Визит корнета здорово поднял дух кардинала, словно заставил его помолодеть, по крайней мере, ощутить, что не все запасы здоровья и жизнелюбия растрачены, есть ещё за что цепляться в его бренном существовании.

Прилив сил и энергии даже заставил его высокопреосвященство покинуть кресло. Пройдясь по комнате, Ришелье сказал:

— У нас достаточно сил и средств, дабы сломить сопротивление гугенотов и взять Ла-Рошель штурмом. Однако за это мы будем вынуждены заплатить слишком большую цену, измеряемую в жизнях тысяч наших солдат. Допустимо ли сие? Нет. Тем не менее за то, чтобы держать в кольце блокады такой большой город, как Ла-Рошель, тоже приходится платить. Выдам вам маленькую тайну, господин корнет. Я выбил из наших толстосумов четыре миллиона ливров на эту войну и добавил к ним полтора миллиона своих кровных.

— Я бы поскупился, ваше высокопреосвященство, — позволил себе пошутить Олегар.

Кардинал рассмеялся.

— Мы можем ещё более усугубить положение осаждённых, выстроив дамбу, — продолжил он, — и отрезав город от моря. Тогда нам не придётся тратить порох и ядра, ларошельцы будут умирать от голода и болезней. Да, это звучит жестоко, но не мы начали эту войну!

— На войне — как на войне, — подал голос де Монтиньи.

— Именно, дорогой виконт, именно…

Приблизившись к окну, Ришелье задумался.

Королевский архитектор Метезо с инженером Тирио всё уже рассчитали. Дамба чуть ли не в треть лье пересечёт гавань Ла-Рошели от мыса Корей до форта Луи.

Четыре тысячи рабочих из Парижа возведут её к новому, 1628, году — вобьют сваи, укрепят их наискось брёвнами, а промежутки завалят камнями, скреплёнными илом. И тогда уже никто не поможет Маленькой скале![103]

Чувствуя, как растет его возбуждение и азарт, кардинал оглядел море за окном — начинался прилив, просто бешеный в этих местах. Приливная волна, нахлынув на берег, не уходит обратно в море. Вслед за нею надвигается вторая, третья, десятая, заливая водою всё пространство, недавно отобранное у моря в час отлива.

Бросив взгляд на дорогу, Ришелье увидел два больших воза с сеном, приближавшихся к замку, и удивился. Зачем им столько сена? Или возница ошибся?

В следующую секунду кардинал похолодел — расшвыривая солому, с возов полезли дюжие молодцы, вооружённые шпагами и мушкетами. Всё так же молча, словно во сне, они ринулись к воротам замка.

— Там… — еле выговорил Ришелье. — Гугеноты! Они… напали!

Олегар тут же вскочил и бросился к окну, невзирая на сан хозяина и наплевав на этикет. Тут же воздух сотрясся от нестройного залпа.

— Ваше высокопреосвященство, оставайтесь здесь, — решительно проговорил де Монтиньи и выскочил за дверь.

За порогом личных покоев кардинала находилась просторная лестничная площадка, размером никак не меньше десяти квадратных метров. Заметив бежавшего по лестнице Рошфора, Сухов резко спросил:

— Сколько вас тут?

— В замке осталось человек десять, — ответил бледный паж.

— Проклятие!

Сбежав по винтовой лестнице, Олег выскочил с разбегу в нижний зал, занятый трапезной.

Его витражные окна были наполовину расколочены пулями. Человек пять гвардейцев кардинала во главе с капитаном Луи де Кавуа держали оборону.

Яр, Нолан, Виктор и Шурик тоже были здесь. Рассредоточившись вдоль окон, они время от времени приподнимались и стреляли по нападавшим через окна, почти уже лишённые цветных стёкол. Увидев Сухова, Быков крикнул:

— Плохо дело! Четверых убили, Анри и Жака ранили!

— Это точно гугеноты?

— Они! — обернулся де Кавуа. — Только что орали, что пришли за его высокопреосвященством, а нам оставят жизнь, если мы не станем мешать!

— Стану! — пообещал Олег, холодно улыбаясь. — Рошфор! Найдётся в вашем хозяйстве моток крепкой верёвки?

— Безусловно!

В этот момент пуля, выпущенная со двора, расколотила розетку, венчавшую раму стрельчатого окна, и паж вжал голову в плечи.

— Принести?

— Тащи! Только не сюда!

— А куда?

