Так же невозможно, как атака зомби-команды посреди столицы.

Марина замирает. Ладони Майка касаются ее лица. Как будто гладит, думает Марина и совсем близко чувствует в темноте дыхание, а потом – чужие мертвые губы прижимаются к ее губам.

Это – поцелуй, да. Марина чуть разочарована: в книжках столько написано – сердце рвется из груди, все такое.

Не похоже: сердце вроде на месте.

Может, все случилось слишком неожиданно?

Майк шепчет, уже совсем тихо: Я тебя люблю. А потом – страшный хруст, снова визжит Ника, сундук больно бьет Марину по бедру, откуда-то пробивается слабый луч света.

– К двери! – кричит она. – Они атакуют!

Впятером они пытаются придвинуть сундук назад – но дверь выгибается под тяжестью множества тел, одна за другой отлетают доски дверного косяка, в комнату тянутся гниющие руки, сочащиеся слизью пальцы, покрытые струпьями обрубки.

Марина что есть силы колотит по ним ножкой стула, где-то визжит Ника, на два голоса раздается уверенное хэ! Гоши и Аннабель, но щель все расширяется, и вот в кладовку просовывается голова с распахнутой пастью, с обвисшими слизистыми мешками щек. Марина вбивает палку прямо в пустую глазницу – зомби рушится куда-то вниз, унося с собой ее оружие.

– Дайте еще! – кричит Марина, и Лёва из темноты кидает изогнутый обломок спинки.

Марина принимается орудовать им, как серпом. Руки, пальцы, головы, глаза, рты, язвы, кровь, слизь, гной… Она не чувствует времени. Опять и опять ругается на мертвом языке Майк, издает боевой клич Гоша, что-то кричит Ника. Хрюканье, визг, стоны – все звуки сливаются в кошмарный гомон.

Зомби падают под ударами, но щель становится все шире. Пот заливает глаза. Марина хочет сбросить куртку, но некогда – зомби все лезут и лезут, тела все рушатся и рушатся.

Майк сказал, что он меня любит, некстати думает Марина. Мертвые такие странные.

Ломается кусок спинки, Ника подает какую-то новую деревяшку, рука Марины поднимается и опускается – механически, как во сне. При каждом ударе хлюпает мертвая плоть зомби.

Вдруг все прекращается.

Марина переводит дыхание и сбрасывает окровавленную куртку. Недвижные тела почти полностью закрывают проход – возможно поэтому зомби остановились.

– Хотел бы я увидеть это в кино, – говорит Лёва.

– Эй, пацан, покажи класс! – переводя дыхание, говорит Гоша, и все смеются.

– Вы не поняли, – объясняет Лёва, – я бы хотел, чтобы про нас сняли кино. Мы же – герои!

– Я – нет, – говорит сокрушенно Ника, – я жуткая трусиха.

– Мы – герои, – повторяет Марина и, вспомнив слова Майка, добавляет: – Мы самые лучшие на свете!

– Они вернутся, – говорит Аннабель, – они всегда возвращаются. Что мы будем делать? У нас почти не осталось оружия.

– Давайте посмотрим, – предлагает Гоша, – может, еще что-нибудь найдем?

Марина нагибается и начинает шарить по залитому кровью и слизью полу.

– Черт, ничего не видно!

– Подожди, – говорит Майк и вытаскивает из кармана айпо.

В слабом свете маленького экрана Марина различает лица своих друзей: растрепанные, грязные, окровавленные, они смотрят друг на друга и нервно улыбаются.

– Когда мы станем мертвые, – говорит Ника, – мы же все равно останемся друзьями, правда?

– Ну, до этого еще далеко, – говорит Марина, – не дрейфь.

Нас наверняка уже ищут.

– Вряд ли нас ищут здесь, – говорит Лёва, – мы же никому про этот дом не говорили.

– Ну, все равно, – отвечает Марина, – будем держаться, пока есть силы. Не сдаваться же нам, верно?

И тут они снова слышат, как приближаются шаркающие шаги, плотоядное похрюкиванье, взвизги…

– За дело! – говорит Марина.

И вдруг понимает: в комнате кто-то есть.

Странное, необъяснимое чувство – будто в дальнем углу что-то зашевелилось, зашуршало. Может, крыса?

– Посвети туда! – командует она Майку, тот поднимает айпо, и в тусклом свете Марина различает в углу высокую закутанную фигуру. Человек делает шаг вперед, он стоит совсем близко, теперь уже все видят его. Забыв о приближающихся зомби, они смотрят на незнакомца – и тут он сбрасывает плащ. На нем что-то вроде формы, в полумраке трудно различить – какой. Мужчина смотрит на Майка и говорит со слабой улыбкой:

– Привет, племяш! – и добавляет: – Похоже, я чуть было не опоздал.

