и смерть промчится мимо, – но до нее очередь не дошла. Павел Васильевич устал слушать и, махнув рукой стоявшему у доски Васе Кузину – мол, садись, хватит уже, – стал читать свое любимое: Вот о них и напишут книжки: «Жизнь свою за други своя».

Марина знала это стихотворение, и следующее тоже знала, слушала вполслуха. Она вообще не слишком любила стихи, тем более если они каждый год одни и те же, пусть даже и про войну, и читает их Павел Васильевич. Марина почти не слушала, думала про будущий поход на Белое море, про то, как улизнуть от ДэДэ, как найти правильное место, – но внезапно Павел Васильевич опустился на стул, грустно посмотрел на присмиревший класс и совсем другим голосом начал читать незнакомые стихи о том, как холодно и высоко гудят рельсы, как спасаются беженцы, как идет война и проходит молодость, – и почему-то эти стихи Марина слушала внимательно.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.