— На лестничную площадку второго этажа донжона!

Рошфор убежал, а Сухова окликнул Анри де Лон, которого перевязывал Жерар Туссен:

— Что ты задумал?

— Хочу зайти этим засранцам в тыл — и пусть попрощаются со своими поганенькими жизнями! Вы со мной?

— Спрашиваешь!

— Тогда вперёд! Жак, ты не сможешь, у тебя рука ранена. Помогай гвардейцам, мы скоро!

Помахав скорбевшему де Терриду, Олег понёсся к лестнице.

На втором этаже донжона их уже поджидал Рошфор, приплясывавший от нетерпения. Толстая волосяная верёвка в руках пажа внушала доверие — такая и быка выдержит.

— Яр! Вяжи свои узлы! Ты же у нас скалолаз?

— А то!

Затянув крепкий узел, Быков вывалил тяжёлый моток за бойницу вниз. Конец верёвки шлёпнулся в неглубокий ров, заросший травой.

— Ты первый!

— Есть!

Ярослав, ловко перебирая руками и ногами, соскользнул вниз и встал, натягивая канат, чтобы следующим за ним было полегче.

— Лучше наденем перчатки, господа мушкетёры! — сказал Олег. — Не то ладони сотрём.

Просунувшись в узкую бойницу, Сухов полез вниз, перехватываясь за колючее «вервие простое». Зато не скользит. Дождавшись, пока в ров спустятся Виктор с Александром, Нолан, барон де Сен-Клер и Анри, Олег быстро сказал:

— Застанем кого перед воротами, не стрелять! Снимаем по-тихому. Огонь откроем во дворе. За мной, бегом!

Огибая крепостную стену, Сухов выбрался к воротной башне. Оба воза по-прежнему находились здесь. Тут же околачивались и возницы. Один из них сидел на козлах, нервно вертя кнут, а другой прохаживался, держа мушкет наперевес.

Олег повернул голову, осматривая свою «опергруппу». Мушкетёрские плащи, камзолы, ботфорты… Ему или барону трудновато будет прикинуться местным крестьянином.

— Нолан, ты у нас одет проще всех. Сможешь снять возничих?

Чантри ухмыльнулся.

— А я зачем сюда добирался? — спросил он весело. — Сниму!

— Я с тобой! — тут же вызвался Акимов и обернулся к Сухову за разрешением: — Можно?

— А сдюжишь? Ножом ведь!

Виктор сглотнул всухую, но мужественно кивнул.

— Ступай.

Обнявшись и покачиваясь, как дружки, воротившиеся с попойки, «американец» и «слуга» направились к возницам.

Те их заметили, вскинули разом мушкеты, но потом медленно опустили, приняв за местных забулдыг.

Сердито крикнув, чтобы проваливали, «водители кобыл» недвусмысленно повели стволами в сторону деревушки, но «пьянчугам» было море по колено.

Нудно бранясь и шатаясь, они приблизились, делая широкие жесты руками. Усыпив бдительность возниц, Акимов с Чантри выхватили ножи. Нолан полоснул одного по горлу, тут же выхватывая из рук умирающего мушкет, а Виктор всадил второму нож в сердце, как Олег учил — надавив ладонью на рукоятку.

Обернувшись, он неловко махнул окровавленным ножом — всё чисто.

— Пошли! — скомандовал Сухов.

Вооружившись мушкетами, они ворвались во двор замка.

Гугеноты рассредоточились по территории, укрываясь за контрфорсами, подпиравшими крепостную стену, за колодцем, сложенным из округлых глыб, за красной каретой с гербом Ришелье на дверце.

Прячась, нападающие лихорадочно заряжали свои ружья, порой роняя пули и просыпая порох из рожков.

Выстрелы гремели не часто, но постоянно. Целых стёкол уже не осталось, а дверь была изрешечена настолько, что просматривался её каркас из брусьев.

Неожиданно через парапет на плоской крыше донжона перевесился гвардеец с мушкетоном.

Выстрел грянул как гром среди ясного неба, а метко выпущенная пуля поразила гугенота, стоявшего на четвереньках за колодцем. Он тут же распластался, подёргиваясь в агонии, а его товарищ вскинул мушкет.

Олег не поспел самую малость — два выстрела слились в один, и оба были удачны. Стрелок на крыше выронил мушкет, а следом и сам ушёл в долгий кувырок, только красный плащ с крестом затрепетал в полёте.