А потом он выбрасывает руки вперед, они словно вырастают, словно удлиняются на глазах, ладони вспыхивают серебром – и расцветают яркими, слепящими вспышками.

Марина отскакивает, Майк роняет айпо – но комната и так освещена белым пламенем, толчками вырывающимся из двух серебряных пистолетов в руках незнакомца. Неподвижные тела, загораживающие проход в комнату, разлетаются, объятые огнем. Мужчина одним ударом ноги отбрасывает сундук – рушатся остатки двери, открывается проход.

Озаренная серебристым сиянием выстрелов фигура вырастает в дверном проеме.

– Что, узнали меня? – кричит мужчина, и тьма отвечает паническим воем, отчаянным стоном, ором, лаем. – Узнали? Ну тогда – встречайте!

И сполохи огня уносятся в темноту.

От грохота у Марины закладывает уши – и вдруг обрушивается тишина, опустевшие магазины со стуком падают на пол.

Незнакомец поворачивается к Майку:

– Познакомишь меня со своими друзьями, племяш?

– Конечно, дядя, – Майк показывает на стоящих вокруг ребят: – Ника, Лёва, Гоша, Аннабель, а это – Марина.

– Очень приятно, – говорит мужчина. – Вы молодцы, ребята. Вижу, хорошо сражались. Наверно, даже без меня справились бы, а?

Он смеется, и Марина вспоминает: десять минут назад она была уверена, что все кончено, – и улыбается в ответ.

– Майк, как всегда, забыл меня представить, – говорит мужчина. – Я – дядя Ард, майор Ард Алурин.

– Ух ты! – говорит на этот раз Лёва.

– Они только отступили, – говорит Алурин, – у нас есть минут десять до следующей атаки. У вас есть серебряные ножи?

– Только у меня, – с гордостью говорит Аннабель.

– Плохо, – качает головой Алурин.

Он сидит на поваленном сундуке, в ногах – зажженный фонарь. Ребята столпились вокруг, на самой границе света и тьмы. Лицо Алурина в тени, хорошо видны только руки, один за другим вставляющие патроны в магазины, – и два больших серебряных пистолета.

Гоша осторожно тянется к пистолету и кончиками пальцев касается серебристой рифленой рукоятки.

– Так и просится в руку, да? – улыбается Алурин. – Лучшее оружие, какое только можно достать по обе стороны Границы. «Хирошингу-2001», сорок пятый калибр, магазин на двадцать патронов, специальная модель с увеличенной убойной силой. Разносит зомби на части с пятидесяти метров. Хочешь взять?

Гоша завороженно кивает и бережно сжимает пистолет в потной ладони.

– Легко взять – трудно выпустить, – усмехается Алурин. – Дай-ка его сюда.

– Скажите, дядя Ард, – вернув пистолет, спрашивает Гоша, – почему, если Граница проходит внутри дома, зомби атаковали нас снаружи? Как они проникли в город? Может, не в доме дело?

В Гошином голосе звучит легкая обида: он так полюбил этот дом, считал его своим даже больше, чем родительскую квартиру, – а вот на тебе!

– Это называется «эффект решето», – объясняет Алурин. – Иногда вокруг свежей бреши в Границе образуется множество новых ходов. Вы открыли один проход здесь, внутри дома – им прошел Майк, – а несколько десятков дыр возникло снаружи: оттуда и потянулись зомби. Такое ощущение, что они стояли наготове, не одиночные ромерос, а целая зомби-команда – уж больно слажено действовали. Возможно, твой отец, – и Ард кивает Майку, – подготовился заранее.

Алурин говорит уверенно и спокойно. Слабые щелчки патронов, встающих на свои места, словно аккомпанируют ему.

– Мой брат Орлок – опасный и злой человек. Когда мы оба были живыми, я не подозревал, что он работает на мертвых, но теперь понимаю – Орлок всегда хотел власти. Вскоре после Проведения Границ мой брат стал ведущим сотрудником секретной лаборатории Министерства по делам Заграничья. Считалось, что доктор Алурин изучает, как повелители подчиняют себе упырей, – но на самом деле Орлок искал способ подчинить своей воле живых, используя тот же самый механизм. Он действительно был талантливый ученый – так, по ходу дела он открыл принцип ограничения… его еще называют принципом свободы воли. Вы, наверно, проходили его в школе?